22.04.2021; 16.12: «Я думаю ты действительно пропустил все мои попытки начать общаться с тобой. Я готов все рассказать, а ты готов меня выслушать?»
Теперь стало по-настоящему интересно. Игорь уже не подбирал слов, он начал расспрашивать отца, когда и как тот пытался начать общаться, но в ответ получал одно и тоже, хотя и в разных формах. Отец просил живого общения. И после недолгого сопротивления Игорь сдался.
«Со встречи всегда можно уйти, а телефон всегда можно заблокировать», – решил Игорь и указал время и место встречи.
С тех пор, как Игорь забрал заявление из полиции, Тамара действительно перестала его беспокоить. Ее отсутствие в жизни семьи ощущалось очень явственно: Игорь стал спокойнее, перестал ждать каждую минуту, что у него заберут детей. Иногда, перед сном, он вспоминал о ней и думал, как там поживает странная женщина, которая ради любимого мужчины пошла на то, чтобы отстать от подопечной семьи. Но как правило, за день Игорь сильно выматывался, что бы слишком сильно беспокоиться о ней и не предпринимал попыток снова с ней связаться. Даже наоборот, он хоть и где-то в глубине души, беспокоился о Тамаре, но искренне радовался, что на горизонте ее больше нет.
Прием у психиатра проходил в первой половине дня. Максиму Игорь сказал, что это что-то вроде нового психолога, только в этот раз будет «дядечка», который, как и Максим, любит играть в машинки и роботов. Но сын не реагировал на увещевания отца: не приходил в восторг, но и не сопротивлялся. В день, когда пришла пора идти к новому врачу, он послушно под присмотром Айджи натянул рубашку в клеточку, синие брюки и безропотно ждал, когда его позовет отец. В последние дни он совершенно притих, перестал канючить и проситься к бабушке и дедушке, устраивать истерики в магазине. Но продолжал игнорировать Айджи. Иногда он щипал ее, кусал, но няня не говорила об этом Игорю. Она пыталась лаской и любовью проникнуть в сердце подопечного, чтобы прочно в нем укорениться и так прекратить его нападки. Молодая няня не понимала, что одной ласки тут недостаточно и что Максим получает указания наказывать ее от своей галлюциногенной матери. Именно здесь и крылась причина спокойствия Макса – его галлюцинация убедила в том, что если он сумеет избавиться от Айджи, то папа сразу увидит маму. Каждый раз мама придумывала ухищрения как насолить няне – щипки сменялись засыпанием соли в тарелку с супом Айджи, укусы сменялись молчаливыми забастовками, когда Макс в течение трех дней мог ничего не есть. Но все так же он стремился скрывать свое общение с мамой.
Отец же все меньше и меньше обращал внимания на сына, да и на дочь тоже. Сгрузив обязанности по воспитанию на няню, он глотнул долгожданной свободы от головной боли ежесекундно следить за младенцем и несколько опьянел от этого чувства. Максим как будто не слишком страдал от этого недостатка внимания, ему более чем хватало внимания со стороны мамы. Она вообще, ни на кого, кроме Макса внимания не обращала. Часто садилась на кровать и смотрела, как он играет. Или наблюдала за ним через окно детского сада. Максима это невероятно радовало, ведь раньше у мамы часто были дела, она готовила, гладила, ходила на работу и часто ей было не до сына, хотя она и старалась с ним играть, делала она это реже, чем хотелось бы мальчику. Сейчас мама полностью принадлежала Максиму. А значит и поводов для капризов у него было мало.
К психиатру ехали на машине. По пробкам пробирались сквозь завесу углекислого газа. Играла музыка, отец и сын не разговаривали. Игорь следил за тем, что происходит на дороге, а Макс улыбался маме, которая сидела рядом с ним. Раньше она не решалась оставаться при папе, но теперь почти никогда не оставляла мальчика одного.
Клиника находилась на первом этаже обычного жилого дома. С трудом отец во дворах нашел парковку для машины, несколько раз ругнулся в попытках разъехаться с другими автомобилями и устало выдохнул, когда наконец заглушил двигатель. Раньше Максим сильно боялся попасть отцу под горячую руку, но теперь он не испытывал страха, он знал, что мама рядом и мама его защитит. Но когда они зашли в клинику, когда в нос ударил продезинфицированный чистый воздух и Макс хотел найти поддержку в маминых глазах, ее не оказалось рядом. Холод пробежал по спине мальчика. Кишки болезненно свело.
– Папа, я хочу какать, – простонал он.
Игорь округлил глаза:
– Прямо сейчас?
В ответ сын отчаянно закивал, поджал губы и изо всех сил старался сдержать слезы. До приема оставалось еще десять минут. Игорь беспомощно помотал головой в поисках заветной таблички на дверях. Длинный, светлый коридор, увешанный большими плакатами с черными, мелкими буквами, тянулся бесконечной вереницей дверей. И насколько хватало глаз, на них были номера, надписи «служебное помещение» и «ординаторская», но только не WC.
– Ладно, – сдался отец, – пойдем вернемся на ресепшн и спросим, – он потащил сына обратно.
Максим крутил головой, заглядывал в приоткрытую дверь кладовки, но нигде не было и тени мамы. Слезы начинали душить. Живот крутило так, что Макс чувствовал, что может произойти непоправимое.
