Ее кивок был едва заметен.
– Но я… ты принесла клятву, что опять же исключает возможность причинить вред. В какой-то мере. Однако это не значит, что ты должна мне помогать. А ты помогала. С самого первого дня.
– С самого первого дня я представляла, как было бы забавно, если бы ты лишилась головы, – Джио сощурилась, и проглоченный огонь блеснул из-под ресниц. – А лучше, чтобы я тебя лишила головы. Это ведь не так и сложно. Чуть повернуть, чуть поднажать, приложить малую толику силы, что у меня еще осталась. Но клятва мешала… изрядно мешала. Он всегда умел их составлять. Знаешь, как его зовут наши?
– Как?
– Словоплутом.
– Ты не первая, кого он…
– Первая. Но не последняя. Он забрал часть моей силы, и тогда собственные его возросли. Думаешь, его друг так уж желал делиться добычей? Знанием? Нет, он обратился к отцу за помощью. Попросил побеседовать с одним безумным дервишем. Их там много… порой мне кажется, что от вечной жары в колониях каждый второй становится безумцем. А каждого первого лишает разума бесконечный дождь.
Джио мелко отряхнулась, как это делают собаки.
– До сих пор неуютно… а ты не сиди, к завтраку собирайся, пока твоя тетка сюда не приперлась.
– Не моя.
– Нехорошо рушить игру, особенно чужую.
И Катарина с ней согласилась.
Из платьев, которых осталось не так и много, она вытянула темное, цвета ночного неба, украшенное лишь простой вышивкой по рукавам и подолу.
– Твой отец умеет красть чужие тайны. И тот дервиш вдруг уверился, что перед ним сидит самый надежный, самый верный друг, которому можно довериться. Он нарисовал карту. А когда наваждение схлынуло, попытался убить Словоплута.
Странно. И главное, похоже на правду. Никто и не помнил, чтобы отец брался за оружие. А еще никто не понимал, как получается у него делать то, что он делает.
Без угроз. Без подкупа. Просто беседуя с людьми. С разными людьми. И многие из них отца втайне ненавидели, верно, были правы, но и ненависти оказывалось недостаточно, чтобы устоять перед его речами.
Платье легло муслиновой броней.
И сама Катарина… перед свадьбой он наведался и говорил. В кои-то веки не отдавал приказы, но именно говорил, так, как ей когда-то мечталось. Доверительно. Как с равной. Он рассказывал о роде и важности этого брака, о терпении, которое Катарине понадобится, чтобы исполнить свой долг, о… о многом. И она поверила.
– Но убить его тоже непросто.
– Из-за крови?
– Эта была отдана не добровольно, что бы он ни думал. Магия умеет различать подобные вещи. И пусть мне пришлось платить за глупость, но и он рано или поздно ошибется. А мое счастье в том, что даже в этом теле я проживу куда дольше обыкновенного человека.
– Ты красивая.
– А ты дурочка, которая не воспользовалась своим шансом, – проворчала Джио, отворачиваясь. – Что до прочего, то… однажды я поняла, что твоя смерть не принесет ему боли. Что ты для него значишь ничуть не больше, чем я. И это было странно. Мой род… слишком мало осталось подобных мне. И каждое дитя для нас – это воистину сокровище. Да сокровищем ты и стала. Вряд ли когда-то у меня появятся дети.
– Я могу отписать Джону.
– И тот отнимет мою флейту, а потом, поддавшись высокому чувству, вернет ее? – Джио фыркнула. – Самой-то не смешно?
– Уже смешно, – Катарина застегнула последнюю из трех дюжин пуговиц.
Осмотрела себя в зеркале, признав, что отражение стало строже и старше. И не мешало бы воспользоваться пудрой, ибо веснушки совсем с ним не увязывались.
– Даже если и вернет… в ней уже не осталось жизни и силы. Словопут ее всю выпил.
– Мне жаль.
– Помнишь тот день, когда тебя пытались убить?
– Сложно забыть, – Катарина осторожно пристегнула воротник из черного траурного кружева. – Я до сих пор не знаю, как выжила…
– Кровь. Тогда я отдала ее. Добровольно. Во второй раз. И этого хватило. Нам обеим.
– И что теперь?
Джио встала за спиной и помогла зацепить край кружева за железный крючок.
– Ничего. Живи, пока есть возможность. Соблазни этого бестолкового теневика. Роди от него дитя. Никто не посмеет тронуть того, в ком есть хоть капля крови Дану. Даже твой отец не рискнет связываться с ушедшим народом… да…
– Но и позора не простит.
– Возможно, – Джио расправила спицы, раскрывая кружевной воротник огромным веером. – Возможно, это будет неплохая маленькая месть.
И Катарина ей улыбнулась.
Месть и вправду получится… интересной. Вот только кому?
Глава 33
Тетушка Лу выглядела растерянной, причем настолько, что платье надела вчерашнее, а про пудру и вовсе забыла. На ее округлом личике застыло удивленное выражение. Казалось, она категорически не понимает, как очутилась в этом месте и, главное, почему.
– Доброе утро, – сказала Катарина.
– Доброе. Наверное, – тетушка Лу зябко повела плечами и пожаловалась: – Холодно тут… дует… сквозняки ужаснейшие. Разве вы не чувствуете?
– А вы чувствуете? – Джио прищурилась.
