…Катарина долго отмокала в ванне, пускай и больше всего на свете ей хотелось немедленно выбраться, одеться и вернуться на берег пруда. Но она заставляла себя лежать. Терла кожу жесткой щеткой. Выполаскивала волосы, пытаясь избавиться от запаха.
– Ты там не утопла еще? – вежливо осведомилась Джио.
– Почему я такая невезучая? – Катарина понюхала собственную ладонь. – Я ведь просто… просто баловалась.
– И нашла труп.
– Да.
От руки пахло ароматным мылом, но все равно нет-нет да чудился характерный запашок гнили. И Катарина решительно взялась за щетку.
– Может, это и неплохо…
– Думаешь?
– Он всех несколько отвлечет, – Джио сидела по ту сторону двери. Если бы Катарина ее позвала, она бы помогла. – Во всяком случае, двоих. И не вздыхай. Выбирайся уже, будем волосы сушить. И постарайся вечером быть любезной.
– С кем?
– Со всеми. Авансов не давай, но любопытство прояви. Это неправильно, когда хозяйка дома не очень интересуется подобными находками. А дознаватели чуют неправильное.
Катарину передернуло.
– Я ж говорила, что я везучая, – она выбралась из ванны и прошлепала к порогу, оставляя на камне цепочку мокрых следов. – То труп, то дознаватель…
– Смотри на это иначе, – Джио накинула полотенце на голову Катарины. – Стой смирно… одно к одному складывается. Одно и к одному…
Волна тепла прокатилась по коже, и Катарина блаженно зажмурилась.
– Как ты думаешь, – спросила она, когда тепло истаяло, – кем она была?
– Понятия не имею. Главное, что кем бы ни была… ей не стоило здесь появляться.
Спорить с этим было сложно.
Глава 23
Кевин нервно расхаживал по холлу. Он переоделся, сменив один светлый костюм на другой, и Катарина подумала, что багажа при карете было не так и много. Так откуда взялись костюмы? И тросточка. Шляпа с загнутыми краями. Яркий жилет. Бутон в петлице.
– Дорогая кузина, – Кевин поспешно поклонился, – я уже думал, не стоит ли отправиться в город за целителем.
– Вам дурно?
– Мне? Отнюдь. Но вы… такой кошмар, ужас просто! Невообразимый ужас, – он попытался взять Катарину под руку, но та коварно спрятала руки за спиной.
И отступила.
Кевин сделал шаг вперед. Катарина отступила снова. И повторила отступление, пока не оказалась прижата к стене.
– Что вы делаете? – мрачно поинтересовалась она.
А ведь они не так чтобы и похожи. Нет, на первый взгляд близнецы – истинная копия друг друга, на второй тоже, а вот если хорошенько присмотреться, то становятся заметны и отличия. Вот пухлые губы капризно изогнулись. Чуть дернулся кадык на шее, перехваченной разноцветным платком.
Мешки под глазами, пусть и припудренные, но все равно заметные. Легкая одутловатость щек. Он копия брата, но дурная.
– Что я делаю? – бровь приподнялась.
– Вот и я вас о том спрашиваю, – Катарина шагнула в сторону. – Будьте любезны, держите руки при себе…
– Иначе? – Его палец коснулся ее щеки. – Ты такая забавная… такая милая… теплая… а Гевин – холоден. Что поделаешь, змеюка – она змеюка и есть.
От прикосновения Катарину передернуло. И она потерла щеку, на которой будто остался грязный след. А ведь только-только умылась.
– Я же знаю, как сделать женщине хорошо… – Он дыхнул смесью горечи сигарет и спирта.
– Вы пьяны.
– Брось, – Кевин поймал ее за руку и притянул к себе, прижал, вдавив к стену. – Я тебе нравлюсь. Может, меньше, чем эта белобрысая скотина, но все одно… нравлюсь.
– Нет.
– Я всем нравлюсь.
– Это ничего не значит, – Катарина попробовала оттолкнуть урода, который не нашел ничего лучше, как тереться носом о ее шею. Боже, если он вздумает шею облизать, как иногда делал Генрих, Катарину просто-напросто стошнит. – Да уйдите же…
В ухо дохнули той же дымно-алкогольной смесью, а наглые руки полезли в корсаж. Не хватало… она вывернулась, чтобы дотянуться до подвески и сдавить ее. А в следующее мгновение Кевина отбросило.
Как отбросило… опрокинуло на спину, протянуло по полу, чтобы грохнуть о двери.
– Ах ты… – он поднялся на четвереньки. И глаза налились кровью. – Ты…
Кевин выразился вовсе не так, как надлежало выражаться джентльменам, особенно если речь заходила о дамах. И, поднявшись на четвереньки, качнулся. Вставал он медленно, всем видом своим показывая, что как только поднимется…
Второй удар сбил его с ног, закружил и, кажется, припечатал к стене.
– Убирайтесь, – сухо произнесла Катарина. – Я не желаю видеть вас в своем доме.
– Ты…
Ругаться Кевин умел. Не так, конечно, как иные, кто думал, что ругань придает сил и помогает выдержать пытки, но все же… все же неплохо. Бодро. С немалой выдумкой.
– Я вас всех, – он все же встал, опираясь на стену. – Я всех вас… пожалеете…
Сухо щелкнула молния, пробираясь по камням, заставляя Кевина отступить. И еще на шаг. И еще… Джио забавлялась, выпуская один огненный побег за другим. Она позволяла им коснуться человека, вцепиться в его одежду, слегка взобраться по ней и гасила прежде, чем будет причинен вред.
