Мадам Оливье побледнела. Наташа схватила ее за руку и вздернула рукав вверх. Синяк в форме пятерни был достаточно красноречив. Мадам Оливье в приступе стыда одернула рукав.
— До сих пор, хотя столько лет прошло? — спросила Наташа. — Дайте Николь делать свое дело. Я чужачка, и хотя смотрю на мир не так, как вы, но даже я вижу, что это вино у нее в крови. Только им она и жива. Ваше влияние в городе может дать ей свободу, мой добрый друг. А для вас, мадемуазель Вар, у меня тоже кое-что есть.
Наташа пододвинула к ней полотняный мешочек:
— Взгляните.
Мадемуазель Вар высыпала содержимое на стол.
— Косточки?
— «Лимонные косточки. Почти каждый день после революции вы приходили ко мне в пекарню и снова и снова просили рассказать, как я приехала сюда из России, что видела по дороге, как у меня там, дома. Вы мне говорили о том, как бы вам хотелось увидеть блеск Средиземного моря, навестить родственников на юге, но вы не можете этого, потому что отец не берет вас с собой, а в одиночку женщина путешествовать не может. Что вас останавливает?
— Для женщины невозможно путешествовать одной, это же ясно, — ответила мадемуазель Вар, удивляясь, что приходится говорить такие очевидные вещи.
— Но не для Николь. Ей хватает смелости плевать на правила, а мы ее за это наказываем. Загляните к себе в сердце и спросите почему. Потому что она делает то, чего вы хотели бы, да не можете. Я не сужу. Мы все сами создаем себе клетку, но не надо создавать клетки для других.
— Мы сказали то, что сочли правильным, — подытожила мадам Оливье. — Я и без того слишком далеко зашла — как всегда. Давайте лучше приступим к дегустации: если у меня будет рот занят, я лишнего не ляпну, — как бы извиняясь, добавила она.
— Вы не открыли мне ничего такого, чего я не знала бы сама, мадам Оливье, и я ценю вашу честность. — Николь налила несколько бокалов. — Бывает, что правду трудно говорить и трудно слушать. Давайте на этом и остановимся.
Наташа аккуратно уложила иконку и ключ обратно в сумочку.
— Начнем с белого, — предложила Николь. — Мадам Оливье, вы, конечно, все это знаете, я говорю для Наташи и Жоэль: глубоко вдохните аромат, потом наберите в рот большой глоток, так, чтобы прихватить воздуху, и сплюньте. Не слишком обо всем этом задумывайтесь, попытайтесь просто определить вкус. Первое слово, которое придет вам на ум.
— Какое угодно? — уточнила Жоэль. — Я думала, есть какие-то определенные слова, которые надо произносить.
— Правил нет, и все ощущают вкусы по-разному, что тоже является элементом этого развлечения, — ответила Николь. — Представьте себе, что вы описываете вкус ребенку. Расскажите какую-нибудь историю.
Жоэль сделала глоток и сплюнула.
— Юг, солнце на воде. Гм, лимонные деревья, цвет миндаля, море…
— Цвет миндаля — попадание! — обрадовалась Николь. — Хорошее вино переносит нас в иные места.
— Земляника, сено, новые перчатки для верховой езды. Долгая летняя пора в те годы, когда я еще не была замужем, — произнесла мадам Оливье, вдохнув запах из бокала. — Идеальное розовое в данном случае. Этот бленд можно утвердить.
Женщины приступили к следующему вину.
— Поджаренная мука, лимонный крем, соль Черного моря — у нее совсем особый вкус, — задумчиво протянула Наташа.
— Ты права, хотя я понятия не имею про соль, — ответила Николь. — Тем не менее хороший набор нот для шампанского.
— Еще бы, — отозвался Ксавье. — Плоды моего личного труда — вот это вино. Луи продаст его в России за бешеные деньги.
Он усмехнулся, вытер бокалы и разлил лучшее красное вино Николь.
— Значит, ваш торговый агент все-таки в России? Его нужно оттуда немедленно отозвать! — воскликнула мадам Оливье.
— Он доехал только до Саксонии. Там вполне разумная торговля, и потому он там. По происхождению он немец, и у него в том регионе хорошие связи, — соврала Николь.
Торговля там все же не так хороша, как в России. Особенно для шампанского. Наверное, я опять говорю лишнее, а вы склонны рисковать больше всякого другого, но если вы цените этого человека, пусть он побыстрее возвращается. Сейчас все отзывают своих представителей из Лондона и Санкт-Петербурга. Там, говорят, арестовывают всех французов без разбору.
Николь мысленно помолилась за свой драгоценный груз, идущий к Луи сухим путем.
— К несчастью, он не станет меня слушать, даже если я ему прикажу.
— Одно могу утверждать: ваши люди вам преданы, — сказала мадам Оливье. — Ксавье не может слышать ни слова критики в ваш адрес, тут же рвется в драку, как бык, — так мой муж говорит. У меня снова язык развязался, но сейчас я это рассказываю, чтобы поддержать вас в трудные времена. Как я теперь ясно вижу, вы решительно настроены продолжать свое дело, и простите, если мои слова вас оскорбили. На самом деле я искренне хочу вам помочь. Я могу приносить вам сведения от других виноделов. Этим людям не терпится поделиться друг с другом своими высшими знаниями, и они всегда толпятся у меня в доме, обсуждая все свежие случаи и подробности удачных и неудачных сделок.
