а.
Может, мы перепутали адрес? Или родители Бена продали «Овощи и Фрукты», а Мамуля ни словом не обмолвилась об этом в своих письмах?
Глаза Бена сверкнули.
– Марсель, какого черта ты тут делаешь? Я-то полагал, что ты топчешь подмостки в каком-нибудь шекспировском театрике.
– Бен! С женой! Как замечательно! – Чернокожий гигант отступил, давая нам войти. В руках он держал книгу. – Я работаю на твоего отца. Если помнишь, это мои родители, а не я, мечтали о роли Отелло. – Марсель закрыл за нами дверь. – А я все говорю им, что придет время – и они увидят мое имя, но не на афише, а на вывеске. Я хочу только одного: иметь такой же магазинчик. – В улыбке блеснули великолепные зубы.
– А твои родители все еще живут на Краун-стрит? – Бен взял апельсин и подбросил в воздух.
– Переехали в Рединг. Я обитаю здесь, в комнате для гостей.
Пурпурный кафтан зашелестел. Я едва сдержала завистливый вздох. Когда-то у меня был такой кафтан, но столь величественно я в нем не выглядела.
– Надеюсь, вы недолго стоите под дверью? Мы с Исааком слушали музыку в наушниках. В последнее время миссис Хаскелл была очень раздражительна и радио выводило ее из себя.
В лавке пахло землей и чем-то сладким. Над головами покачивались кисти бананов. Марсель сунул книгу под мышку.
– Простите за любопытство, но это визит примирения или до вас дошли слухи про исчезновение Мамули?
Бен швырнул апельсин в корзину и рассказал про сержанта Бикера.
– Папуля все еще в наушниках?
– Когда я спускался, он был в ванной. В последнее время нам очень нравятся средневековые баллады о любви. Ну что, пошли наверх? Миссис Хаскелл, я приготовлю чай.
Что за голос! Словно напоенное солнцем море, в котором хочется плескаться вечно. Божий дар, а не голос. А эти черные глаза! Из их глубин на меня взирали погибшие цивилизации. Багряный шелк кафтана не столько шелестел, сколько нежно дышал. Я затянула потуже пояс на моем неуместно простеньком пальто и поправила выбившуюся прядь.
– С удовольствием выпью чаю, и, пожалуйста, зовите меня Элли.
– Прекрасно! – Губы изумительной формы изогнулись в улыбке, еще больше подчеркивая скульптурные черты лица. Шелковый рукав взмахнул в сторону лестницы. – Прошу, Бен!
Лестница уходила круто вверх, ковровую дорожку с хризантемно-желтым орнаментом придерживали начищенные медные прутья.
Мы добрались до узкой и темной лестничной площадки, На дверном косяке висела мезуза. Локтем я задела чашу со святой водой. Прямо как в пословице – и богу свечку, и черту огарок! В комнате жарко пылал электрокамин. Марсель отправился на поиски мистера Хаскелла. Бен прошелся по комнате, трогая безделушки. Огромный красно-коричневый диван и такие же кресла попирали ковер. Окна были задернуты горчично-желтыми гардинами с узором из зеленых листьев. С карниза свисали яичные скорлупки, выкрашенные во все цвета радуги, а в них прорастали какие-то травки.
Я бросила пальто на диван и уставилась на созвездие яичных останков.
– Какие оригинальные горшочки!
Бен поднял мое пальто, повесил на вешалку и взбил диванные подушки.
– Папулино рукоделие. А гобелены и кружевные салфеточки – творчество Мамули. Она обожает вязать крючком и вышивать. Видишь гобелен над камином? Тот, с раввином, получил первый приз на церковном конкурсе.
– Он похож на Франциска Ассизского.
Судя по всему, мистер Хаскелл заупрямился и не рвался принять нас в отцовские объятия. Я села, потом снова встала, поправила вязаную салфеточку на спинке стула. Самодельные салфетки белели повсюду – на столах, шкафчиках, этажерках. В этой комнате была только одна вещь, которую я бы с удовольствием прикарманила – фотография Бена на каминной полке. Семилетний мальчик в сползших гольфах, лицо сморщено в очаровательно сердитой гримасе.
– Как тебе эта мебель, Элли?
– Очень… прочная.
– Папуля сделал все своими руками! Невероятно, правда? При этом он никогда не учился на плотника.
– Не может быть! – Я с восхищением глянула на викторианский комод с ножками елизаветинской эпохи.
Бен перекладывал восковые фрукты в вазе, когда дверь отворилась. Мой свекор оказался вылитым Дедом Морозом. Приземистый старичок в красной кофте, борода и волосы (за исключением аккуратной лысины на макушке) такие белые и пушистые, словно из нейлона. Темные глаза так и впились в Бена.
– Привет, Папуля, – сказал мой муж.
Тишина, воцарившаяся в комнате, могла поспорить, в смысле удушливости, с воздухом. Я решила принять огонь на себя, обогнула диван и устремилась к свекру.
– Позвольте представиться! Я Элли, ваша новая невестка! Мы с Беном приехали сюда первым же поездом, после того как полицейский пришел к нам на свадьбу и сказал, что ваша жена…
– Хм-м-м! – Мистер Хаскелл погладил нейлоновую бороду и нехотя протянул мне руку. – Лучше, чем я ожидал. Что-то ты не похожа на богачку.
Я отдернула руку.
