И взгляды эти Кайдена несколько нервировали. Подумалось даже, что тип – не король и его смерть особых проблем доставить не должна…
Но тут подошли к дворцу.
Камень. Много камня.
Мрамор белый, что кость морского зверя. Мрамор розовый. Мрамор теплый, будто кожа. И мрамор же черного цвета. Он сотворен магией и несет в себе эхо силы, которое Кайден чувствует, как чувствует и дрожь охранных плетений, что проросли в стенах. Они просыпались одна за другой, тонкими лозами выползали, наполняясь силой, готовые обрушиться на голову наглеца, что дерзнул побеспокоить хозяина.
Кайден остановился. Огляделся.
И усмехнулся. Человек и вправду надеется, что родовой магии достаточно? Хотя… Кайден сюда не воевать пришел, а доказать себе, что в достаточной мере взрослый, чтобы жениться. И осторожно сжал дрожащие пальцы женщины, на чьих руках будут хорошо смотреться брачные браслеты.
Змей найдет подходящие. Наверняка среди оскудевших сокровищ его что-то этакое завалялось… да и насчет оскудения Кайден изрядно сомневался.
Очередная дверь, украшенная золотыми узорами, распахнулась, и король произнес:
– Думаю, здесь нам всем будет удобно.
Он легким шагом пересек комнату, чтобы занять массивное кресло, что стояло на небольшом возвышении. Кайден огляделся.
Комната была невелика.
Роскошна, как и все иные, через которые его провели. Окна вот красивые, из цветных стеклышек сложены. В замке Кайдена тоже такие будут, чтобы солнечный свет раскрашивать. Чтобы вот так же растекался он по подоконнику разноцветными лужицами, которые тянуло потрогать, вдруг да окрасит пальцы, как от ягод.
Ковер на полу. Картины на стенах. Блестит хрусталь. Давит позолота. Слишком уж ее много, и оттого кажется, что комната тесна. А вот мебели могли бы и побольше поставить, хотя бы парочку стульев. У Кайдена ноги устали стоять. Он, между прочим, еще недавно помирал, а тут…
Покачав головой, Кайден опустился на пол. И змей отчетливо фыркнул, явно сдерживая смех. Вспомнилось, что Дуглас говорил, что в присутствии королей сидеть не положено. Наверное, огорчился бы, если бы тут был. Но Дугласа не было, а что до короля, устроившегося на своем парчовом троне вполне себе удобно, то он, кажется, не слишком переживает.
Может, тоже пришел к выводу, что некоторые правила на редкость бессмысленны.
– Я слышал, что у вас специфические манеры, – первым заговорил король.
А тот, второй, с кислой рожей, встал за королевским плечом. Охранять собрался? Или советовать?
– Устал просто, – Кайден ноги скрестил и свою женщину потянул. Она, быть может, тоже устала во всех этих бархатах, в которых до человека попробуй-ка доберись. – Ты, стало быть, король?
– Я.
Король улыбнулся. Кажется, происходящее его забавляло. Но Кайден оглянулся на того, кому верил больше, чем людям.
– Он, – подтвердил змей.
– К сожалению, – добавила драконица, тоже опускаясь на пол. Она протянула руки к камину, и поверх сушеных цветов, которыми его забивали – бабушка вот тоже полагала это красивым, – вспыхнуло синеватое пламя. Запахло паленой пылью, гарью, впрочем, ненадолго.
А Катарина все-таки села. Хорошо.
Если же обнять ее, то еще лучше… а королю не понравилось. Нахмурился, надулся, но смолчал.
– Я пришел за своей женщиной, – сказал Кайден, решив, что человеческие игры со словами ему малоинтересны. – Ты забрал ее. У тебя, как я слышал, есть другая, которой ты принес клятву перед лицом ваших богов. Но людям часто становится мало. Люди жадные.
Не отпустит.
Люди и вправду жадные. И Джон пусть и держит маску, но все равно Катарина кожей ощущает его недовольство. Он улыбается, но за улыбкой чудится оскал. И Катарина крепче сжимает пальцы Кайдена. Сердце бьется в груди испуганной птицей. Раньше она не понимала, как это. А теперь вдруг осознала: и вправду птица, дай волю – и выпорхнет, унесется прочь из золотой клетки.
– Мне сказали, что ты достаточно долго жил среди людей, чтобы понимать, что есть определенные правила, – голос Джона мягок, как поступь кошки в ночи. – Нельзя просто так прийти и сказать, что ты хочешь забрать мою сестру.
– Почему?
Кайден гладит руку. Успокаивает.
И это тоже не ускользает от взгляда Джона. Он хмурится. И бросает:
– Я не думаю, что при этом разговоре должны присутствовать… женщины.
А Сиддард, занявший место за его спиной, наклоняется к уху и что-то шепчет. Катарина не способна различить шепот, но вот губы Джио кривятся, а пламя в камине приседает и трещит, словно возмущается, что люди не понимают очевидного.
Катарина тоже не понимала.
– Они лишь отвлекают…
– Нет.
– Что ж… – пальцы Джона сплетаются, он откидывается в кресле и выставляет ногу перед собой. На пряжках туфель вспыхивают драгоценные камни. – Можно и так, если хочешь. Скажи, зачем она тебе? Она не так уж и молода. Красота ее уже начала увядать, а у человеческих женщин осень жизни совсем некрасива, не говоря уже о зиме.
Он говорит, глядя на Катарину. И слова подбирает так, чтобы было больнее. Он словно заглянул в собственные ее мысли и теперь вытаскивает их, вытряхивает ее, Катарины, страхи, показывая, что вовсе не пусты они.