— А почему вы хотите это для меня сделать? — спросила Николь.
— Вы — свободный дух. Хотелось бы мне быть такой, только сил не хватает. Это будет моей маленькой тайной свободой. — Она приподняла рукав, показывая размер кровоподтека чуть ниже локтя. Вид у него был зловещий. — И моей местью. — Она выставила ладонь навстречу Николь, которая бросилась ее обнимать: — А вот сочувствовать не надо! Не хочу.
Николь отступила.
— Тогда я с благодарностью принимаю ваше предложение, мадам Оливье. Спасибо.
Когда женщины ушли, она прошла в свой кабинет. Новые друзья, и в таком неожиданном месте! До сих пор, в битвах и горестях последнего года, она не осознавала, насколько одинока.
Отложив перо, Николь стала смотреть на виноградники. По двору давильни бежал Эмиль, размахивая письмом. У нее бешено забилось сердце.
— Эмиль?
— Очень важное сообщение!
— Тебе было велено передать что-нибудь на словах?
— Это от Терезы, и вы должны с ней связаться сразу, как прочтете. Мне ждать?
— Да. Пойди скажи Жозетте, чтобы тебя покормила. Скажи, что это я велела.
Николь вскрыла письмо. Из Санкт-Петербурга, от 23 сентября 1806 года. «Почти два месяца назад», — подумала она. Медленно даже по русским меркам.
Мой дорогой маленький винодел!
Ваш компаньон весь светится, когда говорит о Вас. Свою любовь к Вам он вкладывает в любовь к Вашим винам, мой дикий сельский виноторговец. Передаю Вам это знание, чтобы Вы с ним поступали, как захотите. Мне известно, что Вы, сельские девушки, храните верность даже мертвым.
Это была хорошая новость, но есть и плохая. Луи арестован как французский шпион. Тюрьмы в Санкт-Петербурге не более полезны для здоровья, чем парижские, а я, как Вы знаете, отлично знакома с их грязью и холодом. Я смогла пробраться к нему, подкупив красивого молодого тюремщика единственным известным мне способом (небольшой просвет во мраке, не стоит благодарности). Луи мне велел просить Вас простить его. Какая дурацкая романтика! Еще он сказал, что сбежит, чтобы составить Вам имя. Не плачьте: Вы даете ему надежду, а это то, что нужно ему в черные дни.
Я сделаю все, что смогу, когда выйду из этого опасного положения, при котором все французские граждане, даже я, обвинены в шпионаже.
Ваша Тереза
Николь выпустила письмо из пальцев. Быть может, сейчас Луи уже мертв. А все из-за ее безжалостной одержимости фирмой «Вдова Клико и компания».
Глава пятнадцатаяКАМУФЛЯЖ
Март 1810 года
Луи не вернулся ни тогда, ни на следующий год. Медленно проползло четыре года. Николь озабоченно следила за продвижением Наполеона по Европе и молила Бога, чтобы Луи был жив. Когда пришли вести, что Наполеон взял Берлин, а потом осенью 1806 года отхватил здоровенные куски Пруссии, она закладывала бленды и планировала следующую поставку, все еще не теряя надежды, что Луи даст о себе знать.
В 1808-м поздние морозы погубили урожай на корню, а Наполеон короновал своего брата королем Испании. Ропот несогласия слышался даже среди самых горячих сторонников Наполеона, тиски нищеты все сильнее сжимали Францию из-за бесконечных войн и отсутствия европейской торговли. Спасая, что можно, из пораженных болезнью лоз, Николь тосковала по Луи, ожидая, что он, как всегда неожиданно, появится с чудом добытыми заказами. Но вестей от него не было.
И даже умение Терезы творить чудеса здесь не помогало: арестованные французы не были настолько важными персонами, чтобы начальство следило, где кто из них находится. Порой казалось, что известие о его смерти было бы лучше этой тупой боли от обманчивой надежды. Теперь, в 1810-м, Наполеон развелся с Жозефиной, самой давней подругой Терезы, и через новую жену Марию-Луизу заключил союз с Австрией, но свою политику разжигания войн не изменил.
Не проходило и дня, чтобы Николь не представляла себе, как вдруг появляется Луи — скелет в волчьей шубе с теплой коньячной улыбкой и миллионом рассказов. Может быть, верно то, что говорят в городе: она приносит несчастье и ее самоуверенность стоила жизни двоим.
Николь резко проснулась. Было еще темно, соборные часы пробили пять утра. Она зажгла свечу, набросила на себя утренний халат, пробралась в подвал и посмотрела, как идет ее эксперимент. Безрезультатно. Четверть бутылок погибла, затуманилась — не лучший процент, чем в любом погребе Реймса. С чего она взяла, что найдет решение, не дававшееся никому за всю историю виноделия?
В кабинете она открыла бухгалтерскую книгу. Цифры были теми же, что в пять утра вчера, или позавчера, или, уж если на то пошло, в пять утра каждого дня за последние четыре года. Какие-то продажи были — Николь не жалела времени, добиваясь высочайшего качества каждой бутылки из своих погребов, и у некоторых покупателей еще оставались деньги платить за роскошь, но вообще-то продажи падали по всем товарам. Ей удавалось поддерживать виноградники и давильню с помощью экономии и одолжений. Но у ее предприятия не было никаких денежных резервов для длительных операций, а сейчас денег оставалось так мало, что их едва хватало, чтобы выплачивать жалованье.