Джио хорошо знала законы.
– Ты… и твоя… тварь… еще пожалеете…
Огненный цветок распустился перед самым лицом Кевина, заставив шарахнуться и вывалиться за дверь.
– Так-то лучше, – произнесла Джио, послав последнюю молнию, которая, судя по вскрику, достигла-таки цели.
– А раньше ты не могла вмешаться? – Катарина отчаянно терла щеку.
– Могла, но зачем?
– То есть незачем? Этот… эта… с-скотина…
– Была пьяна, судя по тому, что мне донесли.
– И что? Это его оправдывает?
– Нет, это позволяет взглянуть на него со стороны, – Джио явно не чувствовала себя виноватой. – А то мало ли, вдруг он и вправду тебе понравится.
Еще чего. Катарину била мелкая дрожь. И ей пришлось обнять себя, чтобы хоть как-то успокоиться.
– Это… ты… подстроила?
– Если о том, что бренди ему отнесли вместо бокала бутылку, то да, моя вина. А все остальное – его собственная фантазия.
– А я?
– А тебе пора научиться защищать себя. И ты справилась.
Наверное.
Но почему Катарине так плохо? Она закрыла глаза, коснулась стены, говоря себе, что она в своем доме. Что эта стена надежна. И дом тоже надежен. И собственной волей Катарина вполне может выставить из него любого… именно так. Она хозяйка. Она, и только она.
– Вот так, дыши глубже.
– Терпеть не могу пьяных. Генрих в последние годы… ты помнишь?
– Помню, – щеки Катарины коснулся платок. – Вот так лучше. И улыбнись. Генриха больше нет. Джон… его тоже нет. К счастью.
Верно, к счастью.
Там, во дворце, он бы в конце концов не сдержался. Их неслучайные встречи, раздражавшие столь многих. Беседы о вещах, что понятны лишь тем, кому довелось смотреть, как выглядит эшафот, кто знает, о ком плачет первая королева, и слышал, как вздыхают в Королевской башне призраки.
Его доброта. Ее слабость. Плохое сочетание. Очень плохое. И Катарина ушла вовремя.
– Отец тоже остался позади. И тебе нужно учиться жить самой. А это не так и просто и далеко не всегда приятно.
– А если бы он… если бы попытался…
– Тогда я бы его убила. И в этом конкретном трупе не было бы ничего тайного или загадочного.
Катарина вяло улыбнулась:
– Как думаешь, мне стоит вернуться к пруду?
– Думаю, что этого от тебя ждут. Женщинам положено быть любопытными.
– Тогда… – она вздохнула, – я поднимусь к себе. Если кто спросит, скажи, что я расстроена, больна или вообще при смерти. Просто не хочу никого видеть, и вообще.
Джио кивнула. И руку подала. Правильно. Оказывается, если отпустить стену, то сил у Катарины не останется. А вот в комнатах хорошо.
Там, за чертой подоконника, горит весна. И зеленеет сад. В нем черемуха, малина и сирень – где-то она есть, ведь ветер приносит тонкий ее аромат. Понять бы еще где. И Катарина, забравшись на подоконник, погладила темную ладонь плюща.
Вздохнула. Закрыла глаза.
Тетушка Лу устроит скандал? Или, наоборот, будет рыдать и вымаливать прощение? И как поступить? Простить? Нет, это глупо. Кевин не показался Катарине человеком, способным переступить через обиду, пусть и вымышленную. Он не забудет того, что полагает унижением, а значит, оставлять его в доме просто неразумно. Тетушка… если ей так хочется быть с сыном, пусть и убирается с ним же. И Гевин следом, ибо одинокому мужчине не следует задерживаться в доме молодой вдовы.
Катарина улыбнулась.
А ведь неплохо выходит. Сугубо теоретически. И артефакт сработал. Катарина коснулась невзрачной с виду капельки. А потом решительно слезла с подоконника и открыла альбом. Хватит бездельничать.
Она перелистнула страницы с рунными узорами, вид которых не вызывал ничего, кроме головной боли, и потерла виски. Нет, с этим Катарина пока не готова работать. Может, позже? Тогда с чем? Она вытащила свой ящик, в котором хранились инструмент, кое-какие заготовки, изрядно запылившиеся за годы бездействия, и камни.
Вот он. Кусок молочно-белого нефрита, теплый и с виду, и на ощупь. Длинный и узкий, и оттого формой своей некогда казавшийся неудобным. Катарина, помнится, долго маялась, не решаясь распилить камень. Все ее нутро протестовало против этого в общем-то весьма логичного поступка.
И выходит, она знала наперед? Или высшие силы подсказали? Или, скорее, просто совпало одно к одному. Она смахнула легкий налет пыли.
Флейта… кто делает флейты из камня? В них не будет ни жизни, ни звука, но почему-то Катарину данное обстоятельство ничуть не смущало. Она подвинула к себе альбом, положила на лист камень и парой штрихов отметила края. Вот так.
И нужно… да, нужно, чтобы эта флейта была красивой. Как Джио. Никто не понимает, насколько она на самом деле чудесна. А Катарина видит. Она закрыла глаза, представляя будущее творение, в котором не останется места магии иной, помимо созидательной, но это тоже было неважно.
Вдох. И выдох.
Кусочек угля касается белого листа, оставив легкий штрих. И второй. И третий… и руки Катарины, оказывается, скучали по этому нехитрому действу. Они спешили восполнить потерянные годы, создавая образ будущего… артефакта?