Я уставилась на сообщение. Она бы не вышла оттуда; Блю просто опять блефует. Так ведь? Я посмотрела на список сообщений от Блю в своей почте. Для человека, который вначале относился ко мне плохо в Крили, сейчас я ей, похоже, действительно понравилась. И мне вдруг пришло на ум, что она тоже чувствует грусть и одиночество. Я не знала, что мне делать с сочувствием, которое я испытывала к Блю.
Надо подружиться. Что плохого случится, если я отвечу Блю? Она единственная из тех, кого я знаю, кто сейчас, возможно, сумеет понять мою жизнь.
«Блю!
Хорошо, что ты прислушиваешься к советам Каспер. А что еще тебе остается делать, правда же? Пустыня похожа на жаркое месиво – если надумаешь сюда приехать, захвати топы с бретельками через шею, солнечные очки и много солнцезащитного крема, потому что кожа здесь горит как в огне каждый день. Я не знаю, что тут забыла, на самом деле, но вот я здесь, полагаю, что это мое место. Я работаю посудомойкой, и это не так уж плохо. Что происходит с Луизой? Скажи ей, что я скучаю по ней, перед тем, как тебя выпишут оттуда, хорошо? Может, ты сможешь передать ей мой электронный адрес или что-то в этом роде. И я не хорошая девочка, я вся насквозь плохая.
Несколько дней спустя сквозь грохот посудомоечной машины я услышала, как Райли громко крикнул мне:
– Я слышал, твой дружок уезжает на гастроли администратором той группы – большой тур по западному побережью. Ты не будешь чувствовать себя одиноко в следующие несколько месяцев?
Я дернула вниз рычаг машины.
– Что?
Я сдула пар со своего лица. На кухне сломался кондиционер, и на улице жарко, как при апокалипсисе. И, естественно, было около посудомоечной машины, фритюрницы и гриля еще жарче. Райли сказал, что обычно в июне здесь прохладнее. У нас установлены квадратные вентиляторы, и он прикрутил к стене вентилятор, который держался на соплях. Лицо Райли блестело от пота, а лоб и нос были покрыты красными прыщами. Под столешницей он прятал банку с пивом, с которой стекала вода, и курил сигарету, стряхивая пепел на пол. Он смахивал его в сторону ботинком.
Райли сделал вид, что подавился глотком пива.
– Упс. Я проболтался о том, чего ты еще не знала? Похоже, Майкл в опале.
Я поморгала.
– Майки?
– Майкл. Он мужчина, называй его мужским именем, милая.
Интересно, берет ли он Банни с собой и сказал ли ей уже об этом?
«Я на самом-то деле только что сюда переехала, – думала я, угрюмо окуная пластиковые стаканы для воды в мыльную кашу с водой. – А он уже уезжает».
Но я вспомнила, что говорил Майки: «По-прежнему уже не будет», – и решила: «В любом случае это теперь не важно». Мой единственный друг: он уходит.
Райли отскребал несколько драников от гриля, крутя в руках лопатку. Его сигарета лежала на краю пивной банки. Джули уехала до следующей недели.
– В Орей, – сказала Линус сегодня утром. – Изучает свои доши.
Кажется, Райли стал еще более беспечно, чем обычно, относиться к выпивке на работе с тех пор, как она уехала.
Райли докурил сигарету и бросил ее в банку. И встал, кинув банку через мою голову в мусорное ведро.
– И прекращай уже носить эти рубашки с длинным рукавом, Чарли, милая. Мне становится жарче от одного взгляда на тебя. Купи несколько дурацких футболок.
Я не ответила ему. Вместо этого вывалила остатки еды в мусорное ведро сверху на его банку из-под пива.
Я перебирала пальцами пачку наличных денег в кармане комбинезона, прогуливаясь между рядами магазина для художников рядом с кафе. Угольные грифели из ивы, воздушная и мягкая щетина кистей для акварели. Я трогала стопки скрепленной бумаги для рисования, чувствуя рельефные выступы под пластиковыми обложками. Изящные краски фирмы «Винзор и Ньютон» в безупречных бутылочках, выстроенные ровными рядами: багряный краплак, пурпурная марена, желтый ультрамарин. У них есть блокноты с готовыми шаблонами для комиксов; больше никаких линеек и острых карандашей, которые я использовала. Я увидела много холщовых сумок через плечо, брюк в армейском стиле с низкой талией и тонких шейных платков на девушках в магазине. Парни все выглядели как автослесари: сандалии, тонкая щетина на подбородках. Мне стало интересно: вдруг кто-то из них учится у Ариэль в университете. В следующем месяце начнутся занятия в ее студии. Я все еще не решила, стану ли туда ходить. «Школа изобразительных искусств» – так Линус называла столы, за которыми обычно сидят ребята в брюках, испачканных краской, и в очках в роговой оправе. У них переполненные сумки через плечо и папки с работами, склеенные вместе. Они пьют одну за другой чашки с чаем и кофе, оставляя после себя чаевые – стопки монет в один цент – и самокрутки, иногда набросок на салфетке с изображением кого-то из официантов. Я посмотрела цены на карандаши, грифели и бумагу. Мне нужно купить мыло, туалетную бумагу, тампоны и нижнее белье. Подошвы ботинок износились: я чувствовала неровности асфальта при ходьбе. И на улице так жарко, что мне стоит купить кроссовки или нечто вроде них вместо ботинок, более легкую и прохладную обувь. Я должна заплатить Леонарду арендную плату, но я не знала, когда получу чек от Джули. А потом я подумала: «Где я буду его обналичивать? У меня нет банковского счета». Я пыталась сложить суммы в уме, но цифры становились запутанными; я сбивалась со счета и ощущала растерянность. Все здесь точно знали, чего хотят, но я в итоге ушла ни с чем.
