— Да или нет?
— Если действительно хочешь мне что-то сказать — говори. Я спешу.
Еще каких-то полгода назад Пегги не потерпела бы даже намека на такую наглость. Тогда у нее была дочь, которой она распоряжалась, как своими слугами или собакой: она решала, что ей делать, что есть, как одеваться, как проводить время, с кем дружить. Но сейчас перед ней стояла чужая молодая женщина, упрямая, подозрительная, непредсказуемая. Ее Пегги временами побаивалась. Была и другая причина, из-за которой она предпочла не конфликтовать с дочерью: Чарлен нужна была ей в Нью-Йорке, чтобы обделать дельце с Джереми.
— Ты мне сказала, что этот парень уехал в Париж? — Говоря «этот парень», Пегги избегала произносить имя Квика, опасаясь, что взгляд дочери заставит ее покраснеть.
— Да. «Этот парень» в Париже.
— Хорошо. Почему бы и нам не отправиться туда? Это я тебе и предлагаю. Позвони в Эримопулос, сообщи, где будешь. И мы вылетим сегодня же первым самолетом. Ты попрощаешься с… этим парнем, и вернемся в Америку. Договорились?
— У меня нет его парижского адреса.
— Чарлен! Он ведь гонщик? А у меня в Париже столько друзей — министр внутренних дел, владельцы газет и, кстати, гонщики тоже. Его отыщут уже к концу дня! Он такой маленький, этот Париж, тоже, по сути, деревня.
— А если я его не найду?
— Это невозможно!
— С Квиком никогда не знаешь, что возможно, а что нет.
— Ладно. Обещаю, что завтра же, если он не найдется, мы улетим в Афины! Больше того, даю тебе слово, что мы не вернемся в Соединенные Штаты, пока не приберем парня к рукам.
— Мне надо минуту подумать…
Четыре часа спустя они входили в вестибюль отеля «Георг V». Там Пегги ждали «ее» апартаменты, занимавшие чуть ли не триста квадратных метров. В гостиной всюду стояли охапки свежих роз, которые прислал Андре Сонье, администратор отеля. С террасы открывался вид на авеню Георга V, в эти часы почти безлюдную, утопающую в зелени каштанов.
По привычке Пегги распорядилась вызвать к себе обслуживающий персонал в полном составе. Ей не нравились картины, цвет покрывала, мебель, недостаточно, по ее мнению, удобная. Зная капризный характер мадам Сатрапулос, администрация тотчас удовлетворила все ее требования. Здесь было принято исполнять пожелания клиентов, какими бы экстравагантными они ни представлялись.
— Чарлен, уже перевалило за полдень, город будет мертвым еще два часа. Я сейчас поставлю на ноги всех моих друзей. Они его отыщут. А мы, чтобы убить время, проедемся по магазинам. Согласна?
— Потому что город будет мертвым?
— Но не для меня, дорогая.
Их действительно ждали — у Бушрона, на Вандомской площади, у Кардена, в предместье Сен-Оноре.
Пегги, стараясь не замечать мрачного вида Лон, выбрала себе несколько браслетов из нефрита и несколько пар золотых серег с бриллиантами.
— Доставьте это в «Георг V».
Потом она вспомнила о дочери, которая сидела в стороне, отрешенно глядя на суету вокруг матери.
— Хочешь, я тебе что-нибудь подарю?
Лон покачала головой.
— Нет.
— Почему? Доставь мне удовольствие — выбери хоть какое-нибудь колечко. Покажите, что у вас есть?
— Это с рубином, — оживленно щебетала она, — выглядит просто великолепно! Я беру его. И еще этот бриллиантик, оправленный в платину!
Казалось, что она вот-вот зааплодирует при виде этого обилия драгоценностей, блеск которых отражался в ее глазах.
— Чарлен, неужели тебе ничего здесь не понравилось? Это же глупо!
Но едва они вышли, возникла проблема с оплатой счета. Раньше было проще: все счета отсылались Греку, который подписывал чеки, не вникая в подробности. А что предпринять сейчас? Кто оплатит эти покупки на двадцать тысяч долларов? Было решено ждать возвращения коммерческого директора, чтобы решить эту проблему.
У Кардена визит Пегги тоже вызвал подобную суматоху. Лон, совершенно подавленная, безучастно наблюдала за матерью, которая и здесь оставалась в своей стихии. Перед ней одна за другой скользили манекенщицы, демонстрируя все новые и новые платья, меха, костюмы из кожи, сногсшибательные вечерние туалеты. Примерочная была завалена ворохом самых различных нарядов.
— Чарлен, ты непременно должна купить себе…
— Нет.
Когда Пегги уже отобрала себе с дюжину платьев, которые, возможно, и носить не собиралась, Лон не выдержала:
— Я возвращаюсь в отель.
— Чарлен! Мы ничего еще толком не посмотрели!
— Оставайся. Тебе вовсе не обязательно уходить со мной.
С нарядами повторилась та же история, что и с драгоценностями. Счет Пегги предъявить не решались, а она, естественно, его не потребовала. И вопрос об оплате остался открытым.
По дороге в отель Пегги сказала Лон:
— Если известий о твоем друге не будет, я позвоню президенту Франции. Он, думаю, знает, что в таких случаях нужно делать.
