Вы под моей защитой, мадам. Гарантирую. — Он не сводил глаз с ее рук.
Она дважды пересчитала деньги, сложила их в кожаный бумажник и засунула его поглубже в карман. Этого хватит продержаться еще год — до срока сделки с Мо-этом.
— Дайте мне полгода, — сказала она. — Я его выкуплю за цену, которую никто другой не даст.
Если бы мне каждый раз давали франк, когда я слышу такие слова, я бы уже разбогател. Не думаю, что мы еще увидимся.
Глава семнадцатаяУДАЧА С НЕБЕС
Март 1811 года
Все знали, что первое мартовское полнолуние порождает неистовый прилив пузырьков, и потому все виноделы бежали к своим погребам, в том числе и Николь. У императора и его австрийской жены Марии-Луизы наконец-то родился мальчик, но Наполеон продолжал строить планы, как добиться господства в Европе. Новорожденного сына ожидало восшествие на королевский трон Рима, и по всей Франции лесным пожаром распространялись слухи о союзах к выгоде или невыгоде страны. Война отравляла жизнь всем. В Реймсе продажи вина, зависимые от европейской и русской торговли, застыли на точке замерзания.
Прошло пять месяцев с тех пор, как урожай был успешно собран, разлит в оплаченные Моэтом бутылки и уложен в погреба в октябре — винтаж 1810 года. По крайней мере на него Николь возлагала большие надежды. Урожай оказался идеальным. За прошедшие четыре года мадам Оливье и мадемуазель Вар стали неоценимыми. Они составили собственный женский дегустационный комитет Николь. Когда мужской дегустационный комитет уверенно год за годом ставил бленды Клико последними в своих списках, предоставляя всем прочим виноделам региона конкурентные преимущества, она лишь улыбалась и желала им всем здоровья.
Одним из любимых развлечений Николь было рассказывать коллегам-виноделам о своем женском дегустационном комитете и видеть, как мужчины с трудом воздерживаются от презрительного фырканья и безнадежного пожатия плечами в ее адрес, вежливо интересуясь, кто же именно эти женщины. Оттого, что их личности не разглашались, презрение становилось еще сильнее, но Николь никогда бы не выдала мадам Оливье ее скорому на руку мужу.
Какая разница, что они там себе думают, важен лишь тот неоспоримый факт, что ее вина намного превосходят вина любого из ее конкурентов. Это знали все, и иногда на рынках или на празднике Сен-Реми, когда мсье Моэт и мсье Оливье были чем-нибудь заняты, члены комитета подобрее искали ее и говорили это вслух, а то и спрашивали ее совета по тонким вопросам блендирования или брожения.
Рвение женского дегустационного комитета в изучении ремесла было неудержимо. Участницы устраивали дегустации вслепую, изучали сорта в тишине собственного дома, чтобы не вызвать подозрений, и ежедневно обменивались заметками и открытиями в булочной у Наташи. Так им удалось отточить собственную интуицию и сделать ее своим надежным союзником. Николь по-прежнему оставалась у них «сверхносом». Но если она в чем-то сомневалась, у них уже был наготове продуманный вердикт в виде с удовольствием составленной цветистой фразы вроде: «Есть в этой верхней ноте определенная мрачность северного склона», «Эти танины[48] горькие, как опивки кофе моей бабушки», «Светлый и воздушный, как прогулка по пляжу».
Еще они приносили Николь неоценимые сведения от конкурентов. Мадам Оливье была замужем за одним из столпов каббалы реймсских виноделов, а мадемуазель Вар — так стеснительна и незаметна, что никому и в голову не приходило заподозрить ее в шпионаже, когда она со смущенной улыбкой спрашивала о последних новостях.
Проблеск света. Зима была суровой, но черные лозы храбро отбили атаку холодов, и теперь, в марте, Николь тряслась над свежими маленькими побегами и прикидывала, сколько осталось времени до срока сделки с Моэ-том. От Луи все еще не было никаких известий. Почти пять лет прошло со времени его ареста, и приходилось поверить, что его нет в живых. Чтобы об этом не думать, Николь с головой ушла в работу. Если Луи больше нет, то все, что осталось от ее сердца, ушло вместе с ним, и исчезли все ее надежды законно отделаться от Моэта, когда осенью наступит срок договора.
Ей оставалось только одно — продолжать работать.
Она достала бутылку прошлого года, которую отметила при закладке. Николь попросила свой комитет оценить этот бленд, и все согласились, что да, он хорош и это молодое шампанское будет иметь аромат белых цветов, вкус хрустящего белого хлеба и мяты. Она поднесла его к свече и, глядя на пену, улыбнулась:
— Луна свою работу сделала.
Ей представилось, что бы сказал по этому поводу мсье Моэт: «Как раз идет вторичное брожение. Внимание к подробностям, тщательное соблюдение правил. А разговоры о луне — суеверная чушь невежественных крестьян».
Сейчас они с Франсуа закружились бы в вальсе по погребу, празднуя успех, и работники посмеивались бы, прикрываясь руками. Все лучшие вина делались с любовью.
