Эмма кивнула, скрывая улыбку в уголках губ. Она прекрасно понимала мой негласный намек – пусть провинциальные родственники не смущают важных гостей своей неловкостью.
– И, нисса Эмма… – я вдруг почувствовала, как дрожь в голосе выдает мое напряжение, – скажите лекарю, пусть приготовит успокоительную настойку. Думаю, он мне понадобится.
Эмма лишь вздохнула и поспешила исполнять приказы, оставив меня стоять среди нарастающего хаоса предсвадебных приготовлений.
Свадьба надвигалась на меня подобно разбушевавшейся стихии – неумолимо, сметая все на своем пути. Каждый новый день приносил все больше суеты и волнений, от которых кружилась голова.
Придворная портниха, которую Ричард прислал из столицы, работала день и ночь, ее тонкие пальцы ловко управлялись с иглой и драгоценными тканями. Мое свадебное платье – из серебристого шелка с вышитыми жемчугом узорами – уже висело в гардеробной, завораживая своим изяществом. Даже матушка, вечно недовольная, на этот раз лишь ворчала себе под нос, разглядывая свой новый наряд из узорчатого атласа. "Ткань могла бы быть и дороже", – бормотала она, но в глазах читалось удовлетворение. Хоть не придется краснеть перед знатью.
Замок кипел, как растревоженный улей. Слуги сновали по коридорам, неся в руках то связки цветов, то стопки свежевыглаженного белья. Повариха на кухне колдовала над праздничными блюдами, откуда доносились аппетитные ароматы жареного мяса и пряностей. В главном зале устанавливали дополнительные скамьи для знатных гостей, а во дворе украшали арку для церемонии живыми цветами.
Особый трепет вызывала мысль о предстоящем обряде. По традиции, клятвы обычно приносили в родовом поместье жениха. Но моя ситуация – вдова, да еще и вынужденная вступать в повторный брак – внесла свои коррективы. Церемония пройдет здесь, в замке Оргарон, под пристальными взглядами всей столичной знати. И что самое страшное – в присутствии самого императора, чей взгляд, казалось, способен пронзить насквозь.
Я стояла посреди этого хаоса, ощущая, как сердце бешено колотится в груди. В голове крутилась одна мысль: "Всего несколько часов – и моя жизнь изменится навсегда". Глоток прохладного воздуха из открытого окна немного освежил разгоряченные щеки. Где-то вдали уже слышались первые звуки подъезжающих карет… Глава 47
Гости прибывали волнами, превращая мой некогда спокойный замок в шумный переполох. "Высокие особы" – включая самого императора со свитой – материализовались через порталы в парадном зале, их роскошные наряды сверкали драгоценными камнями. Каждый новый всплеск магической энергии заставлял мою горничную вздрагивать и снова поправлять шпильки в моих волосах.
Кареты с грохотом подкатывали ко входу, доставляя мою родню и местную знать. Я наблюдала из окна спальни, как мои кузены неуклюже вылезали из экипажей, поправляя полинявшие камзолы. Их жены суетились, пытаясь пригладить мятые юбки – явный признак долгой дороги в тесных каретах.
Эмма, запыхавшись, доложила:
По последним подсчетам, госпожа, у нас уже семьдесят три гостя. И это не считая слуг…
Я стиснула зубы, представляя, как опустошаются мои кладовые. В голове тут же возник образ поварихи – красной от жара, вытирающей пот со лба и в ужасе глядящей на пустеющие полки с провизией.
– Кого теперь послать на рынок? – пробормотала я, глядя в зеркало, где моя свадебная прическа постепенно обретала законченный вид. – Или… может, пусть Ричард кормит эту ораву? Ведь это теперь и его гости тоже.
Из соседней комнаты доносился голос матушки:
– И скатерти не самые дорогие, и цветы какие-то увядшие… Совсем подготовка не на уровне!
Я намеренно громче закашляла, давая понять, что слышу ее ворчание. Но вмешиваться не стала – пусть высказывается. Если ей не нравится – пусть принимает всех в своем замке. Особенно наших "драгоценных" родственников, чьи поношенные наряды и неуклюжие манеры выдавали в них провинциалов, давно не бывавших при дворе.
Горничная вставила последнюю шпильку, и я наконец увидела в зеркале свое отражение – невесту, готовую к церемонии. Вот только в глазах этой невесты читалась не радость, а, скорее, решимость выстоять перед надвигающимся штормом под названием "свадьба".
Я стояла перед зеркалом, и отражение смотрело на меня чужими, холодными глазами.
Платье было бархатно-серебристым, как лунная дорожка на черной воде. Лиф, стянутый так туго, что каждый вздох давался с трудом, был расшит жемчужными паутинками – фамильный узор Жатарских. Я провела пальцами по выпуклым узорам, чувствуя, как крошечные бусины впиваются в кожу. "Как удобно", – язвительно подумала я. Уже с первого дня их герб будет оставлять следы на моем теле.
Рукава-фонарики, подбитые кружевом, шуршали при каждом движении, словно шептали: "Смотри, не опозорься". Шлейф – тяжелый, на три аршина – волочился за мной, как цепь.
Горничная опустилась на колени, чтобы надеть мне туфли. Белая кожа, стянутая серебряными пряжками с гербом Ричарда.
