На кухне неудачный день: Райли кое о чем меня попросил, и это кое-что повисло между нами в воздухе, становясь все тяжелее с каждой секундой.
Райли пристально смотрел на меня и ждал моего ответа.
Его пальцы по цвету напоминали водянистый кофе. Сколько сигарет он выкурил за сегодня? Заказы возвращались назад: бейгеле пригорели с одной стороны, во взбитый тофу он забыл добавить лук-сибулет, картошка фри по-домашнему твердая, как кирпич. Две тарелки разбиты, белые края с зазубринами задвинуты под стол для готовки из нержавеющей стали.
Райли сказал, что ему нужен дом с черной дверью и синим пикапом на улице, чтобы вынести весь этот кошмар. Кофемашина для эспрессо ныла, клубы дыма обволакивали лицо Линус. Таннер убирал со столов в передней части зала. Джули в своем офисе.
– У тебя перерыв.
Он затянулся сигаретой. Его глаза покраснели. Сегодня утром, когда я зашла за ним, он уже не спал, сидел на диване, курил, пялясь в никуда, необычный запах пластика пристал к его коже.
– Мне нельзя уходить в рабочие часы. Правила заведения.
Он хотел подмигнуть, но вышло, как будто что-то попало ему в глаз.
– Пожалуйста.
Хриплое эхо в его горле, совсем как у Эвана, когда ему требовался наркотик.
– Твоя смена все равно почти закончена. Я заплачу тебе.
Я вспомнила Эллис, подергивающуюся на моем плече, лицо искажено от желания.
«Пожалуйста, – умоляла она. – Просто скажи моей маме, что я в ванной, если она позвонит! Я сказала ей, что останусь у тебя на ночь. Пожалуйста, Чарли. Мне просто нужно его увидеть. Помоги мне, Чарли, пожалуйста!»
Райли напоминал мне Эвана, когда тому нужна была доза, – как он сам говорил, чтобы остановить «гребаную бездну, угрожающую поглотить мою проклятую душу». Тогда я собиралась с духом, умывалась где-нибудь в туалете так, чтобы мое лицо не выглядело слишком грязным, и вставала на углу в нескольких кварталах от Парка Мерс в Сент-Поле сразу после наступления темноты. Я ждала, пока появится какой-нибудь человек, чтобы отвести его в парк, где поджидали Эван и Дамп.
Но Эллис нужен был тот парень, а мне нужна была она. И Эван помог мне, спас меня, поэтому я помогала ему. И теперь Райли просил о помощи. И сказал, что заплатит мне. А мне нужны эти дополнительные деньги…
Каспер говорила, что будет легко вернуться к старым привычкам, старой модели поведения. Но сейчас Каспер занята, она очень далеко. Успокаивающий бежевый цвет центра Крили за миллион миль отсюда. Я чувствовала, что за миллион миль.
Знакомое оцепенение охватило меня, когда я сняла фартук и повесила его на сушилку для посуды. Я ничего не сказала Райли, просто протянула руку, чтобы взять деньги, и сжала их пальцами. И только положив их в карман, я поняла, что забыла сегодня дома лазурит. С минуту мои пальцы поискали его на ощупь, а потом я сдалась.
На улице жара сожгла пар от посуды на моей коже. Райли не заметил, как я спрятала нож в кармане.
Мужчина, открывший дверь, оглядел меня сверху донизу и выглянул на улицу – хотел удостовериться, что я одна. Он пожевывал колпачок от ручки. У него были желтые зубы, а в доме пахло кошачьим кормом из банок.
Эван и Дамп учили меня, что молчание – лучшее оружие. Люди будут пытаться облапошить тебя с помощью слов. Они переиначат все, что ты говоришь. Заставят тебя думать, что тебе нужны вещи, в которых ты не нуждаешься. Они выведут тебя на разговор, ты расслабишься, и тогда они нападут.
Мужчина опустился на диван. Я стояла рядом с дверью. Повсюду кошки – черно-белые, серые, полосатые – ходили кругами и гортанно мяукали. Журнальный столик напротив хозяина завален бумагами, чашками и помятыми журналами.
– Ты девушка Райли? – Мокрая ручка у него во рту перекатилась к зубам. – Тебе кошка язык откусила? – Он показал рукой на море шерсти, двигающееся по изношенному ковру, и засмеялся. – Ха, ха.
Я промолчала, и его улыбка затухла.
Он спросил, что у меня есть.
Я положила деньги на стол.
«Оценивай, – говорил Эван. – Всегда оценивай, прежде чем продвигаться дальше». Уголком глаза я заметила бейсбольную биту, прислоненную к стене. Я увидела грязные тарелки, вилки и ножи, лежавшие сверху на телевизоре. Телевизор на расстоянии вытянутой руки. Мой карман ближе.
Мужчина пересчитал деньги, коснулся стены сзади себя и постучал по ней шесть раз.
– Какой огромный шрам у тебя на лбу.
Он бросил зажигалку обратно на стол и откинулся на диван, выпуская дым. Сигарета раскачивалась над его коленкой.
Мое лицо осталось непроницаемым. От разговоров одни неприятности. Это ловушка.
В конце коридора открылась дверь. Появилась босая женщина с заспанными глазами, ее майка без рукавов обвисла на животе. Волосы в беспорядке, длинные красные и желтые пряди спадали на лицо.
Она тоже посмотрела мне за спину с несколько разочарованным взглядом. Мужчина на диване оценивающе глянул на нее.
– Вэнди, похоже, твой гитарист прислал свою маленькую подружку вместо себя. Можем ли мы ей доверять?
Вэнди опустила коричневый пакет на журнальный столик. Она рассматривала меня с улыбкой на лице.
– Она выглядит довольно безобидно. Я тоже друг Райли, – сообщила она мне с прохладцей. – Очень хороший друг.
Мужчина велел ей уйти, и я понаблюдала, как она шлепает назад по коридору. Пепел на его сигарете вырос. Он медленно двигал пакет голой ступней через весь стол, пока тот не шлепнулся на ковер. Я наклонилась, чтобы поднять его, и ощутила свой нож кожей бедра.
– Если тебе самой что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти.
Я не ответила ему, просто повернулась и ушла. Я не останавливалась и не оборачивалась, пока не вошла в «Тру Грит» через москитную дверь.
Райли потянул меня к грилю, протягивая руки. Засунул пакет себе под рубашку. И прошептал, чтобы я подменила его за грилем.
По пути в туалет он жестом показал мне на холодильник. Я открыла дверцу и увидела его благодарность: объемный пакет с едой. Я взяла его как робот: никаких чувств или эмоций на лице – и запихнула на дно своего рюкзака. Райли вернулся более живой, облизывая губы. Он подмигнул мне и направился прямиком к подпрыгивающему на гриле картофелю.
Я не знала, что думать про то, что сейчас сделала и почему. Я себя словно стерла и остаток смены провела как в тумане.
В своей комнате я придвинула зеленое кресло к двери. Поставила пакет с едой на стол. Вытащила нож из кармана. Непонятно, как я умудрилась забыть его выложить.
И потом, вот так просто, мое оцепенение прошло, и сердце начало бешено биться, как птица в клетке. Когда я делала это для Райли, я чувствовала себя хорошо. Это было неправильно, но я сделала это и ощутила то же, что иногда ощущала с Эваном и Дампом: да, это было плохо, неправильно, но имелось также и ощущение опасности, которое притягивало. К примеру: как долго можно удерживать что-то, пока оно не защелкнется? Распознаешь ли ты момент, когда что-то вот-вот пойдет совсем не так?
Но я также осознала, что спустилась слишком низко с лестницы правил Каспер, и внезапно меня охватило отчаяние. Я встала и начала мерить шагами комнату. Попробовала делать дыхательные упражнения, но стала задыхаться и не смогла замедлить дыхание. Я слишком взвинчена. Майки говорил двигаться вперед, а я ушла далеко назад и – о, черт! – вот оно, торнадо.
Моя аптечка все еще задвинута далеко под ванну с когтеобразными ножками, спрятанная внутри чемодана Луизы. Я не хочу этого, не хочу… Я слегка провела лезвием ножа по предплечью, пробуя. Мою кожу начало покалывать, и меня охватило сильное желание; глаза стали влажными.
Я была так близка к тому, чтобы почувствовать себя лучше, свободнее, прямо тут, с помощью этого короткого маленького лезвия… Но взяла и перевернула руки, заставив себя взглянуть на грубые красные линии, бороздящие мою мягкую кожу.
Все что угодно, только не это!
Я выпустила нож, и он со звоном полетел в раковину. Теперь я ощутила нечто вроде отрезвления. И мне стало совсем нехорошо. Я подошла сегодня слишком близко к Райли и к тому мужчине, к тому, что я уже делала когда-то. Какая-то часть меня пожелала понять, что я буду снова при этом чувствовать, но мне также захотелось, чтобы глаза Райли перестали вспыхивать, чтобы он прекратил трястись… На самом деле я просто стремилась быть славной девушкой, человеком слова, так же как с Луизой. Так же как и с Эллис.
Но в тот самый единственный раз, когда ей нужна была помощь больше, чем когда-либо, я не помогла ей – и потеряла ее…
Комната навалилась на меня. Я рывком открыла дверь. Я могла бы спуститься вниз и попросить одного из мужчин на крыльце купить для меня выпивку в винном магазине… Я почти собралась уходить, как дверь на противоположной стороне коридора открылась и появилась невысокая женщина с перепачканным лицом. Я не знала, как ее зовут, она здесь всего пару дней, но мы пересекались в коридоре, и она вжималась в стенку, если я проходила слишком близко. Она часто разговаривала сама с собой по ночам в своей комнате и много бормотала.
– Привет, – сказала я, прежде чем успела струсить. – У вас есть что-нибудь выпить? Я заплачу.
Я вынула пятидолларовую купюру из кармана.
Ее маленькие глаза напоминали изюминки. На ней была майка в пятнах. Потускневшие татуировки тянулись вдоль груди. В основном имена, но я не могла их разобрать. Женщина посмотрела на деньги. Моя рука дрожала. Когда она протянула руку, чтобы схватить купюру, я увидела, что ее рука тоже трясется. Она вернулась в свою комнату и громко хлопнула дверью.
Потом вышла, протянула мне бутылку дешевого вина с завинчивающейся крышкой и зашагала в конец коридора.
Я даже не стала сначала перекусывать. Открыла вино и принялась пить большими глотками, пока чуть не поперхнулась. Затем вылила остальное в раковину, чтобы не выпить еще больше. Оно быстро ударило в голову – головокружение, тепло и приподнятое настроение. Достаточно для того, чтобы умерить мое беспокойство. Я плохо себя чувствовала, но я сделала выбор. Из двух вариантов – резать себя или пить – я выбрала пить.