– Он остановился в нашем доме, и это обрадовало Дерека. Он восхищался этим человеком, да… хотя, как по мне, Словоплут недостоин восхищения, но оказалось, что язык его и вправду творит чудеса. И вовсе не те, которые пришли тебе в голову, развратный мальчишка… ему даже меня удалось убедить.
В прищуренных глазах блеснула тьма.
– Он сказал, что я верно поступила, что меньше всего королевству сейчас нужна смута. И что, согласись Дерек на предложение, он бы просто погиб, навеки заклеймив свой род ничтожным, неудачным мятежом. И что я повела себя так, как надлежит достойной жене. Понимаешь, он знал.
Призрачные конечности исчезали где-то в теле, они покрывались дымкой и втягивались внутрь, хотя Кайден и не представлял, как подобное возможно.
– Знал, кто я. И на что способна. И что я вряд ли сумею причинить ему вред… и что боюсь. Я никогда не боялась после того дня, как мой дом сгорел. Да, я старалась вести себя осторожно, привыкала к людям и научилась жить с ними. Оказалось, это вовсе не так и сложно при соблюдении некоторых правил, да… но именно этот человек… рядом с ним я леденела и теряла способность мыслить здраво. А он говорил… и говорил… и опять говорил… убеждая, что он вовсе не опасен.
Конечности вновь вытянулись, раскрылись лепестками чудовищного цветка. Острые когти подрагивали, а массивное брюхо призрачной паучихи поднялось высоко.
– И мы оба видели, что я не верю. Тогда он сказал, что ни Дереку, ни мне, ни детям моим ничего не угрожает, если я буду вести себя благоразумно. И я согласилась. Он ведь не потребовал ничего особенного.
Ей явно пришлось сделать над собой усилие.
А серая рубаха на столе обретала плотность, которая позволила бы ей существовать в мире яви.
– А что потребовал?
– Помощи. Сказал, что однажды ко мне явится девушка, которая покажет венец из желтых алмазов, и тогда я должна буду сделать то, что это девушка попросит. А потом убрать саму память о ней.
Даже так?
– И она…
– Появилась. Спустя столько лет… знаешь, дитя королей, для людей семь лет – это много. Мой муж забыл о мятеже, решив, что он всегда был верен короне. И обрадовался, когда заслуги его отметили орденом. Он уверился, что и вправду его место здесь, тем паче что торговые дела пошли куда веселее. Я почти отучила его заниматься контрабандой…
– Пропавшие караваны – ваших рук дело?
– Старые, – паучиха сложила руки на коленях, правда, ненадолго. – Будь добр, там, на полке, выбери фиал по вкусу…
Полку Кайден увидел лишь сейчас, длинную, сделанную из грубого, неотесанного дерева. На ней уместились несколько дюжин склянок. Крупные, сделанные из мутного, пусть и толстого стекла, и вовсе крохотные. Эти вытачивались из хрусталя.
Или оникса. Из теплого янтаря, который казался живым. Из обычной глины, сохранившей отпечатки рук человеческих. Но все было… не то? Слишком большое. Или маленькое. Вычурное. Недостаточно изящное. Чересчур живое или напрочь лишенное тени жизни.
Кайден перебирал фиалы один за другим, пока пальцы не коснулись чего-то теплого. Гладкого.
Лунный камень? Будто застывший лунный свет.
– Хороший выбор, – согласилась леди Тирби и протянула руку. – Надеюсь, после увиденного ты не изменил своего мнения обо мне?
– Ничуть.
А ведь она вполне способна убить прикосновением, хватит крошечной капли яда, которой Кайден даже не ощутит, как и не поймет, что отравлен.
Поэтому их опасались. Поэтому убивали.
Пальцы коснулись теплой ладони.
– Смелое дитя.
– Я уже не дитя.
– Вижу, – ответила она вполне серьезно. – А она была ребенком… потерявшимся ребенком, которому обещали помочь, а вместо этого принесли в жертву.
Его рука задержалась в ее руке чуть дольше, чем следовало, но Кайден убрал пальцы до того, как когти паучихи коснулись их. Они обняли фиал, спрятали его в горсти и поднесли ко рту.
Показалось острие языка. Уперлось в горлышко, пробивая каменную крышку. И исчезло.
А паучиха провела над фиалом ладонью, и остатки сока запечатали отверстие.
– Возьми.
– Что это?
– То, что будет нужно больше всего. Я не знаю. Возможно, яд, способный убить даже дракона. Или же средство, что позволит любым ранам затянуться, кроме сердечных разве что. Над сердцем я не властна, а вот тело… ты слышал, что Мертвая река вовсе не так уж мертва? Просто не всем дано изменять свойства ее вод.
Фиал был теплым. И от него пахло… а пожалуй, той же Мертвой рекой. И вечной куделью, которая тянулась и тянулась, повинуясь ловким пальцам нестарой старухи. И в этом движении виделось когда-то постоянство, предопределенность.
– Не только детям Дану позволено спускаться к истокам, – она откинулась на кресле. – Но это нелегко… я способна воссоздать любое вещество, которое лишь испробовала, будь то лекарство или яд. Мед. Или горечь молотого перца. Вино. Воду… что угодно.
Воды Мертвой реки, стало быть? Кайден поднялся и, сложив руки на груди, отвесил низкий поклон. А потом попросил, ибо не вправе был больше требовать:
– Расскажи мне о той девушке.
