От Каспер нет сообщений, и от Блю ничего.
От Майки одиннадцать писем. Я удалила их все, не прочитав.
Дверь закрылась. Мир рухнул.
Время от времени, когда я ставила кофейные кружки на полку за передней стойкой, я тайком кидала взгляды в окно на Райли. Его смена закончилась несколько часов назад, но он еще не ушел. Он устроился за столом напротив окна с толстой книгой в руках. Пар поднимался от чашки кофе, которую он втиснул на подоконник рядом с собой. Он обменивался шутками с игроками Го за соседним столиком. Он сделал комплимент пожилой женщине-хиппи и ее вязаной шляпе, когда она прошла мимо. В кафе мы не общались друг с другом: следовали правилам Джули. Так что он здесь, сидел напротив, пока не начался живой концерт, и он мог войти внутрь, установить сцену и вести концерт.
Это первый живой концерт, на котором я присутствовала в кафе. Когда Райли вошел, все тепло поприветствовали его, и он стал прохаживаться там как хозяин заведения, что, я полагаю, в каком-то смысле так и есть. Я наблюдала из-за стойки, как он проверяет усилители и устанавливает микрофон – вещи, которые он уже делал тысячи раз в своей жизни. На обветшалой сцене он выглядел как у себя дома, и в тот момент, когда он прижал губы к микрофону и пробормотал «Раз, раз, раз», мое сердце начало биться от звучания его хриплого голоса, разливавшегося по комнате. Он спел тихим голосом пару строчек из песни Дилана «Запутавшиеся в грусти», и все присутствующие сидели очень-очень тихо. Но потом он прекратил петь и наклонился, чтобы отрегулировать уровни на усилителе.
Райли объявил первую часть, хип-хоп-поэт беспокойно ходил взад-вперед по неровной сцене, махал руками и двигал бедрами.
– Он как чертов гепард под кайфом, – иронично произнесла Темпл.
Он без конца царапал свой живот и грудь и произносил «сучки» так часто, что одна женщина, пытавшаяся читать газету и пить свой латте, выкрикнула:
– Ох, остановите же его уже!
За ним выступила хрупкая девушка с короткой стрижкой – она читала детским тоненьким голосом кошмарные стихотворения о голоде и войне. Потом на сцене появилась женщина постарше с длинными волосами до колен и худыми лодыжками, выглядывающими из-под подола юбки «варенки», – она играла на бонго, и очень хорошо. С надрывом, ее светло-пепельные волосы разлетались за спиной. Звук барабана гипнотизировал, и даже Линус появилась из-за прилавка, чтобы послушать.
Райли сидел на стуле прямо около сцены. Он встал к микрофону и попросил зрителей тепло поприветствовать волнующегося ученика старших классов, играющего на трубе, чей лоб блестел под яркими потолочными лампами. Райли приглушил освещение, погрузив кафе в янтарно-желтую атмосферу. Руки трубача дрожали; он играл что-то чувственное, и мне показалось, что женщина с бонго должна присоединиться к нему. В перерыве я собрала пустые чашки и стаканы. Поднос почти наполнился, когда я заметила, как Райли помогает молодой женщине в ботинках от «Док Мартенс» и в черной футболке без рукавов установить микрофон. Ее юбка черного цвета выглядела так, будто ее порезали ножницами; подол неровно свисал. У нее были черные колючие волосы, а лицо выражало неприязнь. Она выглядела на мой возраст. Ее черные глаза изучали зал оценивающим взглядом. Я отнесла поднос к посудомоечной машине и потом снова возвратилась за стойку. Райли наклонился и что-то прошептал девушке на ухо. Она засмеялась, и мое сердце замерло. Что это было?
Темпл и Рэнди заметили мое выражение лица.
– Ой-ей, – произнесла Рэнди спокойным голосом. – У кого-то приступ ревности.
– Не волнуйся об этом, Чарли, – Темпл погладила меня по плечу. У нее сегодня на обеих руках были татуировки хной, витой узор огибал суставы пальцев. Крохотные колокольчики свисали с ушей и звенели, когда она трясла головой. – Между ними ничего нет. Она играет здесь с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать.
Линус вышла из задней части кафе, вытирая руки полотенцем. Ее глаза загорелись, когда она посмотрела на сцену.
– Боже мой! Класс. Ты еще не слышала Рейган? Она сразит тебя наповал. Райли обожает ее.
Темпл продолжала гладить мое плечо. Райли никогда не говорил мне про эту девушку.
– Дамы и господа, – объявил он в микрофон, – пожалуйста, поприветствуйте возвращение любимого трубадура «Тру Грит», нашу девушку из долины с грустными глазами, Рейган Коннор.
Кафе наполнилось аплодисментами. Когда зал замолчал, она прямодушно атаковала акустическую гитару золотистого цвета, ее пальцы летали. Она стояла так, будто играла в гляделки с бульдозером, ноги крепко держались на сцене, одно колено согнуто. Ее голос оказался пронзительным, высоким и божественным; она владела им достаточно хорошо, чтобы внезапно переходить с шепота на возрастающий лай.
«Ты не можешь меня сломать, – пела она. – Ты не можешь опустошить меня до конца».
На поношенной сцене в приглушенном свете Рейган выглядела восторженно вызывающе, и в ее словах звучала грубая девичья надежда. Зрители восхищены. Некоторые закрыли глаза. Я посмотрела на нее, и меня наводнила зависть. Она моя ровесница и такая смелая… Кажется, ей не важно, что о ней подумают. Ее голос звучал угрожающе и мягко, заливая всех присутствующих.
Рейган приводила всех в восторг; я видела, как зрители один за другим влюбляются в нее.
«Ты не можешь разбить мое сердце, – плакала она, неистово и с придыханием. – Ты не завладеешь моей душой. Все, чего я достигла, все, что я имею, – мое. Все, чего я достигла, все, что я имею, – мое».
Когда она закончила, зрители ревели; даже хип-хоп-поэт кричал:
– Охренеть! Это что-то!
Райли свистел с двумя пальцами; его глаза горели диким огнем. Я перевела взгляд с Райли на девушку и обратно, беспокойство звенело внутри меня.
Я всегда теряю все самое нужное…
Приземистое складское помещение теснилось на самом краю центра города, за сверкающими зданиями, которые возвышались и господствовали на горизонте. Грузовики-пикапы и велосипеды застревали в глубоком гравии. На двойной входной двери висела вывеска, написанная от руки, с перечислением художественных студий и трех галерей. Я еще раз посмотрела на рекламное объявление в еженедельной газете Тусона.
Линус ходила со мной купить папку для работ – большой красивый конверт из кожи. Я использовала последние деньги, заработанные вместе с Эллис. Линус присвистнула, когда я вытащила банкноты, но я не сказала ей, откуда деньги.
Райли я тоже не сказала, что приходила сюда. Я видела, как он радовался присутствию Рейган на живом концерте. И пока мы шли домой, он говорил, насколько красив ее голос, а я думала, что не посещала занятия у Ариэль, поскольку не хотела проводить время вдали от него, и это разбудило что-то яростное в моей душе.
Я видела Рейган, ее уверенность в себе. И мне захотелось того же. Я желала стать такой же.
Я сделала глубокий вздох и зашла в здание.
Коридор пыльный и захламленный. Двери некоторых студий открыты. В одной из них низкорослый мужчина ударами наносил желтоватую краску, двигаясь поочередно вверх и вниз по пустому белому холсту. Его комната – беспорядочное нагромождение банок с краской, свернутых холстов, емкостей с мутной жидкостью, книг. Женщина в соседней комнате склонилась над высоким столом, ее лицо очень близко к бумаге, на которой она рисовала. Усики паучника свободно свисали с верхней части ее книжного шкафа. Из колонки у ее ног звучала сальса. Другие двери закрыты; за ними слышались громкие удары, жужжание и звуки шлифовки. В воздухе пахло машинами, гипсом и чем-то масляным одновременно.
В галерее, расположенной в конце коридора, просторно и пусто, я слышала эхо своих шагов, пока шла по сверкающему деревянному полу. Окон нет; стены ярко-белые и пустые. Какой-то парень, немного старше меня, сидел за длинным столом около стены. Когда я подошла ближе, то увидела, что стол – это старая дверь, прибитая к деревянным брускам. Парень печатал без остановки на клавиатуре. Он был одет, как Бивер Кливер из того старого сериала.
– Да? – произнес он четко. В его голосе не было раздражения, но чувствовалось снисхождение. Он посмотрел на мою папку с работами. – Вы хотите подать работы на рассмотрение?
– Да.
– Ой-ей. Мы не принимаем в таком виде. Нам нужен цифровой формат. В смысле, работы, присланные по почте или на сайте. Кто-нибудь может вам помочь сделать фотографии или вы сами, отсканировать их и прислать?
Парень снова начал печатать, но смотрел на меня, пока его пальцы отплясывали.
Я покачала головой:
– Нет, я просто думала…
– Нет, извините, вы должны следовать инструкциям по предоставлению работ.
Он повернулся назад к монитору.
В разочаровании я повернулась, собираясь пойти домой и думая о том, что повезу велосипед, вместо того чтобы ехать на нем. Мне было трудно ехать и одновременно держать папку с работами. Рука вспотела, пока я прижимала папку к двигающимся ногам.
– Эй, привет, что у вас?
Друг Ариэль, художник, сжимал в руках пачку бумаг и спортивную сумку, тяжело дыша. Тони Падилла с художественной выставки.
– Я вас знаю. Ариэль указала мне на вас во время моей выставки. Девушка, одетая как фермер. Вам они понравились? – Тони выжидающе улыбнулся. – Мои работы?
Я проглотила слюну, обдумывая. Пучки темных кудрявых волос виднелись в его ноздрях.
– Не очень.
Он засмеялся и положил свои бумаги и сумку.
– Вам они не понравились. Это хорошо! Нам ведь не всегда нравится то, что мы видим, правда? Всегда нужно так отвечать. Можно я посмотрю, да? Я вижу, вы рисуете в традиционной технике. Скучаю по временам, когда возил с собой папку с работами.
Тони вытащил папку из моих рук.
Он развернул папку и встал на колени, чтобы посмотреть. Сегодня на нем нет элегантного костюма. Он одет в шорты цвета хаки и сандалии «Биркенсток» с носками, а также футболку с изображением кролика и пятнами пота. Его волосы не завязаны в хвост, а разбросаны по плечам, как черный веер с расползающимися белыми прядями.