идким свинцом, а не водой. Дверь открылась чересчур быстро. Передо мной выросла здоровенная медсестра в кружевном чепчике.
– Чем могу служить?
Глаза у нее были как пули, а лицо словно высечено долотом. Она источала аромат хлорки, как Рокси – розового масла. Прижав обе ладони к пояснице, я шагнула вперед, заставив ее отступить.
– Я… я миссис Хайнц. Надеюсь, вы меня ждете? Мой врач предложил убедиться, подходящие ли здесь условия. У меня срок подходит…
Медсестра изумленно вытаращилась! Неужто я провалила все дело в самом начале и слово «срок» уже не употребляется в акушерстве? Я бережно прижала к себе выпуклость под платьем.
– Какой срок? Тут не тюрьма… – Медсестра побледнела в тон халату.
– Конечно, нет, дом выглядит очень даже уютно…
Я сделала еще шаг вперед и оглядела пол в черно-белую плитку и белые стены под лепным потолком. Лестница круто вздымалась вверх, разделяясь надвое.
– Миссис Хайнц? – переспросила медсестра. – У вас нервный срыв?
– Что вы, в моем-то положении! Дорогой доктор Падински (если он хорош для Мамули, то для меня и подавно сойдет) не устает предупреждать, что любое нервное потрясение может пагубно сказаться на малыше, поэтому он и просил меня заранее посмотреть клинику.
– Миссис Хайнц, – ледяным голосом возразила сестра, – каким образом посещение санатория для женщин с нервными заболеваниями облегчит вам роды?
Выкрашенный белой краской стул был под рукой.
Я неуклюже опустилась на него, выгнув спину и расставив ноги.
– Не может быть! – проблеяла я. – Разве это не родильный дом Читтертон-Феллс?
– Ни в коем случае! – Медсестра открыла дверь. – Вы немного заблудились. Поверните влево на Кост-роуд, проедете две мили и сразу увидите: такое современное здание из красного кирпича.
– Как глупо с моей стороны! – Я рассмеялась, но тут же весьма артистично охнула, прижав руки к животу-шару, закатила глаза и откинула голову.
Медсестра сразу выпустила дверь.
– Что такое? Роды начались? – Глаза ее почти подобрели, но я не дала себя обмануть: из-под белого халата выглядывала брошка с черными птицами.
– У меня в последнее время часто бывают приступы боли. Доктор Падински говорит, что это ложные схватки, в таких случаях надо прилечь. – Я изобразила дрожь. – Что он скажет, если узнает, что в таком состоянии я села за руль и отправилась в дорогу?! Нельзя ли мне прилечь где-нибудь? Обычно эти приступы длятся не дольше получаса.
Она оглянулась (воровато, как мне показалось) на широкий холл и лестницу.
– Я не могу рисковать малышом… доктор Падински рассердится на нас… то есть на меня.
Хотя я быстро поправилась, множественное число сделало свое дело: медсестра испугалась.
– Конечно! В «Эдеме» мы гордимся предупредительным отношением к пациентам. – Она почти весело погладила меня по плечу. – Жаль, что сегодня у доктора Бордо выходной, а то он с удовольствием осмотрел бы вас.
– Это было бы замечательно!
Сильные пальцы медсестры сомкнулись у меня на запястье, как наручники. Она затащила меня в комнатку, которая служила малой гостиной в старые времена, когда дом был усадьбой, а не больницей. Стеклянные двери вели в сад, и я увидела угол Вдовьего Флигеля. С болью в сердце я подумала об Алисе, ее немощной матери и старушке няне. Наверное, для них будет лучше, если они вырвутся из криминальных лап зловещего доктора Бордо, но шок может им дорого обойтись.
– Это комната для посетителей. – Медсестра помогла мне прилечь на потертую коричневую кушетку. – Я измерю вам пульс и давление.
– Ну что вы, не надо беспокоиться…
– Принести вам стакан воды?
– Вы так добры! Но я предпочитаю просто полежать эти полчаса в одиночестве. Трудно расслабиться, если знаешь, что в комнату могут войти.
– Ну хорошо. – Она поправила на стуле вышитый чехол (похоже, его вышивали на сеансах трудотерапии) и ушла.
Я выждала целую минуту, затем вскочила и на цыпочках прокралась к двери. Осторожно повернула дверную ручку – та отозвалась пронзительным визгом – и приложила глаз к микроскопической щели. Холл был пуст. Однако пересечь его было все равно что переплыть Ла-Манш.
Собравшись с духом, я выскользнула из комнаты и шмыгнула к ступеням, Лестница показалась мне отвесной стеной. Совершив восхождение, я вытерла липкие ладони о пальто и тихонько постучала в первую же попавшуюся дверь. Не дождавшись ответа, дернула за ручку. Дверь не поддалась.
– Это вы, сестра? – жалобно прохныкал голос. – Я буду отдавать вам свой манный пудинг всю неделю, если вы уговорите доктора не делать мне больше уколов.
– Надеюсь, вам лучше, миссис Фрибрен, – сказала я, скользнув взглядом по табличке с именем.
Неужели дверь заперта из-за того, что пациентка оказалась слишком трудной, упрямо погрязшей в раскаянии? Или же она представляет опасность для доктора: сбежит и объявит его негодяем?
С тем же результатом я попыталась открыть двери Мэри Уоллес, Дорис Арч, Иды Паркхерст. Попробовать поговорить с ними через замочную скважину или это окажется пустой тратой времени? Да и как в такой ситуации за три секунды расположить человека к себе?
