Но Маша удивила Игоря и во второй раз. Она оказалась не из робкого десятка.
– Да приходите! Хоть посмотрите как должно быть у людей, а несчастные отдохнут от вас. Давайте, идите отсюда, доставайте кого-нибудь другого, а Майе между прочим пора спать! И моему Мише тоже, – с этими словами она стала настойчиво наступать на Тамару, словно танк, отодвигая все ближе к двери. – Приходите завтра! До свидания!
И Маша захлопнула дверь. В палате воцарилась тишина.
– Спасибо вам. Большое.
Только и мог сказать Игорь.
Глава 11
Когда через две недели Игорь менял подгузник Майе дома, в привычной обстановке, он молился.
Возносил благодарности и не мог поверить, что отделался легким испугом. Дочь перед ним лежала живой и почти здоровой, гулила и выплевывала пустышку, а на ее место тянула ноги. Последние три дня в больнице Игорь считал совершенно зря потраченными, Майя была уже здорова. Но врачи не отпускали.
У дочери взяли кучу анализов и выявили какую-то страшную форму дизентерии, показывая анализы, врач говорил, что повезло, что дочь дала такой яркий «красный флаг» и что все могло кончится очень плохо, говорил, что пострадали почки, но им снова повезло и им не нужен диализ, но теперь несколько лет им надо каждый месяц сдавать анализы. А при выписке назначил кучу лекарств.
Тамара Владимировна не стеснялась и приходила к Игорю в больницу еще несколько раз. Эпизод с болезнью Майи стер все ее доверие и доброе расположение и даже убеждения врачей не помогли растопить лед в сердце этой женщины. В палате она прямым текстом заявила Игорю при других родителях (конечно же это были мамы):
– Вас представляют отцом спасителем, но у меня складывается впечатление, что ваше присутствие в жизни ваших детей губит их.
Игорь уже набрал в легкие воздух, чтобы поставить на место эту канцелярскую мышь, но вовремя вспомнил, что именно от нее зависит, останутся его дети с ним или уедут в детский дом, поэтому он ответил:
– Все что в моих силах – я делаю для своих детей… – он не успел закончить, Тамара Владимировна его прервала и резко закончила разговор.
Мамы в палате страстно любопытствовали историей жизни Игоря и некоторые даже разузнали от медсестёр, что он отец-одиночка – в истории болезни, в анамнезе жизни было расписано, когда и от чего умерла мама Майи. И прониклись такой жалостью к несчастному мужчине, что иногда Игорь ловил себя на страшных мыслях. Настолько сильную ненависть он еще не испытывал. Даже к этой противной Тамаре. У них неприязнь была взаимная, но она не жалела его.
Несколько раз приезжал в больницу Максим с бабушкой – проведать папу и сестренку. Выглядел сын неважно: он похудел, глаза ввалились, волосы торчали в разные стороны.
– Отведите его в парикмахерскую, к тете Лене, – попросил он тещу, с тревогой глядя на сына. Максим все больше прижимался к бабушке, не смотрел на Майю, да и к отцу особого интереса не проявлял. В итоге оба раза свелись к обмену новостями с тещей, вялым попыткам Игоря разговорить Макса и неловкому прощанию.
В дверь раздался звонок. Это был Алексей Иванович Воронов – юрист семьи Хорошковых. Игорь связался с ним еще в больнице. Владимир приехал не один, он взял с собой друга-нотариуса. После неловкого обмена рукопожатиями – Игорь встречал гостей с дочерью на руках – отправились в гостиную. Игорь подписал доверенность на Владимира, нотариус заверил. Впереди был долгий судебный процесс. Врача, которая так легкомысленно заявила «А вы, когда болеете, наверное, из спортзала не вылезаете» вместо того, чтобы заподозрить, что с Майей что-то не в порядке Игорь не готов был простить. Чудо, что Майя выжила. Но сам таскаться по судам он был не готов, поэтому пришлось засунуть руку в заветный «неприкосновенный запас» и передавать бразды в руки людей, которым он доверял.
– А что с Тамарой? – спросил Игорь, когда с официальной частью было покончено и они пили кофе на кухне.
В ответ Владимир качал головой:
– У меня есть кое-какие связи в социальной защите, я узнавал по поводу того, как можно было бы ее отвадить, может хотя бы перенаправить вас к тем людям, с которыми мои друзья могли бы договориться или повлиять…
Игорь подвинулся ближе и затаил дыхание.
– Но она вцепилась в вас, просто цербер. Мне сказали, что она в принципе…м… – Владимир подбирал словосочетание на замену «не любит взятки» – не очень охотно идет на контакт, а с вами так она совершенно перевозбудилась, простите мне мое красноречие, но других слов я не найду. Какой её тут личный интерес я пока не нащупал, но без него тут явно не обошлось.
– Понятно… – Игорь отстранился, снова задышал, – Спасибо, что держите руку на пульсе.
Вскоре они попрощались, и Игорь снова остался один с дочкой. Прогулки им были разрешены, и он уложил малышку в меховой конверт, конверт сунул в коляску и отправился наворачивать круги по району.
