кончила.
Пока другие девушки шумели и смеялись за стойкой и сзади меня, я приступила к столам: вытерла и водрузила на них стулья, чтобы вымыть пол. Ночью работы гораздо больше. Мое лицо покраснело от напряжения, и я покрылась потом. «Модерн Вулф» все еще беспорядочно бродили, последний из них с осоловелым и неуверенным видом шел по направлению к выходу. Сегодня пятница; Четвертая авеню будет переполнена людьми, которые пойдут в «Плаш», «О’Мэйлис», «Хижину» с ее огромной сердитой головой бога Тики, и так до гостиницы «Конгресс» с ее приятными старомодными тентами… Наверно, Майки звонит Банни каждый вечер. Может, покупает ей разные глупые вещицы в придорожных кафе, вроде карандашей с пушистыми колпачками.
Я думала о том, чем занимается Райли. Сейчас мы были бы вместе, большую часть ночи, может, слушали бы записи в его гостиной, что-нибудь спокойное, как я люблю. Интересно, думает ли он вообще обо мне.
И когда я мыла покатый паркетный пол, слушая, как другие девушки смеются, пьют и курят, мне внезапно стало по-настоящему одиноко. Это женская компания, они вместе и счастливы, нормальные девушки, делающие нормальные вещи. После они пойдут веселиться, встречаться с друзьями или парнями, может, в бары. А я мыла дерьмо и пахла, как несвежая еда.
У входной двери звякнул звонок, и радостное девичье гоготание вырвалось из-за стойки: «Привет, Райли, эй, Райли, поведешь нас что-нибудь выпить, Райли?» Мое сердце утонуло и одновременно воспарило, когда он ответил: «Мне так жаль, дамы, но я заехал за своей девушкой». Потом наступило неловкое короткое молчание, прежде чем Темпл произнесла: «Ох, точно», потому что наверняка все они на самом деле подумали: «Но мы полагали, ты просто спал с ней».
Райли сказал: «За моей девушкой».
Мое сердце радостно забилось, однако я не хотела, чтобы он или они это заметили. Я почувствовала, что все смотрят на меня из-за стойки, поэтому пошла на кухню, толкнув двойные двери. Я опрокинула грязную маслянистую воду в раковину и намотала фартук на посудомойку. На столе около посудомоечной машины стояли две крошечные белые чашки нетронутого виски «Мэйкерс Марк». Это кофейные чашечки, и они предназначены для одинарного эспрессо. Линус научила меня различать посуду для разных кофейных напитков. Я люблю их, потому что они прекрасные, компактные и безупречные.
Когда я наконец повернулась, девушки уже были тут, с их делаными полуулыбками. Райли стоял, окруженный ими, – он успел выпить пару бокалов и слегка пошатывался.
Мы не будем слушать записи. Он сказал «моя девушка», но вспомнит ли об этом с утра? Я посмотрела вниз, на кофейные чашечки. А не все ли равно, если я сейчас тоже выпью? Заметит ли он вообще?
Очень крохотная часть меня шептала: есть ли для меня хоть какое-то место в наших отношениях? «Печенье, книга, музыкальный диск на полке».
– Я почти закончила, – сообщила я и повернулась к раковине. Меня захлестнула волна смирения. Я опрокинула в себя «Мэйкерс Марк» и ополоснула чашки. Горло и желудок горели, но тепло потекло по венам и сгладило это. Я вытерла рот и повернулась ко всем.
– Ты идешь? – спросила я Райли. – Я готова.
На улице мне пришлось пробираться сквозь строй тел, чтобы достать свой желтый велосипед. Я нащупывала замок, когда услышала чей-то крик:
– Эй, Райли, старик, это твоя девушка?
Жидкий смех прополз по толпе, вышедшей с концерта «Модерн Вулф». В этот момент я посмотрела на море пьяных парней в черных рубашках с засаленными темными волосами и в ботинках с опасными подошвами и поняла, что Майки слышал или скоро услышит о том, чем я занимаюсь. И подумала, что мне уже все равно. Я чувствовала тяжесть и оцепенение.
Рокот охов вылетел из толпы, а Райли забрал у меня велосипед, надел мой рюкзак себе на спину и сел на сиденье.
– Не злись, – прошептал он мне на ухо. – Я приехал, чтобы забрать тебя домой. Я клянусь, что никогда тебя не обижу, Чарли, никогда. Позволь мне доказать это.
Райли посадил меня на колени так, что я сидела лицом к нему. Мои руки обхватывали его бедра, а ноги были на перекладине велика.
Он сказал, чтобы я держалась, иначе оба погибнем, и мы поехали к его дому.
Я думаю, что спуски должны быть опасными. Не знаю почему. Я даже не знаю, кто придумал это дурацкое определение. И не понимаю, почему это важно. Кому есть дело? Кому есть дело до испуганной девчонки, которая, похоже, живет сама по себе? Кому есть дело до испуганной девчонки, которая моет полы и доставляет наркотики своему парню? Испуганной девчонке есть дело. Но она не знала, что делать, и однажды, впустив в себя «Мэйкерс Марк», однажды впустив поцелуи, секс, алкоголь, наркотики – все, что заполняет ее время и делает счастливее, пусть даже ненадолго, она – конченый человек. И иногда, может, один или два раза, она упоминает, что хочет ходить на занятия к той даме художнице, но останавливается, потому что маленькая мышь забивается в ее голову и сердце и шепчет «Но тогда ты не будешь столько времени проводить с Райли», и слова снова каменеют, разрастаясь в горле, и небольшие частицы ее самой исчезают в большой штуковине под названием «Райли и я» и…
Опасные спуски никогда-никогда не заканчиваются.
Это происходило очень ловко. Как будто нитку вдели в иголку: молча и легко, и потом просто завязали небольшой узел в конце, чтобы все закрыть.
Темпл прокручивала информацию в своем телефоне, сидя на табурете за стойкой, в то время как я складывала в кучу кофейные кружки и пластиковые стаканы для воды на подносы. Сегодняшняя группа так и не появилась, и Темпл отпустила Фрэнсис и Рэнди пораньше, потому что заведение опустело. Линус находилась в глубине, читала книгу.
– Ты же встречалась с Майком Густафсоном? Или что-то в этом роде? Я знаю, потому что видела вас пару раз вместе в «Джентл Бенс», – сказала Темпл.
– Нет, – ответила я. – Он просто мой друг. А что?
Она покачала головой и разочарованно хмыкнула.
– Всех хороших расхватывают, правда же? – Она показала свой телефон. – Посмотри на это. Этот сексуальный маленький угодник уехал и женился в Сиэттле!
Я подошла к ней, как будто передвигаясь по грязи, и наклонилась, чтобы увидеть картинку в телефоне. «Фейсбук», чья-то страница, может, кого-то из группы – и там он и она, улыбаются как сумасшедшие, и их лица светятся. На нем рубашка с пуговицами на воротнике, красный галстук, джинсы и кроссовки. Банни одета в простое и красивое платье без бретелек с цветочным рисунком, с диадемой из крошечных изящных роз в волосах. Розы сочетаются по цвету с галстуком Майки.
В одно мгновение моя кровь застыла. Я не поняла, какой звук издавала, пока Темпл не начала кричать Линус:
– Мне кажется, Чарли сейчас стошнит, Линус! Скорее помоги!
Меня тошнило, но ничего не выходило наружу. Я держала голову над мусорным ведром и извинялась:
– Я думаю, съела что-то несвежее за ленчем. Мне нужно идти, можно я пойду?
Линус сказала, что подбросит меня, мы почти закрываемся, но я отошла заплетающейся походкой от нее, схватила рюкзак и ушла, оставив кафе во мраке. Я даже забыла свой велосипед.
Я шла так быстро, что голени начали гореть, а затем начала прихрамывать. В подземном переходе я перешла на бег и не останавливалась, пока не добралась до его двери. А потом принялась колотить в нее.
Мне стыдно, что я до сих пор чувствую, что должна стучать, прежде чем войти к нему в дом.
Райли открыл дверь и втянул меня внутрь.
– Я заболела, – сказала я, слезы текли по щекам. – Мне просто плохо, очень плохо…
И потом, будто кто-то вытащил пробку, все разом вытекло из меня, и я упала на пол.
Я слышала, как Райли выматерился и несколько раз произнес «Господи» и «Ох, милая», пока расшнуровывал ботинки и стягивал с меня носки. Потом осторожно взял меня, подсунув руки под тело. У меня кружилась голова. Он расплывался перед глазами.
Райли положил меня на кровать. Через какое-то время простыни стали влажными от моего пота, и он снял с меня комбинезон, потрогал тыльной стороной ладони мой лоб. Затем поставил воду около кровати и небольшое ведро с пластиковым пакетом внутри. Меня три раза вырвало, и он каждый раз менял пакет.
– Ты что-то принимала? – спросил он. Я ответила, что нет, и повернулась к стене.
– Я кое-что потеряла. Кое-что самое нужное, – добавила я. – Я продолжаю терять самое нужное. Я устала.
– Мне очень жаль слышать это, детка, – отозвался Райли. Больше он ничего не спрашивал. Зато пообещал, что заменит меня в мою смену в «Тру Грит». Затянулся сигаретой, и его глаза стали темными и блестящими, как камни под водой.
В течение трех дней Райли работал по утрам и заменял меня по ночам. Он давал мне подогретый бульон в чашке. Клал холодную ткань на мой лоб. Когда он спал за моей спиной, его дыхание походило на вздымающийся парус на моей шее. На четвертый день я встала с кровати и пошла, пошатываясь, когда услышала стук в дверь. Это оказалась Вэнди из наркопритона, ее красно-желтые волосы сплющились под капюшоном куртки и царапали ее щеку.
– Мне нужен Райли, где он? Он дома? – поинтересовалась она. Ее кожа напоминала поверхность луны. Когда я не ответила, она улыбнулась: – Я не видела его уже какое-то время, вот и все. Мы заволновались. А ты неважно выглядишь, детка, – добавила она. – Передай ему, что Вэнди заходила.
Весь день мне снилась Вэнди. У нее длинные ноги и грязное лицо, она говорила выразительным голосом и ухмылялась. Райли пришел домой очень-очень поздно. Он еще не сильно пьян, и я могла прижаться к нему в темноте, коснуться пальцами, заставить его кричать, делать с ним вещи, которые причинят мне боль. Райли не знал, что это все – чтобы стереть из памяти Майки и Банни, Вэнди, стоящую в дверях, стереть ту серость, которая снова становится черной внутри меня. Теперь мы в ужасной передряге.
Спустя четыре дня после того, как я увидела Майки в «Фейсбуке», я проснулась и вылезла из кровати Райли. Я вернулась, словно зомби, к себе домой, переоделась и пошла в библиотеку.