– Я подумал, у тебя под волосами бирка должна быть, будто тебя только что в магазине купили. Что ты губы красишь. И что у тебя глаза, как летнее солнце в зените.
Джеймс тихо засмеялся, ухватил за руку, потянул за собой. Толкнул на диван, пристроился на коленях.
– А я подумал, что ты опасный и наглый, – сказал он. – Что от тебя стоит держаться подальше.
– Как-то плохо у тебя получилось держаться подальше, – Майкл хмыкнул.
– Это потому, что ты наглее, чем я представлял.
Майкл допил шампанское, покрутил пустой бокал. Джеймс расстегнул на нём пиджак, стал вдруг очень серьёзным.
– Можно?.. – тихо спросил он.
– Снять с меня что-нибудь? В любой момент, красавчик.
Джеймс облизнул нижнюю губу, нерешительно прикоснулся всеми пальцами к шее. Скользнул ниже, залез в распахнутый ворот, потрогал ключицы. Лицо у него было сосредоточенным и взволнованным, будто вскрывал долгожданный подарок на Рождество. Расстегнул рубашку до самого низа, развёл в стороны. Обвёл кончиками пальцев тёмные ареолы сосков.
– Твою м-мать, – тихо и внятно сказал Майкл и сунул ладони между жёсткими диванными подушками. Выдержка у него, в конце концов, была не железная. А надо терпеть, пока тот, становясь всё смелее, разглядывает, трогает, гладит.
Узкая ладонь скользнула под затылок, легла на твёрдую шею. Что-то забилось, загудело в груди, как огонь в топке с хорошей тягой.
Главное – руки, руки держать при себе, думал Майкл. Уцепиться бы за что-нибудь. Почему у диванов поручни не делают, как в автобусах?.. Бесценная ж вещь. А то вот так взял кудряшку за колено – оглянуться не успел, а уже выебал его прям на этом журнальном столике. Нет. Держись. Пусть лапает, сколько хочет.
Джеймс облизал мочку уха, цапнул её зубами – Майкл зашипел. Вытерпел. Вытерпел каждый поцелуй вниз по шее, и горячий влажный язык, и пальцы на затылке, перебирающие короткие волосы.
На глухом гортанном стоне Джеймса Майкл сломался.
Они стекли на пол, отпихнув столик. Он стащил с Джеймса пиджак, дал уложить себя на спину. Джеймс оседлал его бёдра, качнулся, потёрся о член. Майкл тихо выругался, поймал за задницу, заставил прижаться сильнее. Джеймс закрыл ему рот рукой: нет, мол, я ещё не наигрался. Майкл громко застонал в ладонь, отпустил, уронил руки.
Глаза у Джеймса жадно вспыхнули, будто солнечный блик проехался по лицу. Он сполз к животу, прикусил, зализал, дёрнул пряжку ремня. Смелый какой стал – ни стыда не осталось, ни совести. Запустил пальцы в ширинку, достал член, тут же накрыл губами. Майкл скрюченными пальцами схватился за ворс ковра. Удержался, не кинул ладонь на затылок, не сунул Джеймса вниз лицом, вгоняя ему в глотку.
Тот вылизывал, помогая себе рукой. Майкл вжимался затылком в пол, ногтями скрёб по ковру, чтоб не вцепиться в волосы. Научил на свою голову – лежи теперь, помирай от счастья.
– Джаймс… – Челюсть как судорогой свело, дышать получалось только сквозь зубы. – Джаймс, я сейчас…
Тот как будто не понял, торопливо накрыл головку горячим ртом, взял глубже, прижал языком. Майкл схватил его за плечо, стиснул пальцы – увлёкся, не услышал, и если не отдёрнет голову…
– Джаймс!..
Тот ещё плотнее сжал губы – Майкл отчаянно кончил ему в рот, горлом чувствуя свой бесстыдно протяжный стон. Джеймс прошёлся по члену кулаком, собирая последние капли, нахально глянул в глаза.
