Мне было интересно, что там произошло. Но Алистер говорил слишком отстраненно, словно речь шла не о его родителях, а о чужих людях. Однако боль его выдавала: она росла! Поэтому я предпочла промолчать.
— За два года я проверил множество версий. Самой жизнеспособной была самая банальная: деньги. Но время шло, я готов был поверить, что ошибся. И тут меня попытались убить. Первый раз это был обычный наемник. Он даже не знал, кто его нанял. Второй раз меня заманили в ловушку. И ранили клинком, смазанным ядом, достать который можно только в эфире. Это вытяжка из плазмы одного из редких духов. Духов опасных и не стремящихся сюда.
— И вы решили, что ваш родственник связался с вендиго? Почему именно вендиго?
— Слабому духу не под силу провернуть такое. Ему нужно, не теряя связи с телом, вернуться в эфир, найти искомое и протащить его через тень обратно.
— Но это под силу только вендиго? — Не удержалась и зябко поежилась. Неприятно думать, что эти твари так легко путешествуют в эфир и обратно и тащат сюда всякую гадость.
«Яд. Отсрочка», — не надо быть прорицателем, чтобы понять: доктор не может спасти Витора.
— Еще эфирии. — Пока я в ступоре моргала, Алистер пояснил: — Но они платят за это способностями. Да и не станут они творить зло, это против их природы. А вот вендиго вполне может рискнуть и провернуть такой фокус. А чтобы не потерять способности, они убивают. За яд на том кинжале погибла целая деревня на окраине королевства. Мастера были уверены, что зверь где-то неподалеку. Ведь если его мучает такой голод, он должен себя не контролировать.
Если смотришь на лопаточку, не заметишь, как сбегает зелье — воистину правду говорил папа.
— И вы тогда решили инсценировать собственную смерть?
Витор коротко кинул. Прикрыл глаза.
— Почему я? — не верилось мне в случайность.
— Вы показались мне самой бесперспективной кандидатурой.
— Прости-ите? — Я откровенно растерялась от такого заявления.
— Вы не могли быть эфирией, — неопределенно пошевелил пальцами Алистер.
С недоумением глядя на супруга, я ждала пояснения. Исходя из того, что сказала Берта, получалось с точностью наоборот. Любой близнец женского пола мог быть эфирией.
— Почему я не могла быть эфирией?
— Храм и служба контроля сообщают мастерам обо всех эфириях. Даже если они не из нашего королевства и приехали сюда… Понимаете, их способности проявляются в раннем детстве… скрыть их очень непросто. Зелье вашего отца отлично сработало. Тоник, да?
Я кивнула. В голове не укладывалось! Хотя да. Тоником меня поили, сколько себя помню, — я была крайне болезненным ребенком. Просто после той поляны я стала принимать его регулярно. А таким ли плохим было мое здоровье в детстве? Честно говоря, ничего такого не помнила. Кроме тоника, которым меня периодически поили после появившихся практически на пустом месте соплей или покрасневшего ни с того ни с сего горла.
Папа — зельевар, ему не составило труда искусственно вызвать у меня нужные симптомы. Чтобы ни у кого не возникло вопросов, почему родители постоянно поят одну из дочерей тоником.
И так с самого рождения?
Но ведь меня возили в храм, как полагается, на третий день, об этом говорит запись в метрике. Правда, не в столичный, а в тот, что рядом с усадьбой, поменьше. Однако я была в храме, и меня признали человеком.
Выходит, мама согласилась? Она приняла подкидыша?
Кажется, я не только сестру не знаю, но и собственную мать!
А мои провалы в памяти?
Папа вполне мог подсуетиться и тут. Я ведь не забыла ничего, просто отстранилась, и меня не смущало, что так легко получилось. Похожее действие было у зелья, назначаемого докторами людям после всяких трагедий. И, скорее всего, оно было добавлено в тоник. Оставшись без него, я поняла, что что-то не так.
Какая теперь разница?
— А все-таки почему не эфирия? — И я повторила мужу свои размышления о близнецах.
Витор тихо фыркнул, снова напомнив Грома, не желающего есть кислое яблоко, и пояснил:
— Эфирии не всегда успевают, младенец погибает, и остается его копия.
Теперь ясно, почему их путали с подменышами! Родители считали, что именно дух ветра убил ребенка, а не болезнь или что-то еще.
— …Их путали с подменышами. Но вы правы, близнецы всегда под пристальным вниманием храма. Особенно те, появление которых не смог диагностировать целитель. Остальные после проверки в храме, проверки целителя, наблюдавшего их мать, снимаются с учета.
Ну да, теперь понятно, что я… а собственно, кто я? Мама говорила, что доктор сразу обрадовал их новостью: будут близнецы. Получается, я та самая не успевшая эфирия? Или подменыш? Дефектный. Либо опоенный каким-то зельем и потому не злой?
— Случаи, подобные вашему, бывают крайне редко. Я был уверен, что вы человек. К тому же вашу мать наблюдал один из наших докторов. Не до самых родов — ваша матушка умудрилась произвести вас на свет в каком-то охотничьем домике.
Не каком-то, а нашем. Мама не любила вспоминать, говорила, к концу беременности причуд у нее было не просто много, а вдвойне много. В день нашего рождения ей захотелось прогуляться по лесу. Папа пытался отговорить, но не смог. В итоге схватки начались в охотничьем домике, где родители остановились отдохнуть. Ехали мы домой уже вчетвером.