– Ваше сиятельство, они жмут? – робко спросила она.
– Идеально, – ответила я, глядя, как каблуки впиваются в ковер.
Волосы заплели в тугую корону, вплетая жемчужные нити. Каждая прядь была натянута так, что кожа на висках онемела. "Чтобы не дергалась", – мелькнула мысль. Два завитка у лица – единственная уступка женственности. Фата из серебристого тюля приколота обручем с сапфиром – подарок Ричарда, переданный тайно. Я тронула холодный камень.
– Это фамильная реликвия, – прошептала горничная. – Ее носили все невесты Жатарских.
– Как трогательно, – сказала я вслух.
В голове же звучало иное: "Ошейник. Метка собственности".
Макияж делался личными слугами моей свекрови. Фарфоровое лицо, подведенные дымчатые глаза, губы – бледно-розовые, почти бесцветные. "Не затмевать жемчуг", – объяснила придворная дама. Я сжала зубы, пока она втирала в щеки румяна – ровно столько, чтобы не выглядеть мертвецом.
– Вы прекрасны, – ахнула горничная.
Я повернулась к зеркалу.
Отражение было безупречным. Холодным. Чужим.
Герцогиня Жатарская.
Не я.
В дверь постучали:
– Готовы, нисса? Император прибыл.
Я провела рукой по шлейфу, чувствуя, как хрустальные бусины впиваются в ладонь.
– Целиком и полностью, – ответила я и шагнула навстречу своему будущему.
Глава 48
Я не помню, как мои ноги в этих дурацких узких туфлях преодолели путь до алтарного зала. Казалось, я плыла сквозь толщу воды – всё вокруг потеряло чёткость, звуки доносились приглушённо, будто из другого мира.
Родители вели меня под руки, как преступницу к месту казни. Матушка слева – её пальцы впивались в мою руку выше локтя, оставляя синяки под кружевами рукава. Батюшка справа – его ладонь была холодной и влажной, он что-то бормотал себе под нос, но слова тонули в гуле крови, стучавшей у меня в висках.
Я существовала отдельно от всего этого безумия. От собственного тела, облачённого в это душащее серебряное платье. От свадьбы, от гостей, от будущего. Внутри была только одна мысль, пульсирующая в такт шагам:
"Я не хочу этого".
Ноги подкашивались, но корсет не давал упасть. Ладони покрылись липким потом, жемчужные узоры на лифе впивались в кожу при каждом вдохе.
– Держись, – прошипела матушка, чувствуя, как я дрожу. – Ты позоришь нас.
Я хотела закричать. Сказать, что боюсь. Не Ричарда – нет, чёрт возьми, я даже любила его, кажется. А этого мира, где о правах женщины и слыхом не слыхивали!
Я не знала, какое будущее меня ждет, меня трясло при одной мысли о родах в мире без банальной медицины. Да и вообще…
Я – женщина! Я имею полное право бояться!
Вот я и боялась, пока шла по коридорам и через залы.
А потом… Потом бояться стало поздно. Двери алтарного зала распахнулись передо мной внезапно, как пасть чудовища. Ослепительный свет сотен свечей, давящий запах цветов, сотни глаз, уставившихся на меня.
И тогда родители сделали последнее, что от них требовалось – как тюремные надзиратели, передали меня из рук в руки.
Батюшка сжал мою ладонь в последний раз.
Матушка толкнула в спину.
И я очутилась рядом с Ричардом, чьи пальцы тут же сомкнулись вокруг моей кисти – тёплые, твёрдые, не оставляющие выбора.
– Поздно бояться, – прошептал он, и его губы дрогнули в чём-то, что должно было быть улыбкой.
Алтарь обжигал ладони ледяным холодом. Шершавая поверхность древнего камня впивалась в кожу, будто напоминая: "Обратной дороги нет".
Ричард начал говорить. Его голос, обычно насмешливый, теперь звучал торжественно и чуждо – он произносил слова на том самом древнем языке, на котором клялись первые правители этих земель. Звуки лились плавно, словно песня, но для моего уха оставались лишь набором гортанных слогов.
Я стояла, чувствуя, как поджилки трясутся, а в горле стоит ком. Гости замерли – даже матушка перестала ерзать. В зале было так тихо, что слышалось потрескивание свечей.
– Нисса Ариса, – тихо подсказал жрец.
Я вздрогнула.
– Да, – выдохнула я. Голос сорвался на хрип – больше похоже на карканье вороны, чем на согласие невесты.
И в тот же миг за стенами грянул гром. Небеса ответили нам раскатом, от которого задрожали витражи. Я непроизвольно рванулась назад, но Ричард крепко держал мою руку.
Тогда я почувствовала жжение.
Сначала на его запястье – тонкая алая линия, будто от пореза. Затем на моём. Кровь? Нет… Она распускалась, превращаясь в бутон, потом в цветок с бархатистыми лепестками.
– Брачный знак, – прошептал кто-то из гостей.
Я не успела испугаться. Цветы расцвели за секунду – один на его руке, один на моей, – и тут же засохли, оставив на коже лишь алые отметины, похожие на крошечные татуировки.
Ричард повернул мою ладонь, его большой палец провёл по свежей метке.
– Поздравляю, герцогиня, – сказал он так тихо, что услышала только я.
А в голове у меня стучало лишь одно: