Джеймс польщённо улыбнулся:
– Спасибо… Мне так приятно, что всем понравилось.
– Давай я тебя угощу, – предложил Кристофер. – В благодарность. А ты ведь не здесь живёшь, да?
– В Кенсингтоне.
– Не близко. – Кристофер кивнул Брану: – Сообрази два, – и снова повернулся к Джеймсу. – И как, тебя тут не задирают?
– Нет, я уже почти свыкся с местными обычаями. Тем более что Бран меня точно обидеть не сможет, – он стрельнул глазами за стойку и улыбнулся.
– Эт ещё почему? – спросил тот, с опаской глянув на Майкла.
– Потому что Бранвен, дочь Ллира – это валлийская богиня любви и красоты, – сказал Джеймс. – Разве парень с таким именем может быть злым?..
– Что?.. – растерянно спросил Бран.
Майкл захохотал так, что чуть не рухнул на бильярдный стол.
Томми, конечно, не мог не похвастаться книгой. Майкл аккуратно листал её, берясь кончиками пальцев за самые уголки страниц, чтобы случайно не оставить жирных пятен. Томми сопел у него над ухом. Майкл украдкой поглядывал за столик, где сидел Джеймс и о чём-то говорил с его отцом. Надо же, и тут нашёл общий язык. И Томми влюбил в себя, и Брана осадил. Волшебный он, что ли?..
Кристофер перехватил взгляд Майкла, махнул рукой, подзывая к себе. Тот кивнул, перевернул последнюю страницу. Вернулся к первому развороту, поглазел на подпись Рамзи – даже не верилось, что она настоящая. Майкл привык, что такие люди были из недоступного, параллельного мира, где водились деньги, где не нужно было экономить на отоплении, штопать одежду, следить за еженедельными скидками и покупать еду с истекающим сроком годности, потому что она дешевле.
Вдруг оказалось, что этот мир – реален. Что Гордон Рамзи – не выдумка из журнала, а живой человек. И может быть, их с Томми мечты выбраться из Хакни – в самом деле не мечты, а планы.
Майкл выбрался из-за стойки, пересел к Джеймсу.
– О чём задумался? – спросил Кристофер. Он сидел напротив, медленно цедя «Гиннесс».
– Думаю, всё у него получится, – сказал Майкл. – Томми упрямый. Мы ещё посидим вот так в его ресторане.
Кристофер улыбнулся, поднося к губам стакан:
– Отметим там твой первый «Оскар».
– «Оскар» за спецэффекты дают, – поправил Майкл, слегка смутившись. Потёрся под столом о колено Джеймса. – Его обычно всякая фантастика отхватывает. У меня будет «Таурус». За трюки.
Кристофер отсалютовал стаканом пива.
– Так, на чём я остановился?
– Он выучил слово «блядь». – Джеймс привалился к плечу Майкла, с любопытством ожидая продолжения.
– Да. И начал семафорить им в каждой фразе. «Я пошёл к Эвану, блядь». «Спокойной ночи, блядь». «А что это за железка, блядь?». Я у него спрашиваю: ты хоть понимаешь, что говоришь? Нет, говорит, не понимаю. И я ему объясняю, что если не понимаешь значения грубых слов, использовать их – глупо. Вроде замолк.
Майкл шумно вздохнул: он не любил всех этих экскурсий в прошлое. Что было, то прошло, и нечего там ворошить.
– И что ты думаешь – через неделю начинается второй акт, – продолжил Кристофер. – «Пиздец, молоко кончилось». «Тотенхэм проиграл Арсеналу, пиздец». Я спрашиваю – что я тебе говорил, парень? А он смотрит, серьёзный такой, и отвечает: пап, я знаю, что такое «пиздец». Это – безвыходная ситуация.
Джеймс рассмеялся, потёрся затылком о плечо Майкла. Кристофер пожал плечами:
– Что тут оставалось делать? Пришлось договариваться, чтобы хоть при матери сдерживался.
– Томми рассказывал про Эвана, – сказал Джеймс.
– Хороший был мальчишка, – Кристофер кивнул. – Я помню, как Майкл его первый раз к нам домой привёл. Притащил за руку, поставил посреди гостиной и говорит: «Это Эван, мой лучший друг». Сколько тебе тогда было? Лет пять?..
– Я не помню, – Майкл покачал головой.
Джеймс округлил глаза.
– Пять лет?..
– А то и меньше. Он себе друзей всегда с первого взгляда выбирал, – Кристофер чему-то усмехнулся. – Ни разу ещё не ошибся.
Майкл положил руку на спинку сиденья, Джеймс пристроил на неё затылок.
– Эвану лет двенадцать было, когда уехал, – сказал Кристофер. – Музыкальный был пацан. Талантливый. Ему грант в Манчестерской королевской школе предложили.
Джеймс покосился на Майкла – тот сидел, насупившись, мрачно ковырял ногтем стол.
– Ну а ты-то сам чем увлекаешься? – спросил Кристофер.
– Учусь в Университете королевы Марии, занимаюсь английским языком и литературой, – сказал Джеймс.
– А родители у тебя кто?
– Папа – адвокат. – Джеймс смущённо опустил глаза. – Мама – актриса. Играет в театре герцога Йоркского.
– Здорово, – Кристофер кивнул со значением. – А отец у кого работает?
– Он партнёр в «Слотер энд Мэй», – тихо сказал Джеймс.
Кристофер присвистнул.
– Не шутишь? Уважаемый человек, наверное. Да ещё и партнёр… А он не против, что ты тут… гостишь? – Кристофер почему-то смотрел на Майкла.
– Он не против, пока я не связываюсь с плохой компанией. А здесь компания хорошая, – Джеймс улыбнулся.
