Ну и вечерок! Сначала неожиданное пришествие бури и пропажа моего фонарика. Потом — загадочное пение и стук. Но самое поразительное — я знаю, это прозвучит банально, зато я теперь точно это знаю, — за мной следят. Несколько раз я это чувствовал… присутствие чего-то… прямо у меня за спиной. Да, чувствовал. Но каждый раз, как я оборачивался, видел только тени. Уверен, мои коллеги получили бы огромное удовольствие, если бы увидели, как я тут шарахаюсь.
Я читал лекции и до умопомрачения писал о психической энергии, которая часто бывает заключена в одержимых местах, особенно тех, где произошли жестокие преступления. Сейчас я ощущаю именно такую энергию здесь, на маяке Вдовьего мыса. И она набирает силу.
Еще нет десяти часов, но я уже залез в спальник и надеюсь, что усну пораньше. Я едва вижу пол перед собой. Лампа, хоть она и хорошо светила прошлой ночью, как замена для фонарика слабовата, потому что гаснет каждые несколько минут. Не знаю, то ли это из-за какой-нибудь злополучной циркуляции воздуха, то ли происки духов, но в моем временном пристанище определенно имеется сквозняк, который я раньше не замечал. Причем он достаточно прохладный. Мне сказали, что летняя жара будет держаться в этом каменном монолитном здании, но теперь у меня складывается ощущение, что ветер с океана кажется здесь даже холоднее, чем снаружи.
А снаружи, кстати, буря так и бушует. Во всяком случае, с наступлением ночи она усилилась. Каждые несколько секунд небо прорезает молния и ярко освещает комнату, в которой я нахожусь, а потом опять наступает темнота. И сейчас я проверю…
(Серия тихих щелчков, затем звуковой сигнал.)
Да, представляете, леди и джентльмены, кажется, камера снова заработала.
Видеозапись #9А
22:06, суббота, 12 июля 2017 г.
Как только включается запись, кадр заполняют смутные тени. Видно только временной код. Затем мы слышим приглушенный раскат грома и видим, как вспышка молнии освещает жилое пространство маяка. Несколько мгновений спустя нас снова приветствует тьма.
— Сначала я думал, это отсветы молнии, но потом понял, что красная мигающая лампочка у меня в ногах — это индикатор на видеокамере. А когда я услышал сигнал батареи, то сразу же взял камеру и быстренько ее проверил. Чем бы это ни объяснялось, сейчас она вполне себе работает. Может быть, я что-то в ней встряхнул, когда переставлял после ужина, или… БОЖЕ, ЧТО ЭТО БЫЛО?!
Картинка меняется, и мы слышим, как тяжелое дыхание с каждой секундой становится все учащеннее. После этого раздаются шаги, сперва осторожные, затем все более беспокойные. Эхо ступающих по бетонному полу ботинок живо сменяется стуками о металл: Ливингстон поднимается по ступенькам и осмеливается выйти на мостик.
Мы слышим, как распахивается дверь и все звуки заглушает какофония бури. Дует ветер, хлещет дождь, гремит гром. Над бушующим морем танцуют костлявые пальцы молний.
Ливингстон подходит к железным перилам и направляет камеру на распростертый внизу океан. О берег разбиваются громадины-волны, выбрасывая пенистые брызги высоко в темный воздух. Камера приближается — и Ливингстон ахает от изумления.
— Господи боже, вы это видите?! — Из-за ветра его голос еле слышен. — Там кому-то нужна помощь!
И картинка пропадает.
Видеозапись #10А
22:50, суббота, 12 июля 2017 г.
Мы видим изможденное лицо Томаса Ливингстона, он смотрит на нас. С его волос капает вода, мужчину пробирает дрожь. Налитые кровью глаза нервно бегают вокруг. На мгновение зажигается лампа, и кожу Ливингстона обдает оранжевым светом. Он смотрит в камеру, наверное, с полминуты, но ничего не говорит. Мы видим,
что он пытается подобрать слова. Затем наконец произносит:
— Я знаю, что я сейчас слышал. И знаю, что видел.
Его голос звучит так, словно он вот-вот ударится в слезы.
— Я слышал, как он разбивается о скалы.
Он смотрит в пол, берет себя в руки, затем снова поднимает взгляд к камере и продолжает:
— Это был большой корабль. Футов двести как минимум. И когда ударился о скалы, он разлетелся на тысячи кусочков. Звук был отвратительный. Десятки людей… их расплющило и швырнуло на скалы… пронзило расколотыми брусьями… выбросило тонуть. Я до сих пор слышу их крики. Я их все записал, в этом я уверен. Я понимаю: то, чему я был свидетелем, невозможно, но я видел то, что видел, и я все записывал на камеру…
Глубокий вздох.
— Но там ничего нет. Когда я вернулся внутрь, только переоделся в сухое и сразу проверил запись. Проверил раз десять. Ничего нет.
Он смотрит в камеру — от его привычной задорности и дерзости не осталось и следа.