Майки опустил глаза в тарелку со сладким картофелем фри и острой стручковой фасолью.
– Да, – признался он, – я уеду примерно на три месяца. Сейчас лето, поэтому я не пропущу занятия в университете. Это действительно большой шанс для группы. А я их менеджер, ведь так? Я бы сказал, менеджер и по совместительству водитель фургона. Я имею в виду, что не получу за это денег, но, возможно, из этого что-нибудь выйдет. Может, альбом. Это очень положительный момент. – Он придвинул тарелку ко мне. – С тобой все будет в порядке, правда ведь?
Майки смотрел на меня таким взглядом, который на самом деле говорил: «Мне нужно, чтобы у тебя все было в порядке».
Я сложила картошку в форме крохотного бревенчатого домика оранжевого цвета. В воздухе слышалось жужжание – несколько подвесных ламп на террасе ресторана испортились и давали тусклый свет.
Я посчитала в уме: три месяца. Июнь, июль, август.
– Это долго.
Майки выдернул ломтик картофеля, и домик развалился. Не его губах блестела соль.
– Один друг будет сдавать в субаренду мою квартиру.
Я не могла не думать о том, что когда он уедет, я снова останусь одна.
– Ты будешь посещать занятия у Ариэль? Это действительно пойдет тебе на пользу. Вдобавок ты можешь там с кем-нибудь познакомиться.
Я двигала еду по тарелке.
– Она сказала, что все ученики будут старше.
– Это просто шутка. Я помогал ей прошлым летом. Они не все были в возрасте. И я думаю, если Ариэль хочет тебе помочь, ты должна ей позволить, понимаешь? Это может помочь и ей тоже.
Я положила вилку, почувствовав вдруг внезапное раздражение.
– Помочь ей? Чем я могу ей помочь? Але, ты что, посмотри на меня.
Майкл нахмурил брови.
– Не будь такой. Я просто имел в виду… – Он перевел дыхание. – У нее умер сын. Несколько лет назад, до того как я переехал в гостевой дом. Передозировка наркотиков. Я думаю… Я, правда, не знаю всех подробностей, но он долгое время не общался с ней, прежде чем это случилось. Ариэль все время говорит со мной о тебе. Мне кажется, ее желание помочь тебе… может, оно дарит ей немного надежды? Она действительно долгое время жила как в аду.
Я вздохнула. У Ариэль умер сын. Передозировка. А я-то думала, у нее такая замечательная, приятная жизнь, неизменно наполненная искусством и интересными событиями…
Теперь я поняла, что она имела в виду в галерее. Почему сказала: «Я тебя знаю». И почему то облако пробежало в ее глазах.
Меня посетила одна мысль, и мне отчего-то стало тяжело. Так вот почему Ариэль так настойчиво говорила, что я должна найти жилье, работу, посещать ее занятия? Она хочет быть уверенной, что я не… стану такой, как ее сын? Что не исчезну, как он?
Я думала о картинах в ее доме. Они такие мрачные, с крошечным проблеском света, но свет отворачивался от тьмы.
– Ее картины, – медленно произнесла я. – Те, мрачные, что висят в ее доме. Когда я их увидела, у меня возникла единственная мысль – только очень грустный человек мог написать их.
Майки кивнул:
– С тех пор она больше не рисовала. Эти она заканчивала в спешке, сразу после его смерти, а потом просто перестала рисовать. Ноль. Ничего… Банни тоже здесь, если тебе что-то будет нужно. Если ты узнаешь ее получше, это не убьет тебя, – добавил он осторожно.
Упоминание о Банни резануло меня как нож. Я искромсала бумажную салфетку, собрала в кучу грязные крошки на столе и сдула их, как снег. Майки улыбнулся:
– Я серьезно. Она на самом деле классная. Я имею в виду, тебе не стоит вести себя как бесчувственная рыба, понимаешь?
Мое лицо залилось краской.
– Бесчувственная рыба? Какого черта?
– Ты понимаешь, Чарли, просто… ну, ты знаешь. Я имею в виду, ты не очень общительная девушка, так ведь? Ты всегда была немного… отчужденной, верно? Сейчас ты более или менее, я не знаю… – Майки запнулся, вздохнул. – Я хочу сказать, что многие люди общались бы с тобой с удовольствием, но ты даже не даешь им такой возможности. И сейчас, прямо здесь, это твой шанс исправить некоторые вещи. Завести правильных друзей.
– Завести правильных друзей? Ты о чем вообще, Майкл?
Завести правильных друзей? Я чувствовала, что разговор уходит в странное русло.
– Чарли, – в его голосе прозвучала прохлада. – Послушай. Банни видела вас вместе с Райли Уэстом. Ты ведь знаешь, что она работает в «Карузо»? На противоположной стороне от «Грит»? Она видела, как вы шли вдвоем утром.
Я повертела ломтик картошки, потом помахала им перед лицом Майки и сунула в рот. Я чувствовала злость и страх из-за того, что он уезжает, и мне хотелось вести себя грубо с ним.