Бран упал на диванчик рядом с Кристофером, положил локти на стол.
– Слушай, кудряшка, – он наклонился вперёд, – ты, это… Ты ж не всерьёз про эту… дочь Ллира?..
– Ты, богиня любви, – оскалился Майкл и пнул его под столом в щиколотку. – Ну, держись.
14
Майкл пытался заснуть, ворочался с боку на бок. Глядел на часы, перекладывался то так, то эдак. Открывал глаза, закрывал глаза, переворачивал подушку прохладной стороной вверх.
Луна вопила в окно, как подстреленная. Вся комната была чёрно-белой. И стеллаж с дисками, и стол, и ручки в стаканчике из «Старбакса» с подписью «Джеймс». Майкл закинул руку за голову, уставился в потолок.
Они встречались урывками. По вечерам. Октябрь был солнечным, удивительно тёплым. Они вместе ездили к Бобби, шатались по городу. В толпе на центральных улицах было легко затеряться: никто тебя не увидит, никто не узнает. Хочешь – целуйся, хочешь – держись за руки.
Скатались в Дувр, к меловым скалам. Посидели у обрыва на солёном ветру, поглазели на море. Пару раз Майкл пустил Джеймса за руль. Понятное дело, не на дороге, и страховал, конечно – но тот вёл уверенно, ровно, не боялся тяжёлого мотоцикла.
Майкл тянул время. Боялся: вот ещё чуть-чуть – и всё закончится. После первого секса всегда всё заканчивалось. Разве что Сара не в счёт. А вдруг тут будет так же? Трахнет – и перегорит?
Что потом делать, как быть, если внезапно отпустит? И вот тебе жизнь, как и хотел, как раньше была: никаких поцелуев за ухо, под кудрявую прядь, никакого запаха выглаженных рубашек у самой шеи, никаких стаканчиков с кофе, Джеймсовых перчаток без пальцев, да и пальцев тоже никаких – не поймаешь больше губами, не тронешь подушечку языком.
Никаких книжек, никаких рассказов про Крестовые походы, никаких последних сеансов в кино на дурацкие фильмы, где можно сползти в проход между креслами и залезть друг другу в штаны, сталкиваясь руками.
И как потом жить?..
Всего этого было так мало и так много, что Майкл не знал, куда себя деть. Хотелось, что ли, поговорить с кем-то. Да только с кем?..
Томми вон, не стесняясь, мог часами трепать про своего Гордона Рамзи. Майклу тоже хотелось – о Джеймсе, о себе, о себе с Джеймсом. А приходилось молчать.
Да кто ему руку подаст, если он признается, что связался с пацаном?
Да что там руку… Хрен бы с ними, с руками. Это ж всему конец. Бран отвернётся. Томми – ну, Томми добрый. Пожалеет наверняка. Он всегда жалел, когда Майкл разбивался – навещал в больнице, таскал свою выпечку. Вот и тут то же самое будет, разве что у Майкла не руки-ноги в этот раз сломаны, а голова.
А потом, когда дальше выплывет – хоть вешайся, хоть уезжай к материной родне, в Дублин. Никто на улице прохода не даст. И что, каждому в морду совать, кто в спину пидором назовёт?.. Кулаков не хватит.
А отец… ничего не скажет. Вообще говорить перестанет. Не такого он для Майкла хотел. Он и так в последнее время мрачнеет, как видит Джеймса. Может, подозревает что-то. Хотя ведёт себя вежливо, виду не подаёт, что расстроен.
Майкл вздохнул, опять перевернул подушку. Сон от этих мыслей не шёл. А завтра вставать пораньше, чтобы успеть закончить с работой до четырёх…
Зазвонил телефон. Майкл чуть не подпрыгнул, схватился за трубку – Купидончик.
– Алё?
– Майкл!.. Извини, что так поздно. Я тебя разбудил?..
– Чё случилось? – прямо спросил тот.
Джеймс напряжённо вздохнул в трубку.
– Ты прости, что я беспокою. Не знал, кому ещё позвонить. Так глупо вышло…
– Ты цел?.. – спросил Майкл.
– Да… Да, просто… Нелепая ситуация… – он опять вздохнул. По голосу вроде не пьян, языком шевелит. – Я бы доехал на автобусе, но даже не знаю, где тут остановка, – он нервно хихикнул. – А нет, я же без денег…
– Я тебя заберу, – Майкл одной рукой уже натягивал джинсы. – Ты где?
– В парке.
– В каком? Возле дома?
– Нет, дальше. Кажется, Сент-Джеймс… Нет, это Грин-парк.
– Выходи к памятнику Виктории, я тебя подберу, – велел Майкл. – Жди там, понял?
– Майкл, спасибо…
– Просто жди. Я скоро приеду.
Он скатился по лестнице, стараясь не топотать, чтобы не разбудить родителей, на ходу накинул куртку, выскочил через заднюю дверь на кухне – так было ближе до гаража.
Королева Виктория со своего постамента сурово смотрела каменным взглядом. Вот тока не надо, подумал Майкл. Сам знаю, что вляпался.
Джеймс сидел на ступеньках мемориала, подсвеченного прожекторами. Маленький, нахохлившийся, как мокрый воробей. В одной рубашке, в кедах. А октябрьская ночь сырая, промозглая, с реки наползает туман. Сидел, обнимал руками колени, уткнувшись в них подбородком. Ждал.
Майкл притормозил, махнул ему рукой: залезай, мол. Запарковаться тут было и негде, и нельзя – но ведь ночь, машин нет – никому он не помешает, если пассажира подберёт.
Джеймс вскочил, сбежал по ступенькам.
– Домой? – спросил Майкл.
– Я как раз оттуда. – Тот вздрогнул от холода, поёжился, втянул голову в плечи.