– А дальше?.. – спрашивал Джеймс.
– Я думал, ты уже дрыхнешь.
– Нет. Давай дальше.
И Майкл говорил дальше.
В домах начали гаснуть огни. Шинейд принесла ему кружку горячего чая с ромом и кусок кекса. Месяц наклонился, застрял в голых ветвях старого терновника. Майкл перекладывал телефон из одной руки в другую, отогревал пальцы в карманах. И говорил.
– Знаешь что… – пробормотал Джеймс. – Я всё-таки сейчас засну…
Он зевнул.
– Напиши мне завтра, как проснёшься, – сказал Майкл.
– Я напишу. Ты знаешь… Майкл, я…
Тот молчал.
– Я по тебе страшно скучаю, – тихо сказал Джеймс.
26
– А чей это дом? – с любопытством спросил Джеймс.
Майкл гремел ключами, присев на корточки и заглядывая в замочную скважину – тяжёлая старая дверь не поддавалась.
– Отцовский. Он тут жил раньше. Вот блядство, только бы не примёрз…
Джеймс стоял рядом, по колено в снегу, и оглядывался.
Дом был старый, приземистый, сложенный из светлого камня. На посеревшей от времени кладке нарос мох, окна в квадратных переплётах занесло снегом. Под стенами, увитыми облетевшим плющом, вразнобой росли какие-то кусты. За палисадником давно никто не ухаживал: стебли сухой крапивы у дороги поднимались выше человеческого роста.
Майкл поднялся на ноги, врезался в дверь плечом. Ключ заскрежетал и провернулся.
– Тут давно никто не живёт, – сказал Майкл, перешагивая через порог. – Мы приезжаем летом на пару недель, а так он всё время пустой стоит. Миссис Льюис за ним приглядывает.
В доме было темно и холодно. Майкл нашарил на стене щиток, звонко щёлкнул переключателем. Над кухонным столом загорелась лампа в старом тряпичном абажуре с бахромой, вздрогнул и загудел холодильник. Бобби сунул нос внутрь, зацокал когтями по крашеному деревянному полу.
Комната была всего одна, зато просторная. Под низким выбеленным потолком тянулись толстые деревянные балки. Широкий, грубо сложенный камин делил дом на две половины. Одну занимала кухня с газовой плиткой и массивным пыльным буфетом. Там же висело оцинкованное корыто для стирки, пятнистое от времени. Другую – высокая кровать с железной спинкой, застеленная покрывалом. Перед каменной ступенькой камина лежал выцветший ковёр.
Джеймс огляделся со счастливой улыбкой.
– Как здесь здорово!..
– Не раздевайся пока, а то дуба дашь, – предупредил Майкл. – Я сейчас всё устрою.
Он вернулся к машине, открыл багажник. Вместительный «Фольксваген», одолженный у Брана, остался прямо на дороге: чтобы запарковать, надо было сначала расчистить снег перед домом. Майкл обеими руками выцепил все пакеты из «Лидл», занёс в дом, сгрузил возле холодильника. Притащил оба чемодана. Пошевелил каминную заслонку. Поймал за ухо Бобби, который чуть было не пристроился помочиться на стойку для поленьев в камине, вывел на улицу и показал на крапиву:
– Вот тут – можно. В доме – нельзя.
Пёс виновато опустил морду в снег и вздохнул.
У задней стороны дома, прикрытые навесом от снега и дождя, лежали дрова. Майкл набрал целую охапку, принёс к камину.
– Я могу помочь, – сказал Джеймс.
– Я сам, – Майкл улыбнулся. – Сиди.
Сидеть тот не стал. Прошёлся по комнате, поглазел на книжные полки возле кровати, на антикварную швейную машинку на столике с гнутыми чугунными ножками. Провёл пальцем по пыльным кованым подсвечникам на каминной полке, перебрал коллекцию пластинок возле проигрывателя.
– А можно его включить?..
– Только в розетку воткни. И иглу проверь, запылилась наверняка.
Джеймс вынул из конверта пластинку с хитами «АББА», включил. Забрался в большое кресло в углу, сбросив ботинки, сунул руки в рукава. Пар от дыхания медленно таял в неподвижном воздухе.
Майкл кинул куртку на кухонный стол, занялся камином. Бобби, обследовав комнату, вернулся к хозяину и лёг рядом.
– Чаю хочешь? – Майкл щёлкнул зажигалкой и подпалил кусок газеты. Пламя резво занялось, прильнуло к сухим поленьям. Джеймс спустил ноги на пол:
– Давай я заварю.
Майкл притащил баллон с газом, подсоединил к плитке, поставил чайник на огонь. От камина потянуло теплом.
– Скоро согреешься, – пообещал Майкл.
– А ты часто приезжал сюда раньше?
Джеймс зашуршал фольгой, насыпал ложку чая в заварочный чайник, снял две кружки с крючков.
– Я и сейчас летом приезжаю. В отпуск, – Майкл усмехнулся. – Тут тихо. И море. Что ещё нужно?..
– Один? – ревниво спросил Джеймс.
– Один.
Пока комната согревалась, Джеймс переложил в холодильник продукты из пакетов, Майкл протёр шваброй лужицы от снега на полу. Снял с кровати тонкий матрас, устроил на ковре перед камином. Потом сел возле огня рядом с Джеймсом, протянул руки к теплу. Пламя жадно гудело и потрескивало. Джеймс прислонился головой к плечу Майкла, обнял пальцами горячую кружку. Бобби лёг у него в ногах, подставил мохнатый серый живот под ласку.
– Не отель, конечно. Но скучно не будет.
– Я не неженка, – буркнул Джеймс.
– Да я не в этом смысле, – удивлённо ответил Майкл. – Просто тут, ну… не роскошно.