– Ах ты, сучонок…
Сучонок гортанно хохотнул и облизал пальцы.
Майкл стукнулся затылком об пол, выдохнул. Протянул руку – Джеймс потёрся щекой о ладонь, ткнулся в неё мокрыми губами. Потом вдруг вскинулся, нашарил в кармане пиджака шариковую ручку и стянул с Майкла джинсы до колен.
– Ты что там, звезду рисовать будешь, как на фюзеляже? – усмехнулся тот, приподнявшись на локте.
– Ага, – Джеймс встряхнул головой и вывел на бедре, под самой косточкой: «J. S.» – И вот только попробуй… – неопределённо сказал он, грозя шариковой ручкой. – Вот только посмей…
Майкл смотрел на инициалы на своём бедре, едва улыбаясь. Ребячество было невообразимо глупое, но внутри от него распахнулась бездна счастья. Не охренел ли ты часом? – спросил себя Майкл, но ответа не получил – внутренний голос захлебнулся от щенячьего визга.
Джеймс подтянулся выше, пристроил голову на груди. Майкл сцепил руки у него на спине. Один лёгкий, другой тяжёлый. Как тягач-автовоз и гоночная машинка, пристёгнутая к нему страховочным тросом. Неразлучная пара. В ушах шумело, будто и в самом деле по асфальту шуршали тяжёлые колёса, глотая линии разметки. Куда их выведет эта дорога?.. К нарядному треку Формулы, к ливню голосов зрителей, чёрно-белым шахматным флагам, команде техников в новенькой униформе?.. К заброшенному военному ангару с обломками самолёта?.. Или они просто сбежали вдвоём и никто нигде их не ждёт – сам себе выбирай дорогу?..
– Я в душ, – сказал Джеймс, приподнимаясь на локтях.
Майкл дёрнул его выше, лизнул в шею.
– Нет. Будешь пахнуть какой-нибудь хренью. Я хочу, чтобы ты пах собой.
Тот смутился, вывернулся из рук, скатился на пол. Губы горят, глаза горят, жаркий, как из костра. Майкл проводил его голодным взглядом до двери в ванную, встал, подтянул джинсы. Отыскал свой бокал на диване, подлил шампанского, сунул бутылку обратно в ведёрко с хрустким колотым льдом. Вроде почти освоился, и жизнь больше не казалась чужой. В ванной шумела вода, в ушах тоже что-то шумело.
В зеркале инициалы на бедре выглядели перевёрнутыми. Даже жалко, что скоро сотрутся. Майкл прошёлся по номеру – сразу его не разглядел, да ему и плевать было, куда Джеймс привёл – паршиво было, как перед расстрелом.
Здоровенный, прямо как квартира. Светлое дерево на полу, стены шершавые, серые. Майкл провёл по ним ладонью, но так и не разобрал – то ли обои такие хитрые, то ли штукатурка. Окна от пола до потолка, такие самому мыть – затрахаешься. Под окнами – овальный обеденный стол на шестерых. А кухни-то нет. Ну точно, кто в таких отелях сам готовит?.. Либо в ресторан ходят, либо звонят девчонкам на ресепшен, мол, что у вас сегодня в меню?..
А нет, меню возле мини-бара лежит. Целая книжечка. Майкл открыл чисто из любопытства, глянул на цены, закрыл. Ага. А чего ждал-то, Купидончик пацан с деньгами – папа адвокат, у него один «Бентли» тысяч триста стоит.
Спальня была отдельной, и её почти целиком занимала огромная кровать. Майкл по-деловому её пощупал: нет ничего хуже, чем трахаться на мягком: всё вокруг колыхается, пружинит, подпрыгивает. Когда матрас от толчков резонирует, как припадочный, это здорово мешает держать темп, хочешь не хочешь – придётся всё время подстраиваться. А Майкл терпеть не мог, когда ему диктовали, как трахаться.