– Как их можно не почувствовать? Нет, с меня хватит, я уезжаю. Сегодня же. Кевин, мальчик мой… – она оглянулась и, не обнаружив за плечом Кевина, обхватила себя. Губа ее оттопырилась, а бровки сошлись над переносицей. – Куда опять подевался этот несносный мальчишка?
– С ней все в порядке? – шепотом поинтересовалась Катарина.
А Джио покачала головой.
– В город уехал, – ответила она, взяв тетушку Лу под руку. – Вы ведь сами его отправили.
– Я? – еще больше удивилась та и, нахмурившись, руку попыталась выдернуть. – Что вы себе позволяете?! Это вы моего мальчика выгнали! Как так можно? Он, бедный, так старался, так старался…
– Вы заболели, – Джио произнесла это с нажимом.
И тетушка замолчала, лишь спросив:
– Я?
– Вы.
– Заболела?
– Именно.
– Глупости, – она встрепенулась. – Я никогда не болею. Я на редкость здорова. И могла бы родить много здоровых детей. И не моя вина, что мой Гарольд оказался таким… таким… – Нижняя губа ее отвисла.
– И все-таки нам кажется, что вам стоит отдохнуть.
– В моей комнате дует, – капризно произнесла тетушка. – Сильно дует!
– Выберете другую.
– Какую?
– Любую.
– Здесь везде дует!
Катарина присмотрелась к женщине, пытаясь понять, что же с ней случилось за сегодняшнюю ночь. Но ничего не увидела.
Разве что кожа бледновата. А нос будто бы заострился. Но ведь случается при болезни.
– Я больше не желаю оставаться здесь! – воскликнула тетушка. – Кевин…
– Он в городе, мама, – устало произнес Гевин. – Ты хочешь поехать к нему?
– Хочу.
Гевин поклонился. Притом показалось, что не столько Катарине, сколько Джио, которая все еще пыталась удержать тетушку Лу.
– Тогда я буду рад тебя отвезти. Но ты же понимаешь, что ты не можешь ехать в этом? – Гевин двигался с той неестественной плавностью, которая выдавала в нем ту, иную природу. – Тебе надо переодеться.
– Да? – на личике тетушки Лу вновь появилось сомнение.
– Конечно. В дорожное платье. Разве Кевин обрадуется, увидев тебя такой?
– Она меня держит!
– Она отпустит, – Гевин кивнул, и Джио разжала руки. А он коснулся матушкиного плеча. – Идем, я помогу…
– Это неприлично.
– Сумку собрать. Ты ведь не станешь сюда возвращаться?
– Нет, конечно, – она вскинула голову. – Мне нечего делать в этом доме!
– И я о том же. Поэтому вещи нужно собрать…
Он вел ее медленно, подстраиваясь под неловкую ее походку, и Катарина, глядя на женщину, не могла отделаться от ощущения, что видит не человека, но куклу. Одну из тех, раскрашенных, обряженных в платье, которые двигались по воле кукольника.
Стало не по себе.
– Она…
– Вчера и кричала, – сказала Джио, когда тетушка Лу скрылась за дверью. – Я так думаю… только подождем змееныша. Не зря к ней напросился. Посмотрим.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как появился Гевин.
Мрачный. И… злой? Эту злость не выдавали ни жесты, ни выражение лица, но Катарина кожей ощущала ее. И это чувство заставило попятиться.
– Прошу прощения, – Гевин остановился. – Оказывается, некоторые эмоции и я способен испытывать. Весьма… своеобразный опыт. Предлагаю вам пикник.
– Пикник? – менее всего настроение располагало к пикнику.
– В саду, – зачем-то уточнил Гевин.
А Джио, глянув в окно, отстраненно заметила:
– Погода весьма для того подходящая…
Катарина ей не поверила, но все же согласилась:
– Действительно… жаль будет упустить такой случай.
Солнце светило. Трава зеленела. Бабочки опять же порхали. И мирная эта картина заставляла острее ощутить исходившую от Гевина злость.
А корзинку для пикника, что характерно, он с собой принес. И плед. И подушки. И бутылку вина, которое разлил по бокалам. Причем первый подал Джио и с поклоном.
– Не наглей, – бокал она приняла и сказала как-то… лениво.
– Разве это наглость – угостить красивую женщину вином?
– Ту ли угощаешь?
– Брак я тебе не предложу, хотя бы потому, что вряд ли получу согласие, – Гевин пожал плечами. – А остальное… мы ведь не станем лишать друг друга малых радостей?
Катарина благоразумно промолчала.
Вино оказалось плотным, тягучим и отвратительно сладким, но Джио, кажется, пришлось по вкусу.
– Думаешь, отравят? – она подняла бокал и посмотрела сквозь него на солнце. Прищурилась.
– Вероятность существует.
– Матушка…
– Заражена.
– Что будешь делать?
– Уже.
И как-то так это прозвучало, что Катарина поняла – не стоит уточнять, что именно он сделал. А вот Джио понимать не захотела:
– Убил?
– Спит. Это выглядит похоже на смерть, но, клянусь чешуей Первого змея, это сон. Глубокий сон, который не позволит тварям завладеть ее телом. Они тоже уснули. И у меня будет время найти правильный яд.
Он нахмурился. И сделался серьезен.
– Дитя Дану поможет. У нас общее дело.