Такой тесный, такой мягкий, вскрикивал от каждого движения пальцев внутри: ещё, ещё. Глаза были прозрачные, пьяные и такие синие, что Майкл не мог в них смотреть.
Скользкие пальцы срывались с фольги, он зажал уголок в зубах, дёрнул, открыл. Джеймс сдвинулся с колен, подождал, пока Майкл натянет презерватив.
– Я сам… – Прошёлся пальцами в смазке по его члену, придержал, приставил к заднице. Глубоко вдохнул и медленно пошёл вниз. Так горячо и так тесно, что Майкл уже искусал себе все губы. Джеймс оседал плавно, держась за плечи, его член прижимался к животу Майкла, твёрдый и тёплый.
Взял так глубоко, как только смог, задержал дыхание, привыкая. Качнулся вперёд-назад.
– Джаймс… – задохнулся Майкл. – Что ты делаешь…
Синие глаза распахнулись, вспухшие губы оказались у самого лица. Улыбка растеклась по ним, развязная, с безуминкой.
– Нравится?..
– Да… – Говорить Майкл не мог, только дышать, и то через раз. – Притормози, я… долго не протяну, – признался он.
Джеймс качнулся назад, выгибаясь, лёг на подставленные ладони, полы белой рубашки разошлись, как крылья.
– А ты постарайся…
– Что?.. – Майкл подумал, это была шутка. Джеймс выпрямился, посмотрел в лицо:
– И убери руки.
– Что?.. – Вот это точно сейчас была шутка.
– Убери. Руки.
Джеймс выдернул ремень из своих рядом валявшихся брюк, свёл Майклу запястья, обмотал.
– Да ты ёбнулся, – выдохнул тот.
– Я сказал – потом будет нельзя, – Джеймс застегнул пряжку и улыбнулся невинно, как сволочь.
– Нет!..
– Нельзя.
– Джаймс!..
Сука, он взял стянутые ремнём запястья, схватил горячими губами за палец и толкнулся бёдрами. Майкл ненавидел его в эту секунду, как никого и никогда в своей жизни.
Он бы мог высвободиться, он был сильнее, да и пряжка держалась слабо, он бы мог… Нет, он не мог. Джеймс крутил бёдрами, пил шампанское из бутылки, проливая себе на грудь. Подставлялся, позволял Майклу слизывать. Целовать не позволял – кусал жадно раскрытые губы. Глаза у него были мутные, дикие.
Он замирал, отстранялся каждый раз, когда Майкл рычал на него и исступлённо толкался вверх. Качал головой, постукивал его пальцем по губам: сиди смирно…
Фундамент сорвало ураганом вслед за крышей. Майкл даже не понял, что его нет: понимать уже нечем было. Может, Джеймс и хотел растянуть удовольствие надолго, но чёрта с два у него это получилось. Майкл кончил в него, не успев даже предупредить, так быстро и неожиданно, будто не двадцать ему было, а всего четырнадцать, и держаться он не научился, да и вообще ничего ещё не умел, только целоваться неловко и напористо.
Джеймс торжествующе смеялся – тихо, нагло.
Еле переведя дух, Майкл вывернул запястья из ремня, сдёрнул Джеймса с колен, завалил на лопатки, въехал ему двумя пальцами внутрь быстро и глубоко.
– Ну ты доигрался, сучонок…
Джеймс выгнулся, как в припадке, ногтями вцепился в плечи, потянулся к члену.
– Без рук, – приказал Майкл. Шевельнул полусогнутыми пальцами, ткнулся лбом во вздымающиеся рёбра. У Джеймса взмокшие волосы прилипли к вискам, кожа на груди влажно блестела от шампанского, слюны и пота.