– Тут здорово, – ответил Джеймс, разглядывая стены. – А чьи это фотографии? Это твой отец?
– Это он с братом. С дядей Леннертом.
– А где он сейчас?
– Говорят, умер. Давно, я тогда ещё не родился.
– Такой молодой?..
– Я про него почти ничего не знаю. Отец мало рассказывал. А мать вспоминать не любит. Всегда говорила, мол, не нужно мне этого знать. Там какая-то тёмная история. Отец однажды проговорился, что Леннерта выгнали из дома.
– Как это – выгнали? – Джеймс поднял голову с его плеча.
– В прямом смысле. Видеть тебя не хотим, и катись, куда хочешь. Ему было шестнадцать. Ну вот что можно сделать в шестнадцать, чтоб тебя на улицу выперли?.. – Майкл хмуро посмотрел в свою кружку.
– И как же он жил?..
– Вроде бы шлялся по приятелям, подрабатывал где-то… – Майкл пожал плечами. – Я думаю, он не умер.
– Где же он?
– В тюрьме, – буркнул Майкл. – Я однажды услышал, как мать про него говорила. Что он связался не с той компанией. Она вечно боялась, что и меня по той же дороге понесёт. Когда я у друзей пропадал, постоянно звонила им домой: «Майкл ещё у вас? Что он делает? Чем занимается?» – он раздражённо вздохнул.
– Ты с ней не ладишь?
– Она бы меня под замок посадила, если бы не отец. Когда мне двенадцать было, они постоянно ругались – шёпотом, чтобы я не слышал. Но стены-то тонкие.
– А сейчас что? – Джеймс сунул нос в ворот его серого свитера, вздохнул.
– Я не спрашивал. Может, поняла, что я не собираюсь ширяться и машины угонять.
Майкл пнул полено в камине, сноп искр взвился к закопчённому каменному своду.
– Отец про Леннерта всегда только хорошее говорил. Что там на самом деле случилось – чёрт знает. Но я думаю, на долгий срок за пустяки не сажают. Может, он убил кого-то. Или с бандой связался.
– А другая родня про него ничего не знает?
– А отец со своими не общается. Обмолвился как-то случайно, что это всё из-за них. Я их и не видел ни разу. Только с ирландской роднёй знаком.
– Странное совпадение, – хмыкнул Джеймс. – Я тоже половины своей семьи не знаю. Только с отцовской стороны, а про маминых родителей мы никогда не говорим.
– Может, мы братья? – хмыкнул Майкл. – Кузены. Представь, если твои и мои скрывают одну и ту же тайну?..
– Ты это не серьёзно. – Джеймс приподнялся, настороженно посмотрел ему в лицо.
– А что? – Майкл усмехнулся. – Вот оказалось бы, что мы – одна семья. Вот было бы… – он осёкся.
– Было бы – что?.. – тихо спросил Джеймс.
– Да забудь. – Майкл помрачнел, отвёл взгляд. – Глупости.
Так странно и больно оказалось представить даже на миг, что они с Джеймсом могут быть связаны. Не влечением – кровью. Чувства могут остыть, страсть может уйти, а родство не отменишь.
Вот тогда они точно могли бы быть вместе. И никто ни о чём не подумал бы. Жили бы вместе. Спали вместе. Каждый день: просыпаешься – а эта вихрастая голова лежит в соседней кровати, сопит в подушку. Тонкие загорелые руки на одеяле. И можно тихонько перебраться к нему, обнять сонного, горячего, и пока никто их не слышит, вжаться в родное гибкое тело, разбудить поцелуями в сухие губы, задрать майку, спустить на бёдра трусы, сунуть ладонь…
– Майкл, – тихо позвал Джеймс. – У тебя такое лицо…
– Какое?.. – тот моргнул, проглотил вздох.
– О чём ты сейчас думал?.. – Джеймс пробежал кончиками пальцев по его щеке, погладил складку между бровей.
– О ерунде, – хрипло сказал Майкл. – Был бы ты моим братом – не видать бы тебе твоего колледжа. И Парижа.
– А может, это ты был бы – моим, – тихо сказал Джеймс. – И учился бы сейчас в Школе драмы.
– Да что ты… – «пургу несёшь», – не договорил Майкл. Представил так ясно, что стрельнуло в груди. Себя – красивым, богатым, уверенным. Без запаха пота в конце рабочего дня, без вечной черноты под ногтями, без чужих взглядов с опаской, без мелочи на ладони в супермаркете. – Да ладно тебе, – сипло буркнул он, потёр костяшками пальцев по колючему свитеру, под которым что-то надсадно свербело. – Давай я лучше делом займусь.
– Майкл… – Джеймс попытался удержать, но тот всё равно встал. Огляделся, пробежал взглядом по дому. – Пойду дорожку расчищу. А то к дому не подойти. И машину переставить надо. Сиди грейся.
Джеймс смотрел на него с обидой. Майкл накинул куртку, сунул ноги в ботинки.
– Ну, чего? – беспомощно спросил он. – Там снега по колено. Не прыгать же по сугробам каждый раз…
Он орудовал лопатой зло, размашисто, соскребая снег и откидывая его в сторону. Тоже мне, братья. Тоже мне, блин, семья. Размечтался. Нечего тут ждать. Скоро всё кончится.
Мысли были верные, но от них хотелось сдохнуть прям тут, на месте. Чтоб ничего больше не чувствовать. Чтоб ничего не видеть.
Он воткнул лопату в снег, тяжело дыша. Вроде не запыхался, но одышка была такая, будто пробежал марафон. Лицо горело, в груди всё клокотало и завязывалось узлами. Жар разбегался оттуда, как при простуде.