— Вы можете слышать гром и грохот волн. Вы можете видеть молнии и океан… но никакого корабля там нет. Нет ни тел, ни криков.
Ливингстон протирает глаза кулаками.
— Объяснять это я не стану, леди и джентльмены, потому что как это объяснить — я не знаю.
Видеозапись #11А
23:16, суббота, 12 июля 2017 г.
Начинается запись, и мы снова видим дрожащее изображение бурлящего океана у подножия утеса. Дождь ослаб, но ветер по-прежнему порывистый, и небо все так же пронизывают рваные молнии.
— Мне понадобился почти час, чтобы набраться храбрости и снова выйти сюда.
Камера наезжает на берег. Там пусто, только разбиваются волны.
— Корабля уже нет.
Камера отъезжает обратно.
— Но я точно знаю, что я видел.
В следующее мгновение камера опускается, и мы слышим шаги по мостику, потом раздается громкий лязг.
— Что за…?
План смещается: Ливингстон наклоняется к предмету, на который чуть не наступил.
Пропавший фонарик.
— Господи боже.
Сейчас мне нужно поспать, если это вообще возможно в моем нынешнем состоянии. Достаточно с меня приключений — или правильнее сказать «злоключений»? — на этот день. Помните, я говорил, что пришел сюда только за правдой? Так вот, я солгал.
Мне все равно не спится, так что я решил вернуться к дневнику. Честно, не знаю, смогу ли читать его дальше. Потому что это очень страшно.
29 июля
Сегодня собираюсь еще раз поговорить с мамой. Иначе не могу. Прошлая ночь была самая худшая. Чувство такое, будто это кошмар, но я знаю: все было на самом деле. Я очень устала после прогулки по лесу, куда мы ходили с папой, и рано уснула. Мы видели оленя, зайцев и белок и даже ловили руками головастиков в пруду. Было весело, и, если не считать момента, когда мне показалось, будто я увидела на стволе одного дерева символ из пещеры, ничего пугающего с нами не приключилось. Я даже съела за ужином две порции маминого мясного рулета и вскоре уже крепко спала. Но потом, посреди ночи, меня что-то разбудило. Не знаю, из-за шума или меня что-то коснулось. Знаю только, что, когда я открыла глаза, в комнате было тихо и сначала я увидела только темноту. Потом мои глаза стали привыкать, и я начала различать очертания мебели в комнате. Тогда я чуть пошевелила головой и увидела еще фигуру, уже намного ближе. Это был Стивен, он стоял в изножье моей кровати. Он был совершенно неподвижен и пристально смотрел на меня, а в руках держал папин охотничий нож. Я позвала его, шепотом, но он не пошевелился и ничего не ответил. Как будто был в трансе или у него был приступ лунатизма. У нас дядя Филлип лунатик, и я много про это знаю. Тогда я позвала еще раз, а когда Стивен не ответил, встала с кровати, медленномедленно. Мое сердце забилось так сильно, что я отчетливо его слышала. Я подкралась к нему и попыталась дотянуться до ножа, но он отдернул его раньше, чем я успела за него ухватиться. Я снова и снова повторяла его имя, пока наконец не шлепнула ладонью по лицу и он не проснулся. Он заморгал, будто не понимая, где находится, а потом бросил нож и расплакался. Я сначала подумала, это от того, что я его ударила, но он все время повторял: «Прости меня, прости меня, прости меня», и я думаю, это из-за ножа. Стивен выглядел так, будто ему было плохо. Мы пообещали друг другу не рассказывать об этом родителям, и я разрешила ему спать оставшуюся часть ночи в моей кровати. Вскоре он уснул, положив голову мне на плечо. Но я уже так и не сомкнула глаз.
Голосовая запись #35Б
03:12, воскресенье, 13 июля 2017 г.
(Звуки шагов, спускающихся по лестнице.)
Шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят, семьдесят один, семьдесят два, семьдесят три…
Голосовая запись #36Б
03:35, воскресенье, 13 июля 2017 г.
Двести шестьдесят шесть, двести шестьдесят семь, двести шестьдесят восемь.
(Ливингстон расшаркивается, когда достигает нижнего уровня, затем поворачивается и сразу начинает подниматься обратно.)
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
…двести девяносто девять, триста, триста один, триста два, триста три, триста четыре, триста пять…
(Голос Ливингстона звучит монотонно, медленно, будто он находится под гипнозом.)
Думал, ночь никогда не закончится, это какой-то кошмар. Если мне и удалось поспать, то я этого не помню. Часы тянулись, как в лихорадочном сне. В какой-то момент я услышал, как кто-то плакал, какая-то женщина, но было слишком страшно, чтобы встать и посмотреть, в чем дело. Вскоре после этого я вроде бы увидел, как что-то пошевелилось в дверном проеме: там были смутные очертания человека, но, когда я нащупал лампу, он исчез. И еще здесь так холодно, что я весь дрожу, даже в спальнике. У меня болит все тело, а ноги грязные и истоптанные, как будто я очень много ходил босиком.