— В компетенции врача я был уверен, — закончил Витор.
Беременность у мамы была тяжелой. Это я знала. Но вот то, что ее наблюдал кто-то из докторов мастеров, оказалось сюрпризом.
Выходит, мне повезло, что этот эскулап не присутствовал при родах. Надо бы узнать у мамы, кто именно ее наблюдал. Вдвойне повезло! Родители не приняли меня за подменыша и поняли, что я пыталась сделать!
— А что с нами не так? Вы сказали, выбирали девушку, которая точно не была бы эфирией? — засыпала я мужа вопросами.
— Для вас помогать другим — это как дышать.
Все-таки эфирия. Можно вздохнуть спокойно!
— Разве это плохо? — возмутилась я.
Впервые слышу, что кого-то попрекают добрыми делами.
— Это не плохо. Но вы можете попасть в переплет… оказаться в опасности…
— Так не любите эфирий? — насмешливо перебила я. — Это профессиональное?
Если отбросить детали, я — дух. Воплотившийся в этом мире, но дух. Последний год я только и мечтала повернуть время вспять и сделать так, чтобы ничего не случилось и эфир остался для меня чем-то сказочным, немного жутким. Мечтала. Я! Дух! Из эфира! Разве они могут мечтать? Оказывается, очень даже могут!
Нервно рассмеявшись, ждала ответа на вопрос.
— Напротив, мастера теней очень любят эфирий. И редко позволяют им выходить за тех, кто им дорог. Ведь вы — наша страховка. Крайне редкая и по-своему уникальная. Для этого вас ставят на учет в храме. Родители не выступают против мужей — мастеров теней, ведь у нас положение, состояние. — Витор говорил резко, зло.
— Но ведь Берта — эфирия? — Я вспомнила оговорку женщины, что она видела сестер из эфира, а теперь не может. Это были слова не полукровки. И не внучки эфирии. — И она замужем за доктором?
— Отец отпустил ее. За нее просил Роб. Взамен он стал доктором отца. Роб — один из лучших целителей.
Как цинично! Спасибо родителям, не дали сделать из меня непонятно что для мастеров теней!
— Мой отец был настоящим аристократом и настоящим мастером теней, — с горечью сообщил Витор.
Тогда Берта просто святая! Спасти того, кого тебе навязали? Ведь я правильно поняла слова о страховке, да? Лишиться способностей. Жить рядом с ним. Искренне любить его сына. Не уверена, что я бы смогла!
— Берта — чудесная женщина! — лицо Витора просветлело, боль немного уменьшилась. — Продолжим. У вас есть вопросы, я вижу. Зададите их потом. Отвечу… На все.
Я мысленно потерла руки.
— Так вот, я мог верить только Берте и Робу. Остальные были под подозрением.
— Даже Кевин? Вы же с ним друзья? К тому же он мастер теней? С чего ему заключать сделку с вендиго?
— А вы хорошо осведомлены… Неужели вы считаете, что наши способности и профессия делают нас непогрешимыми? — с нескрываемой иронией спросил муж.
— Нет. Но на месте духа я бы не рискнула.
Витор задорно хмыкнул:
— Какая забота о благополучии духа! — И добавил уже серьезно: — Найти подход можно к любому. А Кевин порой бывает настоящим…
— Аристократом? — участливо подсказала я.
— Именно им.
Алистер задумчиво постучал пальцами по колену.
Некоторое время мы молчали, потом я не выдержала:
— Что дальше? В невиновности Кевина вы убедились. Будем ждать, когда дух нападет на него снова?
— Да. И следить за обитателями особняка.
— А конкретней нельзя? Я ведь тоже часть вашего плана. И Эли… — Конечно, я собиралась согласиться с утверждением Витора, что Элиза связана именно с серым зверем, и почти согласилась. Но, глядя сейчас на взирающего в пустоту Алистера, на лице которого был написан приговор вендиго и его помощнику, поперхнулась словами и сказала совсем другое: — Как бы вам ни хотелось упростить себе жизнь, моя сестра не связана с серым зверем.
Никаких эмоций. Кроме боли, естественно. Серая так и сидела рядом.
— Вопрос о причастности вашей сестры к происходящему мы как раз сейчас и выясняем. — Витор повернул мою руку, посмотрел на часы. — Думаю, к утру завтрашнего дня мы будем точно знать, связана ваша сестра с серым или нет.
— Нет.
— Проверка покажет.
— Что за проверка? — Я прислушиваюсь к себе, пытаясь уловить беспокойство, означающее, что с Эли что-то происходит. Ничего.
— Прямо сейчас у Кевина начинается жар. Лихорадка бывает весьма опасна для жизни. Если Элиза и серый — единое целое, она попытается его убить.
— Она вас спасла! — Я была возмущена методами мастера.
Он понял, что Эли увлеклась его кузеном, и решил устроить проверку! А о ее чувствах кто-нибудь подумал?!
— Спасла. Но если она подчиняется зверю, это мог быть тактический ход, — неохотно пояснили мне.
— Тактический ход? — повторила я ровным голосом. Элтины не истерят. И я не буду. — Тогда проверять нужно не только ее, но и Кевина. Почти сотня ударов кинжала, и он до сих пор жив!