– Нравятся подобные ей? Во дворце хватает. Помоложе. Посимпатичней. Я позову. Выбери. И любая согласится стать твоей женой. Или не женой. Все-таки жен стоит выбирать с умом.
– Такой глупый, а еще король, – Кайден покачал головой. – Если бы я хотел вечной красоты, я бы выбрал дочь Дану. И поверь, ни одна человеческая женщина не сравнится с той, в ком течет древняя кровь.
Катарина заставила себя дышать.
– Но то, что видят глаза, пустое. Глаза часто лгут, – Кайден приложил руку к груди. – Сердцем смотреть надо. Впрочем, для тебя это слишком сложно.
Хмыкнула Джио. А Джон нахмурился. Кажется, его давно уже не называли глупым.
– Все равно. Я не могу дать своего согласия. Она все-таки королева. А ты? Полукровка? На службе короны… – Джон приподнялся. – Ты дал клятву…
– Служить королю, – согласился Кайден, вытаскивая что-то из-за пазухи. – Лови…
Он кинул сверток в короля, и Джон поймал.
– Что за…
Алый шелк соскользнул, обнажая то, что в первое мгновение показалось Катарине куском оплавленного стекла, мутно-белого, какого-то неровного, чем-то отдаленно напоминающего голову. Но стоило пальцам Джона коснуться поверхности, и кусок ожил.
Дрогнули щелочки глаз. Прорезалась расщелина рта, раскрылась, зевнула и закрыла.
– Так я и думал, – кивнул Кайден и, поднявшись, протянул руку. Стоило ему коснуться странного камня, как тот встрепенулся и закричал, громко, надрывно. – Ты не король. Ты только притворяешься.
– Что за…
– Камень королей, – полушепотом произнес Сиддард, бледнея столь стремительно, что Катарина испугалась, выдержит ли сердце его. – Это… невозможно.
– Почему? – Кайден поднял лоскут ткани и поспешно закрутил орущую голову. – Мой отец получил его от своей матери. А она была королевского рода.
– Ты…
– Я отказался от одной короны. – Камень все-таки замолчал, и Кайден держал его на вытянутой руке. – Мне не нужна и другая. Я пришел за своей королевой. Но если ты не отдашь ее, я выйду из этой комнаты и пройдусь по твоему дому, чтобы каждый, кто живет в нем, услышал радостную весть.
Кайден оскалился.
– Я слышал, что люди давно ждут возвращения истинного короля…
Джон молчал.
– Если этого будет мало, я выйду в город. И прогуляюсь до храма. Там, говорят, хранится древний венец. И любой может примерить его, рискнув жизнью. Только во мне крови хватит, чтобы венец удержался.
– Ты… у меня армия.
– Если понадобится, то и я соберу, – Кайден пожал плечами.
– Люди суеверны, – нарушил молчание Гевин. – А твоя армия состоит из людей. Рискнут ли они поднять руку на истинного короля? И обратить на себя гнев богов?
– Чего ты хочешь? – Ненависть Джона ощущалась яркой, что солнце.
– Я же сказал. Свою женщину. Я заберу ее, а ты – камень. Можешь спрятать его. Закопать. Утопить. Разделить на части. Хотя не уверен, что получится. Все-таки в нем еще та сила… или я могу дать тебе своей крови, немного, но этого хватит, чтобы камень запел, а венец принял тебя. И тогда больше никто и никогда не оспорит твое право на этот трон, – Кайден погладил камень, который вновь отозвался нервным, дрожащим звуком. – Сначала я думал тебя убить. Но потом решил, что мой наставник прав и нужно уметь договариваться с людьми… У меня получается?
Джио расхохоталась, и, отзываясь на смех ее, пламя взметнулось к потолку, лизнуло витражные стекла, которые, не выдержав ласки, рассыпались яркими искрами.
Ворвавшийся воздух принес запах грозы.
А Джон отер руками лицо:
– Потом ты уйдешь.
– Уйду, – Кайден притянул к себе Катарину. – У тебя здесь тесно и скучно. Мы в Шотландию отправимся. Или туда, где поют киты… говорят, киты умеют красиво петь.
Джон рванул кружево воротника.
– Мне тебя даже жаль, – губы Кайдена коснулись виска Катарины. – Тебя вряд ли отпустят их послушать.
– Катарина, – взгляд Джона остановился на ней. – Ты и вправду хочешь уйти… с этим? Ты… бросишь… свою сестру?
– Думаю, – говорить было тяжело, но Катарина сумела, – она справится. Из нее получится хорошая королева.
Такая, которая сумеет удержать венец.
– А я… я желаю вам счастья.
Это Катарина сказала вполне искренне. Вот только вряд ли ей поверили.
Эпилог
Киты и вправду умели петь. Их голоса, протяжные, наполненные какой-то неизбывной тоски, летели над морем. И то успокаивалось, отпускало утреннюю серость, окрашиваясь в сине-зеленые тона. Оно подбиралось к самому берегу, оставляя на камнях клочья пены.
Кружили чайки. И голоса их вплетались в чудесную песню.
– Вон там, видишь? – Кайден повернул ее. – Темное…
Катарина видела.
Обрыв. И стену, возведенную сотни лет тому. Она успела порасти мхом, покрыться тончайшими трещинами, по которым поднимался все тот же вездесущий плющ. Правда, здесь, на этом берегу, листья его то и дело покрывались инеем, но плющ будто бы не замечал.