На улице было пасмурно и очень тепло. Игорь даже пожалел, что дочка так тепло одета. Хотя Майя не возражала – она сладко посапывала в люльке. Маршрут Игорь проложил мимо старого садика Максима, чтобы при случае побеседовать с бывшей воспитательницей, мимо нового садика, чтобы издалека понаблюдать за сыном. И мимо площадки, где гуляла девочка с няней. Игорь не отдавал себе отчета, но часто возвращался мыслями к этой паре. Вспоминал как няня собирала детишек в большие и веселые игры, как оттирала снег с грязно-белых штанов подопечной и ворчала. Вспоминал, как она смущенно отвела взгляд. Воспоминания проходили быстро и были мимолетными, настолько мимолетными, что Игорь их даже не замечал. А еще он не замечал, как воспоминания превращались в фантазии. Порой эпизод со смущенным взглядом перерастал в разговор, а эпизод с игрой с детьми со всей площадки превращался в эпизод, где и Игорь активно принимал участие.
Но сегодня их не было.
Зато была бывшая воспитательница на прогулке с группой около детского сада.
У Игоря давно было желание побеседовать с ней. И после того, как он попал в больницу, он решил не спускать с рук всем тем людям, что причинили вред его детям. Он направил коляску на въезд в территорию детского сада. Ольга Константиновна сильно удивилась нежданному гостю. Она стояла в углу большой детской площадки и наблюдала как копошатся дети, не принимая активного участия в их деятельности, а переговариваясь с коллегой, которая была тут же и наблюдала за своей группой на соседней площадке. Игорь остановился шагах в пяти, громко поздоровался и попросил ее подойти к нему. Выяснять отношения и ругаться при коллеге Ольги Константиновны Игорю вдруг стало неудобно, неловко и даже немного стыдно. Тем более в голове пока не сложился паззл – что именно надо сказать, какие вопросы задать, чтобы получить ответы честные и недвусмысленные. Но так важно узнать – за что она так поступила? Ей, конкретно ей, что он плохого сделал? Почему она не позвонила бабушке?
Вихрем мысли вперемешку с вопросами неслись в голове и от этих порывов Игорь рисковал остаться без шапки на голове.
Воспитательница переменилась в лице, когда увидела его и стала медленно идти на встречу Игорю с трудом преодолевая каждую лужу. Игорь видел страх на ее лице и понимал, что она оттягивает каждую секунду начала разговора с ним.
– Здравствуйте, – произнесла она, отрывая взгляд от земли и глядя прямо в глаза. Взгляд был смелым, но воспитательница переминалась с ноги на ногу, ломала пальцы.
– Здравствуйте, – в отличие от нее, Игорь успокоился. Он чувствовал себя удавом, а перед ним – кролик. Жалость к этой женщине нахлынула на него, но отступать он не собирался. Решение принято – каждый, кто обидел его детей, каждый, из-за кого пострадали Максим или Майя будет призван к ответу. – Давно я хотел дойти до вас, да все никак не получалось. То одно, то другое, сами знаете, как это бывает.
Игорь говорил медленно, заполняя нарастающее напряжение звуками собственного голоса. Ольга Константиновна должна быть подготовлена, каждая струна ее души должна быть натянута, как тетива лука, чтобы в нужный момент лопнуть. И пустая болтовня поможет.
– Да, постоянные дела… – голос все еще хриплый, руки спрятались в карманы.
Повисла пауза. Игорь смотрел на нее сверху вниз тяжелым взглядом, давая самой продолжить разговор. Но воспитательница не решалась.
– Как Максим? – сглотнув, она наконец решилась быть смелой до конца
– Я смог забрать его обратно в семью, если вы об этом, – Игорь тянул слова. – Нам повезло – у меня полно связей, а так ему бы месяца два там мучится. За что вы так с нами? – внезапно и резко спросил он то, что его мучало последние недели. И тут струны оборвались у него. Наконец то, что так терзало его было сказано вслух.
– Я действовала по протоколу, – в глазах воспитательницы метался страх, она часто облизывала губы и быстро выдала фразу, которую наверняка множество раз проигрывала в своей голове.
«Она боялась этой встречи и готовилась к ней», – понял Игорь и ему стало немного легче.
– А почему не по-человечески? – голос зазвучал мягче, теперь это был голос не обвинителя, но глубоко несчастного отца, который просто хочет узнать ответы на вопросы. Карать он больше не хочет. – Максим ведь только мать потерял, а вы решили лишить еще и меня…
– НИКТО НИКОГО НЕ ЛИШАЛ! – взвизгнула Ольга Константиновна громче, чем сама того хотела.
На них смотрели другие воспитатели, глаза их искрились любопытством. Будет что сегодня обсудить во время тихого часа. Дети притихли и раскрыли рты. Но Игорь не отступал.
– Как же не лишали? Вы ведь могли позвонить бабушке…
– Да вы видели себя в тот вечер? – продолжала повышать тон воспитательница, не в силах взять себя в руки.
– Да, – спокойно отвечал Игорь, – вы правы, я был не в лучшем виде. Но скажите мне, разве человек, который любит детей станет отправлять мальчика… – воспитательница хотела было перебить, но Игорь поднял руку резко, властно призывая к молчанию, – Дайте закончить. Проявите уважение, – тон его был крепок, никакого раздражения в голосе, отчего Ольга Константиновна оказалась парализована, – Я спрашиваю вас: разве человек, который любит детей станет отправлять мальчика в приют, зная, что у этого мальчика есть люди, которые его любят и будут о нем заботиться?