Тут, к счастью, матрас был человеческий.
Майкл вернулся в гостиную, погасил весь свет. Панорамных окон хватало, чтобы не натыкаться на мебель. Сунул презервативы и смазку между диванными подушками – чтоб потом не искать.
Джеймс вышел из ванной босиком, в брюках и распахнутой рубашке. Майкл ждал на диване, положив ногу на ногу, держа бокал на колене. Джеймс вдруг опять оробел. Глянул настороженно, будто, пока его не было, Майкла могли подменить. Подошёл, встал рядом. Майкл протянул второй бокал:
– Давай накати для храбрости.
– Так странно… – тихо сказал Джеймс, взяв шампанское. – Мне кажется, я могу представить, каким ты будешь через много лет…
Он крутил бокал в пальцах, смотрел, не отрываясь. В темноте, спиной к окну, его лица было не разобрать.
– Ты такой красивый сейчас… – прошептал он.
Майклу даже шутить расхотелось.
– И какой же я буду?.. – он спросил тоже тихо, будто разговаривать в полный голос сейчас было нельзя.
Джеймс дёрнул рукой, глотнул сразу полбокала. Сел рядом.
– Ты только не меняйся, – шёпотом попросил он. – Береги в себе самое главное…
– Самое главное – это что?.. Умение трахаться?.. – Майкл поднял брови. – Это я вряд ли разучусь. Даже если у меня стоять перестанет, знаешь, пальцами и ртом можно столько всего сделать…
Джеймс перебрался к нему на колени, сел верхом, мокрый, пахнущий свежестью и шампанским. Майкл подхватил его под ягодицы, качнул на себя.
– Разденься, – Джеймс потянул с него рубашку, Майкл вывернулся из неё:
– Я сам…
– Нет. – Джеймс уклонился, удержал за запястья. Потёрся пахом – стояло у него на отлично. Майкл откинул голову, нетерпеливо застонал.
– Ладно, ладно… Но лапать-то можно?..
– Можно, – милостиво согласился Джеймс и улыбнулся: – Пока.
Майкла ошпарило возбуждением, вспыхнуло сразу всё: голова, пах, руки. Джеймс вздёрнул бровь, проехался ладонями по груди и плечам, прижал к спинке дивана.
– Пока можно, – повторил он, пристально глядя в глаза. – Потом будет нельзя.
– Нет-нет-нет! – Майкл схватил его за бока, придержал. – Я так не могу… Я хочу тебя трогать!..
– Трогай, – улыбнулся Джеймс. Прогнулся, вытянул руки над головой, выдохнул с шелестом, будто только что проснулся и утро обещало быть нежным и томным.
– Да что ж ты творишь… – Майкл соскользнул ладонями на выступающие рёбра, прогладил до плеч, дотянулся до запрокинутых за голову запястий. Джеймс тихо и расслабленно засмеялся, подставляясь под ласку и под поцелуи – открытой шеей, брызгами веснушек на груди, лукавым ртом. Майкл запутался руками у него между спиной и рубашкой, жадно ощупывал лопатки, пунктирную линию позвонков, впадинку на пояснице, выгнутую, как полумесяц.
Джеймс льнул к нему, будто его клонило ураганом, ахал, вздыхал, смеялся, царапал короткими ногтями затылок – и тем же самым ураганом Майклу беспощадно срывало крышу, он прям чувствовал: вот она ещё держится на последнем гвозде, а вот она уже унеслась, помаши вслед рукой.
Брюки и джинсы стянули вслепую, не расцепляясь. Целовались – будто опаздывали на самолёт, торопливо сталкиваясь языками, носами. Джеймс сидел верхом у Майкла на бёдрах, упираясь в плечи ладонями, сам насаживался на его пальцы. Два входили глубоко и тесно, Майкл подставил третий. Джеймс развёл ягодицы в стороны, опустился, хмурясь от напряжения.