Я сбежала в свою спальню – переодеваться перед ужином – с чувством, близким к облегчению, будто вырвалась из клетки. Еще чуть-чуть, и можно будет с чистой совестью отправить дражайших родителей домой. В карете. Никаких порталов. Не то чтобы мне было жалко магии колец – их запас еще позволял пару десятков перемещений. Но надо же и совесть иметь! Пусть хоть немного помучаются в дороге, раз столько дней мучили меня.
Я не стала шить для ужина ничего нового, в том числе и в пику матушке, которая наверняка ожидала увидеть меня в каком-нибудь вычурном наряде. Вместо этого вытащила из резного орехового шкафа проверенное темно-фиолетовое платье с пышной юбкой, перехваченной шелковыми бантами, и узким лифом, украшенным серебряной вышивкой в виде виноградных лоз. К нему – туфли под цвет платья, с чуть потертыми носками, но еще вполне приличные. Приказала служанкам накрасить меня бледно-розовыми румянами и слегка подвести глаза сажей, а волосы уложить в высокую прическу, заплетя несколько прядей в косу вокруг макушки.
И, конечно, надела фамильные драгоценности своего умершего мужа – массивное ожерелье из чёрного жемчуга, где каждый шарик был размером с ноготь мизинца, и серьги, тоже с жемчугом, но уже в золотой оправе, подвешенные на тонких цепочках. Они холодно покачивались при каждом движении головы, напоминая о прошлом, которое я давно похоронила вместе с их владельцем.
К нужному времени – ровно за полчаса до назначенного часа – я спустилась в холл, где уже ждали родители: матушка в своем неизменном черном платье с жемчугами, батюшка в чуть менее потрепанном, чем обычно, камзоле. Оттуда, не дожидаясь их комментариев по поводу моего наряда, я открыла портал прямо к подъезду усадьбы герцогини Жатарской.
У герцогини Аделины горт Жатарской было большое семейство, впрочем, как почти у всех в нашей дальней провинции. И вся эта толпа собралась сегодня в усадьбе ее сиятельства. Сама она недавно овдовела и потому могла, не стесняясь, командовать всеми, как настоящая глава семейства.
Высокая и плотная женщина с осанкой, говорящей о годах привычки держать всё под контролем. Её тонкие черты лица – высокие скулы, изящно очерченные брови и слегка вздернутый нос – указывали на богатое благородное происхождение и множество предков с титулами и заслугами. Глаза Аделины были холодными и проницательными – светло-серые с едва заметным оттенком голубого, словно отражали не только её внутреннюю силу, но и умение видеть слабости окружающих.
Она стояла у входа в усадьбу в платье из тончайшего шелка глубокого изумрудного цвета – оттенок был настолько насыщенным, что казался почти бархатным на свету. Платье было украшено сложной вышивкой золотыми нитями по корсету и рукавам – узоры напоминали ветви винограда с мелкими листочками и гроздьями ягод.
На шее сверкало массивное ожерелье из золота с крупным изумрудом в центре – фамильная драгоценность Жатарских. Волосы, седые у висков, но всё ещё с пепельным отливом, были уложены в башню из локонов, проткнутую золотыми шпильками с рубинами. Одна из них, чуть криво воткнутая, выдавала спешку служанки – но герцогиня этого не замечала. Или делала вид.
Вся её внешность производила впечатление женщины властной и уверенной в себе – словно барыня с Земли, снисходительно наблюдающая за тем, как в её усадьбе собирается толпа людей, появившихся здесь поесть и попить на дармовщину.
Усадьба за её спиной дышала роскошью: резные дубовые двери с гербом – скрещённые мечи над чашей, мраморные ступени, вытертые до блеска, гирлянды из живых цветов, вплетённые в железные светильники. Из открытых окон лились звуки лютни и запах жареного фазана, но сама Аделина казалась не частью праздника, а его стражем.
Когда она делала шаг вперёд, шлейф платья шуршал по камням, как змея по сухим листьям. Гости расступались, кланяясь, но она не улыбалась – лишь кивала, будто отмечая в уме, кто из них достоин её внимания. Даже смех в зале звучал тише, когда она проходила мимо – будто сама атмосфера сжималась под её взглядом.
Её три дочери, уже замужние, суетились рядом, поправляя платья и одёргивая детей. Старшая, Клара, с лицом, как у матери, но без её холодности, пыталась унять сына, тянувшегося к золотым шпилькам в её причёске. Средняя, Лира, в платье с залоснившимися от частой носки рукавами, шепталась с мужем-офицером, бросая тревожные взгляды на мать. Младшая, Мира, с лицом, бледным от усталости, беременная третьим, опиралась на служанку.
Сыновья стояли позади, как тени. Средний, Гарт, в потёртом мундире, нервно перебирал ордена на груди – его жена, дочь разорившегося барона, теребила край платка. Младший, Эдрик, выпячивал грудь в камзоле с гербом жены-наследницы. Его супруга, полная женщина в парче, держала за руку двух близнецов в одинаковых кружевных костюмчиках – их лица были испачканы вареньем.