Известий оказалось предостаточно: за два часа весь Париж успел узнать, что Вдова здесь, и многие именитые представители высшего света оспаривали друг у друга честь принять ее у себя этим вечером. Перебирая телефонограммы и визитные карточки, Лон инстинктивно выбрала именно ту, которая была ей нужна: «… будьте любезны позвонить…», далее следовал номер телефона. Лон дрожащей рукой набрала его и передала аппарат матери, не решаясь сама вести разговор.
— Жан? — воскликнула Пегги. — Как любезно с вашей стороны позвонить мне и…
Лицо ее внезапно побледнело, а голос упал до шепота.
— Что?.. Что?.. — повторяла она, растерянно прижимая трубку к уху и пряча глаза, чтобы не наткнуться на взгляд Лон. Только бы дочь не услышала. Только бы не услышала!
— Сожалею, очень сожалею… Несчастный случай… настоящая трагедия… Молодой человек, которого вы разыскиваете… Ох, дорогая, я не знаю, как вам сказать…
Сердце у Пегги колотилось как бешеное, зубы стучали.
— Говорите же!
— Он погиб.
— Четыре валета.
— Бубновый туз!
— Покажи! — Марсель недоверчиво посмотрел на приятеля.
Луи открыл карты.
— Подай-ка бутылку. Хочешь?
Перед ними на столе кроме стаканов и бутылки «Божоле» была и закуска: пакет мясного паштета и полбатона. Постороннему человеку, вошедшему в это помещение впервые, показался бы странным едва уловимый запах, одновременно сладковатый и проспиртованный, не каждый ведь догадался бы, что это — формалин. Но он был частью существования этих двух людей, и они его не замечали. Луи и Марсель разыгрывали очередную партию в покер в покойницкой морга.
Зимой они проводили большую часть времени в маленькой теплой конторке, соседствующей с покойницкой, где в специальные холодильные установки были вмонтированы напоминающие пеналы выдвижные ящики с трупами. Здесь приятно игралось в карты, здесь, включив электроплитку, можно было разогреть принесенный из дому обед.
Красивая жизнь! Глубоко ошибаются те, кто считает людей, зарабатывающих на смерти, сплошь мрачными и угрюмыми. Торжественная скорбь похорон — это всегда лишь театральное представление, рассчитанное на семью дорогих усопших. Нигде, пожалуй, не встретишь столько весельчаков, балагуров, выпивох и обжор, как среди факельщиков и бальзамировщиков, словно постоянное общение со смертью заставляло их брать у жизни все, что можно взять.
Одно только название их профессии — «сторож» — вызывало взрыв смеха у работников морга. Сторожить — что? кого? Нет, их работе можно позавидовать! Летом, когда люди на улицах плавились от жары, прохладная покойницкая превращалась в идеальное место для дружеских пирушек. Вечному сну их подопечных это уже никак не могло помешать. Безмятежную жизнь сторожей нарушали лишь просьбы и визиты администрации, кстати, крайне редкие, или такие события, как, например, выход из строя электроплитки.
Зазвонил телефон.
— Послушаешь или мне подойти? — спросил Марсель.
— Давай ты.
Марсель, держа в правой руке огромный сандвич с паштетом, не успев прожевать кусок, с трудом произнес:
— Да? — И в ту же минуту выражение его лица изменилось. Он со злостью уставился на Луи, послушал еще несколько секунд и сказал: — Я сам этим займусь, господин директор. — А потом, уже положив трубку, обратился к коллеге: — Ты слышал?
— Что?
— Это из собора. Им нужен манекен.
— Когда?
— Немедленно. И надо его подготовить.
— Осточертели мне эти типы! Скоро они всерьез решат, что мы у них на побегушках. Будто у нас других дел нет.
— Кого возьмем?
— Какая разница! — отмахнулся Луи, наливая себе очередной стаканчик.
— Назови любую цифру от единицы до девяти.
— Четыре.
Марсель подошел к стенной перегородке, поискал пальцами цифру четыре, перебросил сандвич в левую руку, а правой выдвинул ящик. В нем покоился светловолосый молодой парень.
— Подготовим этого.
— Он свеженький?
— Еще шевелится! Его только вчера привезли.
Луи расхохотался.
— Шевелится. Ну у тебя и словечки! Теперь давай без дураков: он минут десять может подождать. А мы давай по-быстрому закончим партию.
Марсель, не задвигая ящика обратно, откусил огромный кусок от своего сандвича и вернулся к столу.
Белиджан бросил ледяной взгляд на Джереми.
— То, что ты ведешь себя как десятилетний ребенок, — чепуха! Это твои проблемы. Но подставлять партию под удар я не позволю!
Джереми беспокойно заерзал на стуле. Ему было очень неловко.
— Скажи наконец, в чем дело!
— Я встречался с Вирджинией. Она не дала тебе ни цента. Ты мне солгал! Скотина, грязный обманщик! И что ты завтра ответишь Пегги на ее вопрос о деньгах?
Джереми попытался изобразить гнев, что ему иногда удавалось, но сейчас это вышло неубедительно.
— Я попрошу ее подождать!
— Она не из тех, кто ждет!
— Да пошла она!
— А не пойти ли тебе самому? И знаешь — куда…
— Что я могу поделать, если мать отказала? Попробуй сам вытряхнуть из нее хоть цент.
— Вопрос не в этом!