– Девочке… если бы не данное слово, я бы взяла ее в дом, пожалуй. Она бы отогрелась. Она все время зябла и дрожала, куталась в нелепую какую-то шаль… на ней было роскошное платье, слишком пышное и тяжелое для нее. А вот венец казался совершенством…
Он нисколько не утратил своего совершенства даже в том подвале, в котором ныне хранился, поскольку Кайден не представлял, что с ним делать.
– Желтые алмазы. И желтые же топазы. Несколько бериллов для равновесия, ибо камней самих по себе не хватило бы, чтобы удержать ту сущность, которая избрала тело девушки вместилищем.
– То есть вы видели?
– Конечно, этого лишь полный слепец не заметил бы. Нет, она еще сохраняла некоторое подобие рассудка, но именно что подобие. Она только и могла, что говорить о возвращении, о необходимости этого возвращения, о том, что я обязана помочь. Ночь, дождь. Осень на дворе, куда ехать? Но она требовала, не просила, а именно требовала, не понимая, что делает. И я поддалась. Я вдруг испугалась, что ее такую увидит Дерек. У него появятся вопросы, а далеко не на все я могу ответить.
Фиал грел руку. И Кайден убрал его в кошель, а кошель придержал рукой. И, чувствуя близость родных вод, притихли клинки.
– Я велела заложить коляску. Сказала, что еду по делам приюта. Впрочем, прислуга давно научилась не замечать лишнего, кроме этого мелкого ублюдка, которого я сама привела в дом. Мне нужен был кто-то, кто мог бы держать дела мужа под контролем. Дерек хороший человек, но порой он отвратительно рассеян, и я нашла помощника… как мне казалось.
Но человек оказался неблагодарен. С людьми подобное случается частенько. Да и с нелюдями тоже.
– Мы отправились втроем. Он сказал, что желает помочь, а я… признаюсь, эта девушка – то, что скрывалось в ней, – пугала меня. Я довела ее до порога. Добилась, чтобы дверь открыли, и велела принять Катарину. Так ее звали. А после вернулась к себе, надеясь, что больше никогда не увижу ее.
Леди Тирби провела ладонью по рубашке, подцепила край, помяла, проверяя на прочность.
– Еще немного погодить. Хватит, чтобы завершить историю. Я отправилась к ней на следующее утро. Не хотела, говорила самой себе, что это будет лишним, но вот все же… я отправилась, чтобы узнать, что девица съехала. Мне показали пустую комнату, в которой – я готова поклясться древней кровью своей и матерью, что некогда связала паутину истинного мира, – никто не ночевал. Постель не сохранила ни запаха, ни тепла, ничего…
– И вы уехали.
– Да. Я не знала, что случилось с ней. И зачем нужна она была Словоплуту, но… меня это больше не касалось. До недавнего времени, как понимаю.
Она убрала руку.
– Возьми, тот, кто заставляет камень петь. Мне кажется, что в этой игре тебе понадобится защита. Или не тебе. Решай сам.
Кайден отвесил еще один поклон и попросил:
– Вернитесь домой. Лорда Тирби весьма расстроил ваш отъезд.
– А что будет… – она оглянулась на дверь, – с приютом?
– Ничего. Разве что… мне сказали, что вы ищете новый дом? У меня на примете есть пара достойных поместий. Несколько запущенных, правда, но это же не беда?
Леди Тирби улыбнулась. Почти искренне.
Пожалуй, перемирие можно было считать заключенным.
Глава 36
Странно было ходить по дому, зная, что где-то здесь, совсем рядом, затаилось чудовище. И это чудовище знало, что Катарина догадывается о нем, а еще знало, наверное, что деваться ей некуда. И как быть? Притвориться? Снова. Она ведь так хорошо умеет притворяться.
Делать вид, что счастлива. Улыбаться, когда больше всего хочется просто закричать.
Говорить тихо и правильные слова, приятные собеседнику, даже зная, что человек этот тебя ненавидит. Но и он, став на горло своей ненависти, ответит столь же вежливо. И мило. И быть может, выпади удобный случай, затянет на горле удавку, но… потом… когда-нибудь.
Катарина покачала головой.
И почему ей казалось, что стоит уйти из дворца, и все изменится? Хотя… во дворце было чище. И людей много больше. Там постоянно звенят струны, заглушая скрип старого паркета. А зеркала не подернуты толстым слоем пыли.
Странно, как они вовсе уцелели здесь. И все прочее…
Катарина подошла к ближайшему, заглянула.
…Вспомнилась старая нянька с ее суеверным страхом перед такими вот зеркалами. Шепоток. Не смотрись, а то откроется тайная дверца и выглянет жених, ликом бел, душой черен. Схватит обеими руками и уволочет…
– Вы красивы, – тень, что поднялась из глубин стекла, заставила Катарину попятиться. – Прошу прощения, если напугал вас.
– Напугали, – не стала лгать она, вдруг поняв, что неимоверно устала от притворства. – И вы мне не нравитесь. Я вас, если подумать, слегка боюсь, а я не хочу бояться своего мужа. Да и вам я не слишком симпатична. В отличие от Джио.
– Это ревность?
– Это факт, – она закуталась в старую шаль, которую обнаружила в глубинах шкафа. – Одно дело – жить с мужчиной, которому ты по сути безразлична. И совсем другое – с мужчиной, который симпатизирует другой.