Майкл не ездил пальцами туда-сюда – вставил до упора, ритмично толкался в одну точку. Джеймс сжимался, обхватывал пальцы – гладкий, горячий, мягкий, изнутри почти шёлковый. Громко всхлипнул, упёрся в диван голой пяткой – Майкл поймал губами головку, лизнул, придержал. Джеймс нетерпеливо толкнулся в губы, но Майкл не пустил. Тот бессвязно застонал, заметался. Майкл почувствовал на губах знакомый привкус – и только тогда накрыл член ртом, целиком, глубоко и быстро.
Материться Купидончик, оказывается, умел превосходно.
Потом Майкл лежал у него между ног, положив голову на живот, обняв за фарфоровое бедро. Джеймс легонько прочёсывал его волосы пальцами. Ему бы пошло сейчас закурить и сбивать пепел в бокал с недопитым шампанским, стоящий на полу. Откидывать руку с сигаретой в сторону, расслабленно выдыхать дым Майклу в волосы.
– И почему ты не куришь? – пробормотал он.
– Не знаю… я никогда не пробовал. – Джеймс завозился. – Пусти… Мне надо в душ.
Майкл поцеловал светлое бедро, отстранился со вздохом.
Пока тот плескался, подобрал с пола резинку и упаковку от презерватива, выбросил. Влез в джинсы, накинул рубашку. Сложил вещи на кресло.
Джеймс вернулся в пушистом халате на голое тело, утомлённый, расслабленный. Забрался Майклу на колени, свернулся, поджав босые ноги.
– Я не думал, что это бывает так хорошо, – тихо сказал он.
– А кто-то недавно мне заливал, что ничё не умеет, – поддразнил Майкл.
Джеймс неожиданно смутился.
– Я просто… Я не думал. Я не старался тебя удивить, оно само…
– Само!.. Ты меня удивил до глубины, блядь, души, – с чувством сказал Майкл. – Я-то всегда думал – мне нравится по-простому, без фокусов.
Джеймс опустил глаза, улыбнулся стеснительно и хитро.
– А я думал, у тебя такой опыт… ты уже всё перепробовал…
– Чё-то мне кажется, я многое упускал, – весело хмыкнул тот.
Они допили согревшееся шампанское прямо из бутылки, нацеловавшись, задремали прямо там, сидя в гостиной. Майкл проснулся от того, что затекла шея. Хотел было согнать Джеймса с колен, но тот был таким сонным и тёплым, что будить его было просто нельзя. Да сажают за такое – если вот такое разбудишь.
«Как невесту, блин», – подумал Майкл, подняв его на руки и переложив в прохладную постель. Лёг рядом, выкинув дурацкие мысли из головы, сгрёб Джеймса в охапку, притиснул к себе.
Во сне кто-то всё время спрашивал его: вы согласны?.. вы согласны?.. Да отъебись ты от меня, – думал Майкл. – Согласен, согласен, только заткнись и дай поспать.
21
– Леди Сара у аппарата, – протянула она, сняв трубку. На фоне слышалось какое-то чириканье и мелодичный перезвон – то ли колокольчики, то ли китайские подвески из стекляшек.
– Привет, коза, – дружелюбно сказал Майкл. – Ты где это?.. Не отвлекаю?..
– Я на педикю-ю-юре, – Сара растянула «ю», как жвачку: зажимаешь в зубах, берёшься за кончик и тянешь на всю длину руки. – У меня сегодня день женских радостей.
– Даже не рассказывай, – с опаской отозвался Майкл.
– Боишься за свою нежную психику?.. – Сара хихикнула и тут же потребовала строгим тоном: – Давай выкладывай, как вы съездили.
– Клёво, – коротко сказал Майкл. – Слушай, у меня вопрос.
– Клёво? – возмутилась Сара. – Ты, олень, увёл у меня лучшего друга, мой нежный цветочек, и в утешение даже ничего мне не расскажешь?..
Сара была прямо сестра-близнец Брана. Такая же прямолинейная и напористая. Если её начинало нести – останавливалась, только врезавшись лбом в стену.