Сестра Николь счастливо вышла замуж и стала богатой домохозяйкой. Почему же Николь не может удовлетвориться такой жизнью? Ее родители все время о ней волновались, но понимали, что не стоит и пытаться переубедить. Еще они чувствовали ее ответственность перед делом и перед работниками. И перед Ментиной, которая сейчас изо всех сил училась в школе-пансионе. Ее дочь сама просила отправить ее в это элитное заведение Парижа и проявляла огромную склонность к знаниям. Как же можно сдаться и начать поучать, что девушке нельзя мечтать о том же успехе, что и юноше? Нет, Николь просто должна продолжать делать то, что делает.
Осторожно положив бутылку на место, она поднялась по ступеням погреба, заперла дверь и вышла на вечерний воздух — заканчивать свой одинокий день. Теперь она спала беспокойно и поэтому каждый вечер обходила границы своих виноградников, пытаясь заглушить тревогу усталостью.
На виноградниках ботинки сразу отяжелели от налипшей глины и мела, роса промочила лодыжки, когда ей пришлось подобрать юбки на знакомых меловых тропинках. Николь шла, пока не скрылись огни давильни и погреба, и только лозы винограда окружали ее. Дойдя до сарая без крыши, она легла на землю — посмотреть на звезды. Почва холодила затылок, под волосами чувствовался песок. Она погладила липкую бледную землю и стала смотреть в бархатное небо.
Над самым горизонтом висела падучая звезда, и Николь, прежде чем загадать желание, хотела посмотреть, как она рассыплется и умрет. Но она не рассыпалась, не гасла. Николь смотрела, пока у нее руки и ноги не окоченели, но звезда оставалась на месте — яркий шар с хвостом, снесенным в сторону. Она проверила созвездия — все на месте. Орион, ее рыцарь, напомнивший о Франсуа, холодный и хрупкий, но незамутненный. Хвост у этой звезды был раздвоенный, а вокруг яркого шара — каскад рассыпающегося света, как искрящийся занавес. Точки света переливались в границах тонких пузырьков, устремляясь прочь от центральной сферы. Николь представила себе свое идеальное шампанское: «первый нос» — апельсиновая корка, бриошь, пшеница, персик; «второй нос» — молочная тянучка, мед, орех, ваниль.
Какое-то едва заметное движение отвлекло ее внимание от неба. Она огляделась и увидела, что мешковина в углу шевелится. Николь замерла на месте и подобралась, готовая бежать.
Мешковина сдвинулась, упала набок, и под ней оказался человек такой изможденный, что едва смог сесть.
— Интересуешься, что там за фигня на небе? — спросил он.
Взгляду него был дикий. Лицо покрыто коркой грязи и гноящимися язвами. Но этот голос она узнала бы где угодно. Легкий немецкий акцент, и выражений не выбирает. Сердце Николь взмыло к небесам.
— Луи! Ты здесь, ты вернулся! Господи, ты живой!
Он был кожа да кости, хрупкий, как цыпленок, только что вылупившийся из яйца. Она хотела его обнять, но побоялась причинить ему боль.
— Есть шанс найти тут что-нибудь пожрать и выпить? — спросил он.
— Боже мой, я думала, что ты погиб! Сейчас будет тебе пир, и винтажное шампанское, и вообще все что угодно! Где ты пропадал? Как здесь очутился?
— Я все потерял…
— Ты спас меня от Моэта уже тем, что вернулся. Все остальное мне безразлично.
— Кстати, это комета.
— Какая комета?
— Падающая звезда, которая не падает. Это комета. Работники прямо сейчас гладят заячьи лапки и прибивают подковы — потому что она знаменует несчастья. — Он искоса глянул на Николь. — Мне она пока что принесла удачу.
— Ты едва сидишь, я достану повозку. Милый мой, дорогой мой Луи, сейчас долго объяснять, но никто не должен знать, что ты вернулся. Пока мы не составим план.
— И почему я не удивлен? У тебя никогда ничего не бывает просто. — Он дрожал от холода, голос был едва ли громче шепота.
Она сняла с себя плащ и обернула его. Луи вздрогнул, ощутив его тяжесть.
— И пальцем не шевели, и не смей снова исчезать. Я вернусь с одеялами и повозкой, поживешь пока у Антуана и Клодины, они поставят тебя на ноги. И помни: я хочу знать всё! — Николь послала ему воздушный поцелуй и побежала домой, не замечая обжигающе холодного ветра.
Добежав до конюшни, она снова посмотрела на горизонт. Комета была на месте. То есть это значит, что Луи действительно вернулся. Ее шампанская комета, а Луи жив!
Поспешно оседлав Пино, она умчалась за помощью.
Антуан и Клодина окружили Луи вниманием и заботой. Николь предоставила им все, что было необходимо для ухода за ним. А так как он оставался в постели и никуда не выходил, то скрывать его возвращение не составило труда. Первые несколько дней он почти все время спал, но эти дни прошли, побеги лоз окрепли, и Луи начал рассказывать.
Николь приходила каждый вечер и приносила дрова, так что Антуан и Клодина могли себе позволить топить ради Луи. Сидя у огня и глядя на пламя, она на время забывалась, сбрасывала груз забот, убаюканная рассказами Луи о седых морозах, застывших озерах, трудностях, лишениях, о сладком чае из большого