– Красивое?..
– Это ты красивый, – Майкл усмехнулся. – А он был какой-то нездешний, будто его фейри подкинули. Мне плевать было, симпатичный он или нет. Я просто решил, что он должен быть со мной.
– Вот так сразу взял и решил?.. – Джеймс заглянул ему в лицо.
– А чего тянуть? Я к нему подошёл и говорю: «Привет, я Майкл. Ты мне нравишься. Я буду с тобой дружить». А он мне: «Я Эван. Ты мне тоже. Давай». Ну, вот так всё и завертелось.
– Удивительно… – пробормотал Джеймс. – Я всегда думал, дружба возникает медленно, со временем. Это влюбиться можно с первого взгляда.
– Ну, а я умею дружить с первого взгляда, – хмыкнул Майкл. – В общем, потом мы вместе таскались, пока он не уехал. Всё, конец истории.
– Нет-нет-нет!.. Расскажи ещё!..
– А чего рассказывать-то? Больше ничего и не было.
Джеймс серьёзно хмурил брови, поглядывая на Майкла.
– А что вы делали, когда вместе были?..
– А то ты не знаешь, что пацаны вместе делают. Носились, где нельзя, в прятки играли. Я его до дома провожал, он мне книжки читал. У меня с ними и сейчас всё не гладко, а тогда я их вообще терпеть не мог. А ему нравилось вслух читать. – Майкл усмехнулся, вздохнул. – Он даже когда что-нибудь новое притаскивал – без меня книгу не открывал, ждал, когда вместе можно будет…
– Он далеко от школы жил?..
– Да нет, на этой же улице.
– И ты всё равно его провожал?
– Мне так спокойней было. Вроде как я его защищал.
– Даже в четыре года?..
– Ты не представляешь, как я умел кусаться, – усмехнулся Майкл.
– Да ты и сейчас… – Джеймс повёл плечом и улыбнулся. – А от кого ты его защищал?
– Ну, он тихоней был, если на него наезжали – молчал и забивался в угол. Его дразнили, что он был такой белобрысый, что музыку любил, в облаках витал вечно. А я не дурак подраться, если по делу. Ходил потом гордый, с фингалами.
– А какую музыку он любил?..
– Пианинную.
– Фортепианную?..
– Один хер. У него дома была эта дура с клавишами, и раз в неделю учитель приходил с ним заниматься. Я сидел, слушал, как они свои гаммы разучивали. Не всё время, конечно, гаммы были, потом он начал заковыристее играть. Один день со стариканом, шесть дней сам.
– И тебе не скучно было всё время слушать одно и то же?..
– Нет, – удивился Майкл. – Красиво же.
Он замолчал, докурил сигарету. Щелчком отправил в урну. Ему казалось, последнее, что он помнит про Эвана, – безысходное глухое одиночество. А ещё – бессилие и невозможность даже заплакать.
Когда ты всю свою жизнь идёшь с кем-то рядом и уже не помнишь, как бывает иначе, когда, забегая домой, не думая, хватаешь два яблока – одно себе, второе – ему, когда кажется, что вся жизнь пройдёт вот так, локоть к локтю, – а потом вдруг оказываешься один, ты не сразу можешь понять, что случилось.
Сначала удивляешься. Как же так. Дёргаешь знакомую дверь – а она заперта. Заглядываешь в окна, но за табличкой «ПРОДАЁТСЯ» почему-то никто не прячется, в комнатах пусто и голо, только пыльные пятна от мебели на полу.
Потом злишься. На себя. На Томми, который мнётся в дверях и чего-то хочет. На Брана, который смолит под окном сигареты одну за одной, и в комнату тянет дымом. На дым. На книжку, которую не дочитали вместе. На музыку. Хочется взять молоток и раздолбать школьное пианино. На монашек, которые жужжат и причитают над ухом, на мать, которая вздыхает и пытается обнять, на отца, который не вздыхает и не обнимает, а оплачивает новое пианино.
А потом понимаешь. В жизни так будет всегда. Хоть за руки держись, хоть за ноги – всё равно разбросает. Просыпаешься – а ты один. И ты принимаешь правила. Всё всегда кончается. Значит, и не начинай.
– Он, знаешь… – задумчиво сказал Майкл. – На него как будто всё время солнце светило. Даже через облака. Особенно когда улыбался.
– Вот как, – прошептал Джеймс.
– Я ещё над ним смеялся, что он на самом деле откололся от Солнца и упал на Землю, чтобы…
– Чтобы что?.. – спросил Джеймс, не дождавшись продолжения.
– Ну… чтобы мы встретились, – смущённо сказал Майкл.
– Очень… поэтично.
– Да ладно тебе… – он пожал плечами. – Мы много глупостей придумывали. Все придумывают.
– Например?..
– Ну, например, что, когда вырастем, построим корабль, уплывём в Атлантику, захватим необитаемый остров и будем жить там вдвоём. Заведём попугая, анаконду, крокодила, пингвина и снежного барса. А, и ещё у меня будет ручной кит. Нам лет по восемь было, когда мы договорились, что никогда ни на ком не женимся, а будем вместе всю жизнь.
– М-м-м-м-м, – сказал Джеймс, опустив глаза.
– Что? Все так делают.
– А о чём вы ещё мечтали?
– Ну, мы выдумывали, что это будет за остров. Карты к нему рисовали… Дом…
– И каким был бы дом?..
– Я хотел, чтобы моя часть была над водой, – сказал Майкл. – Чтоб можно было нырять в океан сразу из окна, утром, когда солнце встаёт. А он хотел, чтоб его часть врезалась в пыхающий вулкан и там у него был бы орга́н, как в церкви, чтоб играть что-нибудь трагическое, если мы с ним поссоримся или если у него просто будет депра.
– И вы бы жили в разных частях дома?
– Нет, мы бы жили в центре, он был бы общий.
– А где бы вы спали?
– Ну, где – в спальне.
– Вдвоём?..
– Конечно, вдво… Так. – Майкл остановился и сердито посмотрел на Джеймса. – На что ты намекаешь?
– Я ни на что не намекаю. – Джеймс опустил лицо. – Это же не мои фантазии. Я просто спрашивал.
– Ты всё не так понял, – Майкл нахмурился.
Джеймс уставился в сторону, на рыжий облетающий куст. Смотрел так пристально, будто в окне за ним показывали какое-то кино.
– Сложно понять «не так», когда два мальчика фантазируют о том, что будут жить вместе, спать вместе и никогда не женятся, – глухо сказал он.
– Да все так делают в детстве!.. – с досадой сказал Майкл.
Джеймс вздёрнул подбородок, но головы не повернул. Вот как пить дать, у него там кино с Анджелиной Джоли. Конечно, на неё интереснее пялиться, чем башку повернуть и на Майкла посмотреть.
– Жаль разрушать твои иллюзии, – раздражённо сказал Джеймс, – но нет, далеко не все так делают. Только примерно десять-пятнадцать процентов. Хотя так, как ты, – наверное, процентов пять.
– Отлично, – резко выдохнул Майкл. – Я попал в пять процентов парней, которые верят в крепкую дружбу. И чё теперь?
– В дружбу, – повторил тот. – Угу.
– Что ты угукаешь?.. Посмотри на меня! – рявкнул Майкл.
Джеймс повернулся, взглянул в глаза. Уголок губ у него подёргивался.
– Я восхищён твоим невежеством, Майкл, – сдержанно сказал он, – но судя по тому, что ты мне только что рассказал, – ты прирождённый гомосексуал.
– Что?.. – Майкл хотел было обидеться, но не смог. Заржал. – Девки обоссутся от смеха.
– Может быть, бисексуал, – спокойно сказал Джеймс. – Психологи всё ещё спорят на этот счёт. Одни говорят, что бисексуальности не существует, другие – что все люди в той или иной степени бисексуальны. Я, честно говоря, не эксперт.
Майкл отсмеялся, утёр глаза.
– Слушай, я не знаю, что ты там себе навоображал… – он широко ухмыльнулся, – но ничего такого у меня с Эваном не было. Мы ж спали вместе, я бы всяко заметил, если б у меня на него встал. Или наоборот.
– Вы ещё и спали вместе?.. – тихо спросил Джеймс.
– Ты у нас в доме гостевую спальню видел? – разозлился Майкл. – Чё тебе «ещё и»?.. Конечно, вместе, блядь, потому что больше негде было. И мы просто спали, всё! Мы…
Майкл осёкся. Джеймс угрюмо смотрел, сплетая и расплетая пальцы. Потом не выдержал:
– Вы – что?..
– Ну, мы целовались пару раз… В шутку. В губы, – добавил Майкл упавшим голосом. – Но это же не значит…
– Ну что ты, – Джеймс провёл рукой по волосам и отвернулся. – Когда мальчики целуются в губы, это совсем ничего не значит.
– Да не было у нас ничего такого!.. – возмутился Майкл. – Мы не лезли друг другу в трусы, просто спали!.. – И тихо добавил: – В обнимку…
Джеймс посмотрел через плечо.
– Сколько тебе было лет, когда он уехал?
– Двенадцать, – буркнул Майкл. – Какая разница?
– Такая, что ещё год-другой – и ваша нежная дружба полыхнула бы бурным романом. Судя по тому, что ты говоришь, твои чувства были взаимными, – сухо сказал Джеймс. – Вы просто не успели это понять.
– Иди ты знаешь куда… – сердито сказал Майкл. – Ты знаешь, куда.
Джеймс пожал плечами, медленно пошёл вперёд. Сунул руки в карманы. Спина прямая, как линейка. Только делений между лопатками не хватает.
Майкл догнал его, схватил за локти, развернул к себе.
– Ну, что, блядь, не так?.. – беспомощно спросил он. – Что я сказал?..
– Ты иногда такой умный, что это пугает, – тихо ответил тот, не поднимая глаз. – А иногда такой кретин, что хочется опять съездить тебе по роже.
– Ты мне скажешь, что происходит, или нет? – Майкл встряхнул его.
Джеймс молчал и кусал губу. Майкл убрал руки.
– Ты же сам спрашивал, – тихо сказал он. – Я думал…
Он сам не знал, что он думал. Взял зачем-то и… Каждый раз так получалось. Заходит кудряшка к тебе в нутро, оглядывается:
– «А что это у тебя, Майкл, такое?»
– «А это у меня мечты дурацкие».
– «Клёвые какие!.. А тут что лежит, в коробочке?»
– «А это у меня симпатия. Вот террариум с завистью, вот баллон под давлением – там стыд. Царапины от когтей по стенам – это надежда, её никто не видел, но она всегда рядом. Лазерное шоу на крыше – это секс. Здесь целая полка «мне ничего не нужно», там фотоальбом «ебал я в рот». А эта мумия в саркофаге, в пыльном углу – полный пиздец. На табличке, конечно, написано: «Первая любовь», но ты не верь. Мало ли что там пишут».
Джеймс вдруг поднял голову, тревожно свёл брови.
– Майкл…
– Чего ещё?..
– Послушай… Я зря так сказал.
– А чё ты сказал, – Майкл пожал плечами. Ему вдруг стало всё безразлично. – На кретина я не обиделся.
– Ты мне рассказал ужасно трогательные вещи, а я… Это было грубо.