Следующий контакт был запланирован на конец апреля: Тригон должен был подать сигнал — оставить темное пятно на конкретном столбе, чтобы его увидел оперативник, следующий на работу по своему обычному маршруту. В назначенный день оперативник не увидел пятна. Позже в тот же день несколько других офицеров проехали мимо столба, не отклоняясь от своих обычных маршрутов, и пришли к выводу, что из-за скопившегося на обочине снега Тригон, вероятно, не смог подойти к столбу достаточно близко, чтобы сделать метку, не привлекая к себе внимания.
В московском отделении ЦРУ усомнились в этом и предположили, что Тригон пометил не тот столб или неправильно понял инструкции. Как бы то ни было, не желая пропускать первую дату в графике выходов на связь, в ЦРУ решили доставить пакет на место, которое Тригон описал перед отъездом из Боготы. План этого места он привез в Москву в ручной клади, спрятав его в книгу вместе с остальными планами и инструкциями по выходу на связь. Сотрудники ЦРУ намеревались оставить в условленном месте полый бетонный брусок, положив в него секретное послание для Тригона.
При подготовке в Боготе Тригону показывали копию этого бетонного тайника с черным пятном на боку. По инструкции полагалось быстро положить брусок в портфель и принести домой, где Тригон мог разбить его молотком, а затем выбросить осколки бетона в Москву-реку. Поскольку содержимое пакета не было компрометирующим и не называло Тригона его получателем, в ЦРУ решили пойти на риск в надежде, что Тригон найдет пакет, хотя он и не подал явного сигнала. ЦРУ жаждало восстановить с ним контакт.
Чтобы подготовиться к доставке пакета Тригону, оперативники московского отделения собрались на длительное совещание. Им нужно было решить, кто выбросит пакет из машины. Маршрут доставки пакета должен был органично вписываться в географию обычных перемещений оперативника по Москве. ЦРУ вовсе не хотелось, чтобы группе наружного наблюдения, следящей за оперативником, его действия показались подозрительными или, хуже того, оперативными.
Тем вечером оперативник Джим с женой покинули посольство и отправились домой. Они проехали по мосту и повернули налево, по очень узкому “клеверному листу” на набережную. Жена Джима медленно, украдкой опустила стекло — в Москве было мало машин с электрическими стеклоподъемниками. При переброске пакетов из машины в машину счет шел на секунды, поэтому Джиму нужно было быстро принимать решения. Когда Джим вошел в поворот и бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида, чтобы оценить расстояние до машины слежки, он дал жене безмолвный сигнал выбросить пакет из окна. Она выбросила его на тротуар, прямо под невысокий, стоящий без листьев куст. Пакет приземлился идеально.
Какого бы мастерства ни добились супруги в ходе подготовки и сколько бы доставок они ни сделали в Москве, момент принятия решения перед сбросом пакета всегда был волнителен. Если бы оперативник неправильно оценил расстояние до машины слежки или если бы его жена не сумела аккуратно выбросить пакет в окно и уронила его на дорогу, о существовании пакета сразу могла узнать команда слежки. С одобрения руководителей из КГБ офицеры слежки могли даже остановить оперативника, не дав ему уехать с места происшествия.
Но в этом случае жена Джима выбросила пакет ровно так, как планировалось, и Джим нажал на газ, надеясь, что Тригон найдет послание. Обнаружив пакет, он должен был тем же вечером оставить сигнал об этом в другом условленном месте. На следующее утро другой оперативник поискал метку, но так ее и не нашел. В ЦРУ решили, что Тригон, вероятно, не забрал пакет.
Итак, возникла серьезная проблема: на улице валялся бесхозный пакет со шпионским оборудованием. Предвидя вероятность такого исхода, в пакет положили лишь то, что Тригону было нужно для возобновления контакта, то есть одноразовые блокноты и даты контактов, но ничего такого, что могло бы его скомпрометировать. Если бы сотрудники КГБ нашли пакет, они заподозрили бы, что он был адресован агенту ЦРУ, и ужесточили бы свои попытки помешать закладке новых пакетов, осуществляя пристальную, неотступную слежку за предполагаемыми оперативниками.
Через несколько дней сотрудник ЦРУ отправился на место закладки в надежде найти и забрать пакет. Вернулся он с тревожными новостями. Казалось, что все вокруг было вычищено. Но в ЦРУ уже подозревали, что произошло. Первого мая в стране отмечался праздник — Международный день коммунизма и официальный день рождения Ленина[1]. По советской традиции, в выходные накануне праздника люди выходили на улицы с метлами и лопатами, чтобы привести все в порядок. Так как закладку тайника осуществили прямо перед этими выходными, в ЦРУ решили, что пакет просто убрали вместе с мусором. Как бы ЦРУ ни хотелось надеяться на обратное, скорее всего, Тригон вообще не узнал о доставке пакета.