– А вы не похожи на человека, который ссорится с единственным сыном только из-за того, что тот написал… смелый роман. Впрочем, его все равно не напечатали.
– Напечатали бы! – Темные глаза Папули прожгли Бена. – Если бы он дал мне отредактировать самые смачные места1 Так ведь нет же, осел упрямый! В конце концов я умыл руки.
Снова молчание. Отец и сын сверлили друг друга взглядами. Я плюхнулась на диван.
– А как насчет милосердия и прощения? Свекор погладил лысину.
– Хорош бы я был, если бы воспитал своего сына человеком слова, а потом сам нарушил собственную клятву!
Надо еще раз подумать, стоит ли заводить детей. Я-то предполагала, что гены Хаскеллов разбавят причуды моей семейки…
Бен откинулся на спинку дивана.
– Элли, спроси Папулю насчет Мамули.
Я чувствовала себя куклой чревовещателя.
– Что случилось с Маму… с миссис Хаскелл?
– Зови меня Папулей.
Появился Марсель с подносом. Чашки с блюдцами, тарелка с сандвичами. Я взяла один и быстро обкусала по краям. Если притвориться, что ешь, никто не будет упрашивать и угощать. Марсель сунул под мышку свою книгу, намереваясь удалиться, но мистер Хаскелл велел ему остаться:
– Ты же член семьи! – и пояснил для меня: – Марсель очень набожный. Мы с ним вместе читаем Тору.
Бен отставил чашку, словно в ней был яд. Папуля развел руками.
– Мы люди верующие. Когда Мэгги было три годика, она мечтала стать монахиней. Когда она вышла за меня замуж, она все еще мечтала стать монахиней. Стоило нам поссориться – а за сорок лет семейной жизни чего не случается! – я тут же говорил ей: «А ну, кыш в монастырь!»
Я покосилась на Бена. Если он когда-нибудь заговорит со мной подобным образом… но нет, такого никогда не случится.
– И вот наконец, – мистер Хаскелл испустил вздох, который показался мне почти счастливым, – впервые в жизни жена послушалась мужа.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом пурпурного кафтана. Бен вскочил с кресла. Он открыл рот, снова закрыл… и резко повернулся ко мне:
– Спроси Папулю, что он имеет в виду.
Более опытная жена тут же сообразила бы, чего от нее хотят. Я же молча таращилась на мужа.
Ответил Бену Марсель, причем голосом, достойным Лоуренса Оливье:
– Горькая истина, Бен, в том, что твои родители расстались.
Мой супруг зашатался, и я подхватила его.
– То есть разошлись? И в мои-то годы я оказался ребенком из неблагополучной семьи?
– Это из-за нас? – Я принялась ломать руки не хуже нашей мисс Шип. – Это наша свадьба разбила вам жизнь?
Папуля хохотнул.
– Вы, молодежь, вечно мните себя пупом земли! – Он встал, погладил лысину и развел руками: – Бедная Мэгги заподозрила меня в интрижке с миссис Клюке, хорошенькой вдовушкой, которая готовит лучшую в мире маринованную селедку.
– Мамуля решила, что у тебя роман? – Бен вздохнул с явным облегчением. – Какого черта ты ей сразу не сказал, что она из мухи делает слона?! В семьдесят лет уже не валяют дурака, по крайней мере, в некоторых вопросах.
Папуля стоял у камина, словно Дед Мороз, выскочивший из дымохода.
Марсель забрал у меня пустую чашку, а я осмелилась пробормотать:
– Наверное, в торговом деле хорошие отношения с клиентами играют огромную роль. Может быть, Магдалина неправильно поняла…
Папулины глазки лукаво блеснули.
– А это уж, дорогая невестушка, мое дело.
Вице-президент. Садитесь, миссис Мукбет, будьте любезны.
Беатрис Мукбет. О, к чему этот официальный тон! Пожалуйста, прошу вас, зовите меня Беатрис!
Вице-президент. На экстренных и чрезвычайных заседаниях фамильярность запрещена, поскольку такие заседания созываются только в моменты серьезного кризиса. Так как наш Президент находится в отъезде, то председательствовать, в соответствии со статьей шестой раздела «С» Устава, буду я. Итак, присутствуют все члены Правления, кроме заболевшей миссис Омарроу. Миссис Говард, передайте коробку с салфетками миссис Мукбет, чтобы ей удобнее было защищаться. Она обвиняется в спасении Субъекта, Предназначенного К Списанию. Далее упомянутый Субъект будет именоваться СПКС. Поскольку сегодня по каналу Би-би-си показывают заключительную серию «Гордости и предубеждения», мы все хотим побыстрее покончить с этим делом.
Б.М, (глотая слезы). Я постараюсь справиться с нервами… Мне так стыдно! Так стыдно! Прошу вас, поверьте мне, миссис Говард и вы все, мои дорогие подруги, я действительно собиралась выполнить задание в точности! Я купила мышей, как мне было сказано, в Бейнсворте. И выпустила их точно в указанный момент, используя журнал в качестве прикрытия. Как раз подходил поезд. СПКС стоял у самого края платформы… как и было сказано в его личном деле. П-простите, курить можно?.. Большое спасибо. Выпустив мышей, я поняла, что выполнила свое предназначение. Меня переполнял восторг! СПКС завопил, схватился за штанины и рухнул! (Рыдания.)