– Девушка, где у вас туалет?! – почти кричал Игорь на молоденькую работницу медицинского центра.
– По коридору до конца и направо! – так же эмоционально ответила та.
Игорь уже схватил сына на руки, он нутром чуял, что они на грани и могут опоздать уже не только к психиатру, но и к унитазу. Когда наконец они оказались около туалета, Максим неожиданно стал выталкивать отца и кричать:
– Нет, папа! Я сам! Сам! – запротестовал сын при попытке Игоря протиснуться в кабинку туалета. Максим стал отталкивать ноги отца, тянуть дверцу на себя и при этом пытался скрестить собственные ноги, чтобы удержать в себе то, что нельзя выпускать наружу до определенного момента. Сопротивление было настолько активным и настолько несвоевременным, что Игорь подчинился.
В секунду, когда щелкнула щеколда по ту сторону двери от Игоря, во всем коридоре воцарила прежняя тишина.
У Максима резко отпустили боли в животе, он спокойно уселся на унитаз, к которому они так спешили, и стал ждать. Он ждал, когда вернется мама. Но мама не возвращалась. Максим начал понимать, что пока они здесь, мама не вернется. Скорее всего она все еще сидит в машине и ждет его. Липкий страх снова стал подниматься из самых глубин сознания, он обнимал Максима, проникал в его голову и сердце. Снова крутило живот, снова слезы подступали к глазам. Мама не защитит его от этих стен, от врача, от отца. Никто, никогда больше не защитит его.
Медленно, словно звук приближающейся сирены, нарастал плач и вой Максима из-за двери. Игорь стоял у противоположной стены и смотрел в окно. Там на зеленой, распустившейся ветке черемухи прыгала птичка. Он безмолвно что-то щебетала, улетала и возвращалась. Полная своих забот, пернатая нашла свой зеленый островок в бетонном мире людей. Где бы ему, Игорю, найти свой островок? Он настолько погрузился в созерцание птицы, что не сразу откликнулся на вой из-за двери.
– Макс, открывай дверь! – затарабанил отец, но его слова утонули в сирене стонов и не дошли до адресата. – Маааакс! Маааакс! Что случилось?!
Стало слышно, как сын пытается взять себя в руки, между воем стали появляться всхлипы.
– Маааааааа-маааааа, – послышалось из-за двери и попытки взять себя в руки у Максима прекратились.
Несколько долгих минут Игорь увещевал сына, стучал и предлагал ему сломать дверь и помочь, но ничего не помогало. Максим рыдал и рыдал. За бесплотными попытками вызволить сына и застал врач отчаявшегося отца.
– Игорь Хорошков?
Игорь вздрогнул. Голос принадлежал тому же врачу, к которому Игорь ворвался на этой неделе в кабинет, но как будто изменился. Мягкий и вкрадчивый тенор успокаивал, словно обещал, что все будет хорошо.
– Доктор? Да, мы пришли, да вот у Макса тут…
Врач прервал Игоря мягким взмахом руки и тихо постучался в дверь. Максим не мог слышать разговора двух мужчин, но его децибелы начали снижаться и когда врач постучал, мальчик уже мог расслышать тихий стук.
– Тут занято? Я бы очень хотел в туалет, – сказал доктор бархатным голосом.
На нем не было белого халата или костюма-тройки. Врач был одет в темно-синие джинсы, футболку с принтом мускул-кара и черную толстовку поверх футболки. Его черные, волнистые волосы были убраны назад спиральным ободком. На вид доктору было не больше тридцади, а то и вовсе лет двадцать пять. Игорь как будто впервые его увидел. Действительно, когда он приходил на неделе, за столом сидел врач в белом халате, с очками на носу и кудрявые волосы просто лежали шапкой на голове. Тогда перед ним был действительно врач, теперь же просто какой-то парень из соседнего подъезда. И тем не менее все в нем вызывало доверие: широкое лицо, толстые губы, нос картошкой, веснушки по всему лицу, большие карие глаза, буквально каждая черточка его лица кричала «мне можно доверять!».
Невероятные флюиды врача просочились и через дверь, потому что щеколда щелкнула и Максим хлюпая носом и растирая красные глаза, вышел из туалета. Он нерешительно взял отца за руку и заглядывал в глаза врачу, который уже опустился на корточки.
– Привет, малыш. Перепугался в этом туалете, да?
Максим кивнул.
– Может налить тебе воды?
Максим снова кивнул.
– Пойдем тогда туда, где есть вода и стаканчики, – врач широко улыбнулся и поманил маленького пациента рукой.
В кабинете у врача было странно. Стояла кушетка, такая, какая есть у врачей-терапевтов, а рядом мягкий диван из Икеи. Стол – парта, завалена тысячей и одной бумажкой, и компьютером, вдоль стены, спиной к которой сидел за столом врач, тянулся длинный шкаф с книгами, папками и даже какими-то игрушками. С торца стола был приставлен стул, а стены пестрели яркими рисунками Винни-пуха, кролика, ослика и пятачка.
Игорь не сразу разглядел, но между диваном и стеной стоял небольшой журнальный столик. Он тоже был завален бумажками, но в отличие от стола врача, на маленьком столике громоздились раскраски, какие-то тонкие книжки, а в стаканчике были натыканы карандаши.