– Ида, я миссионерка, отпускаю грехи. Помогите мне выполнить план по спасенным душам.
Ида не ответила, зато послышался отчетливый шум. Ручка выскользнула из взмокших ладоней. Ну вот, снова шум: явно шаги по лестнице. Все, попалась, сама накинула себе петлю на шею. Куда бежать? Разве что прыгнуть через перила, но беременные женщины вряд ли увлекаются экстремальной акробатикой. Вся в поту, я схватилась за ручку очередной двери, и – о чудо! – она подалась. В мгновение ока я очутилась в чулане, забитом метлами, тряпками и швабрами, пропахшем хлоркой. Все это я увидела в неверном пламени зажигалки.
– Привет, детка! – радушно сказала обитательница чулана.
Она сидела на пылесосе с сигаретой в зубах. По виду это была вполне приличная женщина, я хочу сказать, она не походила на медсестру, но я все равно смотрела на нее с ужасом, прижав палец к губам. Если тот, кто шел дозором по лестнице, почувствует запах дыма или заметит, как он выползает из-под двери чулана, нам конец! Тем более конец, если кончик зажженной сигареты коснется моего живота и я с треском лопну. Я затаила дыхание. Зажигалка погасла. Шаги поравнялись с дверью и проследовали мимо. Завтра из благодарности скуплю все запасы хлорамина в местной аптеке!
– А-а, молодая миссис Хаскелл, верно? Я вас видела в деревне, – раздался в темноте голос моей сокамерницы.
– Да, а вы?… – От тесноты, дыма и рискованной ситуации я начала задыхаться. Зажигалка снова щелкнула, передо мной сидела дама средних лет с доброй овечьей физиономией.
– Беатрис Мукбет. Неожиданная встреча, но очень-очень приятная. Хотя, если подумать, так вы второй человек, с которым я сталкиваюсь в этом чулане. Сначала тут побывал мужчина с такой странной фамилией… Стриж? Краж?
– Страш?
– Вот-вот! – Кончик сигареты энергично закивал. – Он очень заинтересовался, когда узнал, что мой покойный муж был слесарем, большим специалистом по замкам… Я проработала бок о бок с ним всю нашу совместную жизнь. Подумать только, что замужество принесло мне единственную радость (не считая двух вполне симпатичных детей) – умение выбраться из заточения ради перемены обстановки и сигаретки. Как грустно!
– Очень грустно.
– Все та же печальная история, правда, голубушка? Женщина живет по правилам, которые установил для нее муж. А муж считает, что ее место у плиты. Женщина растит детей, обустраивает гнездо, и все только для того, чтобы в один прекрасный день услышать, что он нашел себе женщину помоложе и покрасивее, которая живет в свое удовольствие. Ничего удивительного, что я вступила во Вдовий Клуб, удивительно, как это женщины косяком не идут в ломбард заложить обручальные кольца, чтобы оплатить убийство своих мужей.
– Совершенно верно.
Я отшатнулась к стене, угодила ногой в ведро, и швабра не замедлила треснуть меня по затылку.
– Господи, что вы обо мне подумаете! – раздался голос миссис Мукбет. – Я даже не спросила, не мешает ли вам дым!
– Ну что вы, вовсе нет.
– Если помните, его машина свалилась с обрыва в пропасть. Относительно быстро и безболезненно. Я не хотела, чтобы он мучился. Он был неплохим человеком, но плохим мужем. Такое часто случается, правда?
– Да.
Я прислушивалась, не донесутся ли снова шаги. Красный огонек погас. Наверное, миссис Мукбет затушила сигарету.
– Приятно было поболтать, миссис Хаскелл. Как-нибудь обязательно встретимся и поговорим. Но мне пора в свою комнату. Довольно уютная, знаете ли. Фотографии моего песика Джорджа и кошечки Шалуньи. Дочка приютила моих питомцев. На время, конечно. Скоро я отсюда выберусь.
– Это будет замечательно! Миссис Мукбет, пока вы не ушли… вы не знаете, кто основал Вдовий Клуб?
– Не знаю, милочка. – Она осторожно приоткрыла дверь чулана. – Но если бы и знала, не сказала. Не предавай клуба своего, есть такая заповедь. Я и так никогда не смогу искупить вину перед подругами по клубу за то, что спасла этого противного мистера Шиззи. – Она наклонилась и подобрала окурок.
Мы на цыпочках добрались до ее двери. Вытащив из кармана гнутую проволочку, миссис Мукбет ловко вставила ее в замок. Лишь спустившись в холл, я сообразила, что она даже не спросила, как я очутилась в чулане.
С тех пор как я видела холл в последний раз, он, похоже, увеличился вдвое. Господи, только бы пробраться в комнатку и лечь на кушетку раньше, чем встречу медсестру-вышибалу! Может, и получится… В холле ни малейшего признака белых халатов, человеческим – или, вернее сказать, нечеловеческим – духом не пахнет…
– Миссис Хайнц, где вы были?
Я вздрогнула, обернулась, в отчаянной попытке вызвать жалость схватилась за живот и с ужасом услышала кошмарный звук. Чпок! По ногам хлынула вода. Вытаращив глаза на медсестру, я подумала: неужели я выгляжу такой же ошалевшей, как и она?
– Похоже, – голос медсестры дрожал, – у вас отошли воды!