Когда всё всерьёз завертелось, она ещё пару недель названивала Майклу, выпытывая, не обидел ли он Джеймса, и обещая каждый раз новые кары, если обидит. Постепенно эти разговоры превратились в традицию.
– У меня срочный вопрос, – сказал Майкл. – Можешь говорить?..
– Могу даже петь, а если попросишь, ещё и станцую, – буркнула Сара. – Чего тебе?
Он шумно вздохнул в трубку, погрыз подушечку большого пальца. Привалился головой к окну. Снаружи зарядил ноябрьский дождь: разбивался о подоконник, звонко колотил по водосточному жёлобу под крышей. В паре мест тот протекал, вода потоком лилась по стеклу. Кто-то кучу бабок тратит, чтобы в доме водяную стену устроить, а у Майкла она была бесплатной, смотри – не хочу.
– Ну?.. Доставай свой вопрос, – напомнила Сара.
– Сколько стоит… ну, так, примерно… приличный костюм? – спросил Майкл.
Та даже не удивилась.
– Если шить, то складывай стоимость ткани, отделки, работы…
– Не нужно мне ничего шить, – отмахнулся Майкл. – Чё на меня, готовый не налезет, что ли?..
– Ну, тогда… – она чуть призадумалась, – «Бриони» будет фунтов девятьсот…
– Сколько?.. – шёпотом спросил Майкл.
Сара кашлянула, кому-то что-то сказала на птичьем языке, кашлянула ещё раз.
– Так. Э-э-э… А ты не хочешь взять костюм напрокат?..
– Как велосипед-то?.. – уточнил Майкл.
– Ну да, погонял и вернул. Это намного… эмм… доступнее.
– Нет, – твёрдо сказал он. – Мне нужен насовсем. Чтоб не отдавать.
– Так. Давай с другой стороны. Прости за вопрос – сколько у тебя есть?
Нисколько.
У него было нисколько, если говорить откровенно.
Денег всегда не хватало, такая была жизнь, и другой Майкл не знал. За осенью приходит зима, камни падают вниз, кровь на вкус отдаёт железом, а в кармане больше десятки никогда не бывает. Его скромный заработок делился так. Первая часть – матери: вклад в семейный бюджет на еду, газ, воду и все домашние расходы. Вторая – на бензин. Третья, вот уже больше двух лет, – в копилку на оплату летней школы. Что оставалось – на кино, на пинту пива у Томми и ещё какую-нибудь мелочь.
Обучение стоило восемь тысяч фунтов. Майкл собрал уже пять с половиной. Если очень постараться, до мая можно наскрести оставшиеся две с хвостом. Это если перестать почти каждый день мотаться к Купидончику в университет, не шляться с ним пить кофе и не висеть у Томми. Откладывать каждый месяц хотя бы триста пятьдесят фунтов.
– Я перезвоню, – сказал Майкл.
Он бросил трубку на застеленный диван, сел, уставился в окно. Дождь лупил по стеклу. Краска на подоконнике вздулась от сырости, пошла волнами. Майкл отколупал от неё кусок, раскрошил в пальцах.
Вот честно – лучше бы отказаться. Не доставать Сару тупыми вопросами, а позвонить сейчас Джеймсу и сказать: кудряшка, ты извини, но на премьеру к твоей маман я с тобой не пойду. Нет, ничем я не занят, просто шмотья на выгул нет.
Майкл глубоко вздохнул, пялясь за окно. Небо было белым, ровным, будто его выгладили утюгом. Майкл покусал губу, глядя на него, сгрыз чешуйку сухой кожи.
Так, ну ладно, а если представить себе… Скока, блядь, может стоить нормальный прикид? Сто фунтов? Вот пусть будет сто фунтов. Это серьёзные деньги, быть не может, чтоб за них нигде ничего не нашлось. Тогда до мая останется собрать не две с половиной, а две шестьсот. Туда-сюда – это лишних пятнадцать фунтов в месяц, если разбить на весь срок. И чё, не получится заработать или зажать лишний пятнарик в месяц?