Между ними сновали дядья и тётки: толстый дядя Фернан с красным носом пьяницы, шептавший что-то о долгах; тётка Ирта в платье с выцветшими розами, норовившая ущипнуть служанок за бока. Племянники-подростки толкались у стола со сладостями, а кузины постарше перешёптывались за веерами, оценивая друг друга украшениями.
Сама Аделина возвышалась над этим хаосом, как скала. Её взгляд, скользнув по дочерям, заставил Клару резко одёрнуть сына, а Лиру – замолчать. Когда Эдрик попытался представить ей жену, герцогиня лишь кивнула, не удостоив невестку и словом. Её пальцы сжали веер так, что костяные рёбра затрещали, когда племянник уронил бокал.
Родня затихала, едва она поднимала руку. Даже дети, чувствуя ледяную ауру её власти, прижимались к нянькам.
И вот сюда-то нас и пригласили, на званый ужин, да. Заодно и для знакомства со старшим сыном Аделины, чьего имени я не знала. Он должен был пожаловать порталом из самой столицы. Самый успешный из всех детей Аделины, тот, кем можно по праву гордиться.
И я радовалась, что перед появлением здесь успела выпить успокоительную настойку, хоть матушка и была против. Вечер обещал быть насыщенным, им не нужны были все мои силы.
Глава 15
Мы успели поздороваться, пройти в обеденный зал и рассесться по уготовленным нам местам, когда наконец-то пожаловал старший сын Аделины.
Когда он перешагнул порог обеденного зала, шум утих сам собой – да иначе и быть не могло. Высокий красавец, широкоплечий и подтянутый, с черными как смоль волосами, аккуратно уложенными назад, и глазами цвета пьяной вишни – глубокими, манящими и одновременно холодными. Он был одет в безупречный армейский мундир темно-синего цвета с золотыми эполетами и вышивкой на воротнике, который невероятно шел ему, словно созданный специально для того, чтобы подчеркнуть его мужественность и внутреннюю силу. Каждое движение Ричарда было выверено и грациозно – он словно владел пространством вокруг себя. Богатый, известный, красивый, обласканный милостями от императора – завидный жених.
И мое прошлое. Мое личное прошлое, не Арисы, Виктории.
Вот когда я порадовалась, что перед выходом, несмотря на противление матушки, выпила успокоительную настойку. На моем лице не дрогнул ни единый мускул, когда Ричард горт Жатарский, герцог Нортамберлендский, с надменным видом шел к выделенному ему месту возле его матери, по правую руку от нее. Его взгляд был холоден и властен; казалось, он привык быть в центре внимания и не терпит конкуренции.
Когда Ричард вошёл в зал, свет люстр заиграл на золотых эполетах его мундира, подчеркнув безупречную линию плеч. Шрам над правой бровью – тонкая белая нить на загорелой коже – придавал лицу оттенок опасности. Его сапоги, отполированные до зеркального блеска, глухо стучали по паркету, а перчатки из тонкой лосиной кожи обтягивали пальцы, будто вторая кожа. Он нёс с собой запах снега и железа – как будто только что сошёл с зимнего поля боя, а не из покоев усадьбы.
Я смотрела на него равнодушным взглядом настоящей вдовы – недавно потерявшей супруга и научившейся скрывать свои чувства за маской спокойствия. А сама мысленно возвращалась к тому далекому времени на Земле.
Мне тогда только исполнилось восемнадцать. Я была наивной дурой – мечтала о большой и чистой любви. Я ждала своего единственного и верила: он вот-вот появится на горизонте, станет моей отрадой и защитит меня от всех угроз – вымышленных и реальных. В общем, дура, да.
И он появился, тот самый единственный. Почему-то во сне, но меня этот пустяк мало волновал. Он так и представился: Ричард горт Жатарский, герцог Нортамберлендский. Но я забыла о его титулах практически сразу, помнила только имя: Ричард…
Красивый брюнет с точеными чертами лица – высокие скулы, прямой нос и тонкие губы с легкой улыбкой – модной прической с аккуратными локонами на висках и безупречным поведением. Он приходил каждую ночь: шутливо целовал меня в лоб как младшую сестру и уносил в другие миры – яркие и волшебные места с неземной красотой. Он рассказывал о существах этих миров – добрых духах леса, величественных драконах и таинственных хранителях древних знаний.
Никакой пошлости или грязи; максимум – дружеский поцелуй в лоб. Мне хотелось большего – тепла прикосновений или хотя бы слов признания – но я боялась сказать ему о своих желаниях и покорно соглашалась играть роль ведомой.
Год длились наши волшебные путешествия по мирам; год ночных встреч с этим загадочным красавцем.
А потом… Потом он просто исчез. Не появился в очередной раз.
Я ждала его каждую ночь; надеялась; верила; плакала по ночам в подушку от горечи утраты. А потом заставила себя поверить: это был всего лишь сон – сказка без ничего общего с реальностью.
Я забыла его.
И постепенно превратилась в циничную стерву – женщину с холодным сердцем и острым языком, которая больше не верит ни в любовь, ни в чудеса.
Ричард сел, поправив шпагу у бедра. Лёгкий звон стали заставил матушку вздрогнуть, но герцогиня лишь поджала губы. Ричард откинулся на спинку стула, и луч света упал на прядь волос у виска – там, где раньше вплетался серебряный локон, теперь была лишь тьма.