Итак, ЦРУ не сумело установить контакт с Тригоном в тот единственный день и на том единственном месте, которые были определены до его возвращения в Москву. Теперь нужно было отправить ему зашифрованное радиосообщение с новой датой и описанием другого, запасного тайника. Чтобы было проще, в радиосообщении Тригону велели первого числа каждого месяца ставить машину на “Парковке” — в том месте, которое не требовало описания. В сообщении говорилось, чтобы он оставлял открытой форточку на пассажирской двери, куда офицер ЦРУ просунет маленький пакет, замаскированный под автомобильный прикуриватель. Количество дешифровальных ключей в одноразовом блокноте Тригона было ограничено, поэтому ему направили очень короткое сообщение в надежде, что он поймет инструкции, даже если не углубляться в детали.
Еще одна встреча вселила в сотрудников московского отделения новую надежду. В июле вновь прибывший оперативник Майк заметил черную “Волгу”, которая остановилась рядом с ним на светофоре. Он краем глаза взглянул на нее, и ему показалось, что за рулем сидит Тригон. Когда “Волга” тронулась с места, знакомый номер машины подтвердил подозрения Майка. Эта встреча позволила нам предположить, что Тригон по-прежнему на свободе в Москве.
Казалось, что выйти с ним на связь проще в теории, чем на практике. Первого числа следующих двух месяцев сотрудники ЦРУ выжидали, наблюдая за происходящим. Доставить пакет в машину Тригону было сложно, тем более что большинство оперативников почти постоянно оставались под наблюдением. Хотя большая часть приемов для передачи пакетов была разработана для использования при наличии слежки, в этот раз необходимо было, чтобы пакет доставил офицер, за которым слежка не установлена. Освободиться от слежки было невероятно сложно, но в ЦРУ рассчитывали либо на то, что один из оперативников сбросит слежку и поплатится за это тем, что отныне за ним постоянно будут следовать по пятам, либо на то, что оперативнику просто повезет и тем вечером, выйдя из дома, чтобы доставить пакет, он не обнаружит слежки.
Еще два месяца машина Тригона не появлялась на “Парковке”, что было весьма тревожно, но 1 октября 1975 года она оказалась на месте. За Эдом, недавно прибывшим в Москву, еще не установили постоянной слежки, и тем вечером ЦРУ сделало ставку на это.
Вернувшись в офис на следующее утро, Эд рассказал, как прошла доставка. Прирожденный комик, он остроумно описал события, забавно при этом жестикулируя. Когда следующей весной я готовилась осуществить такую же доставку, он повторил для меня представление. Эд был невысок и казался довольно грузным, хотя и не страдал от лишнего веса. Маленький и кругленький, он был к тому же почти лысым. Не лишенный самоиронии, он любил посмеяться, но при этом прекрасно справлялся с оперативной работой и серьезно подходил к нашей миссии в Москве. Когда меня приняли в команду, он вызвался натаскать меня и не скупился на ценные советы. Для него это была не первая командировка, что придавало ему веса в моих глазах. В штаб-квартире я узнала, что оперативники часто много мнили о себе, не имея реального опыта.
Эд описал свою вылазку. Заметив, что за ним не установлено слежки, он проверил это еще раз, а затем и еще — на всякий случай. Впрочем, он заверил нас, что доставка оказалась не парой пустяков. После бесконечной пешей прогулки он словно бы невзначай подошел к условленному месту. Тригон поставил машину прямо под фонарем параллельно бордюру, и рядом не было ни веточки, которая могла бы хоть немного заслонить происходящее. Эд сказал, что он словно вышел на сцену. Он решил, что лучше всего пошатнуться и опереться на машину, притворившись в стельку пьяным, ведь пьяниц в Москве было хоть отбавляй. Налетев на переднее крыло, он развернулся, опираясь о машину, сунул прикуриватель в приоткрытую форточку и неуклюже выпрямился. Прикуриватель упал с громким стуком, как выразился Эд, “едва не спугнув всю тьму ночи”. Доковыляв до багажника машины, он с облегчением увидел, что рядом не было никого, кто мог бы увидеть его представление. Шагая дальше по кварталу, он продрог до костей, неожиданно осознав, почему никто больше не прогуливался по улицам.
Наконец Тригон получил новое шпионское оборудование. Хотя в прикуривателе был лишь маленький тайник, туда поместилась катушка 35-миллиметровой пленки с его новым планом коммуникаций, датами будущих контактов и описанием места, где он должен был доставить нам пакет.
Затем в ЦРУ почти потеряли надежду на успешный исход дела, потому что Тригон пропустил две возможные даты доставки пакета. Оперативники продолжали внимательно смотреть по сторонам, на случай если Тригон проедет мимо, ведь такую встречу вполне можно было считать признаком жизни. Следующая доставка была назначена на начало января. Невозможно описать словами, в какой восторг пришли оперативники, увидев его машину на “Парковке”: поставив ее там, Тригон сообщал им, что готов доставить пакет на следующий день.
Когда мы увидели его сигнал на “Парковке”, я прожила в Москве всего месяц. Купив оранжевые “Жигули”, я все выходные каталась по городу и близлежащим пригородам, куда американским дипломатам позволялось ездить, не оформляя специальных разрешений. Я часто приглашала с собой незамужних подруг из посольства, потому что многие из них не купили машину и не имели возможности выехать за пределы центра Москвы. Мои ни о чем не подозревающие спутницы наслаждались поездками, вместе со мной осматривая парки и церкви — обычные туристические объекты, которые не вызвали бы подозрений у сотрудников КГБ, даже ес