Джеймс прижимался смелее, покусывал сзади за плечо, щекотными пальцами гладил по рёбрам под футболкой, тёрся горячим животом о ягодицы. От его вздохов Майкл и сам дышал чаще, ловил себя на том, что так и тянет не подстраиваться, а перехватить, повести за собой. Сдерживался. Терпеливо ждал, не мешая, позволял изучать себя, короткими вздохами давал понять: всё в порядке, не бойся. Продолжай.
Узкая цепкая ладонь скользнула по бедру, погладила ягодицу. Майкл согнул ногу в колене, предугадывая движение пальцев – всё-таки чуть-чуть вздрогнул, когда они коснулись промежности.
– Ты не против?.. – Голос у Джеймса был придушенным от волнения, пальцы касались аккуратно, почти вежливо.
Против Майкл не был, но затормозил на секунду. Вдруг вскинулась запоздалая опаска, что-то из старой жизни, из безусловного свода неписаных уличных правил, что-то про бить в зубы и отрывать руки с корнем, если тебя даже в шутку хлопают пониже спины.
Джеймс как будто услышал. Отдёрнул руку, съёжился.
– Майкл, ты не обязан… если не хочешь… я не настаиваю, правда…
Майкл выругался сквозь зубы, рывком повернулся к Джеймсу. Тот моргал, но глаз не отводил. Такой красный, что веснушек не видно.
– Ты меня членом не напугаешь, – сказал Майкл. – У меня свой такой же.
Джеймс нервно хихикнул.
– Такой же… Конечно. У меня – человеческий.
– Ну, значит, мне повезло, – Майкл пожал плечами. – Насквозь не продырявишь.
– Я всё понимаю, – храбро сказал Джеймс. – Не надо… Давай как всегда…
Он дёрнулся подняться, но Майкл пятернёй припечатал его обратно к матрасу.
– Лежи давай, дурень, – ласково сказал он. Подобрал с подушки резинку, дёрнул зубчатый край упаковки. Джеймс выглядел так, будто хотел с головой уползти под одеяло, чтоб только глаза виднелись, огромные и тревожные. Майкл сдёрнул одеяло в сторону, оседлал его колени, одной рукой раскатал тонкий латекс по члену. Стоял у него красиво, залюбуешься. Джеймс сдержанно выдохнул, потянулся за голову, к флакончику со смазкой под подушкой.
– Дай сюда. – Майкл перехватил руку, щедро выдавил, размазал по члену. Презерватив уже был со смазкой, но это такая вещь – мало не бывает.
– Ты… сразу хочешь?.. – Джеймс даже краснеть бросил от удивления. – А как же… Лучше сначала… Больно ведь…
– Разберусь. – Майкл наклонился, коротко поцеловал его в губы. – Лежи давай.
Может, это было и опрометчиво, но тянуть он не собирался. Был уверен, что сможет обойтись без всей этой предвариловки с пальцами – во-первых, потому что чему там болеть, а во-вторых, потому что член у Джеймса действительно человеческого размера – не конский шланг, как у некоторых.
Майкл выпрямился. У самого стояло вполсилы – от ласк и стонов Джеймса, конечно, было приятно, но до звёзд в глазах не заводило. Подцепил футболку, длинным движением стащил через голову. Джеймс прикусил губу, потянулся руками к торсу. Тронул пальцем подсохшую царапину на боку, про которую Майкл уже и думать забыл.
– Молчи, – сурово велел Майкл, а то у Джеймса в глазах начал всплывать очередной дурацкий вопрос. – Ни слова. Только стонать можно.
Завёл руку за спину, придержал член ладонью, приставил между ягодиц. Смазка была прохладной, чуть липкой, а латекс – тёплый. Ладно, чё тут – ничего сложного. Не промахнёшься.
Он опустился плавно, ровно до самого конца. Джеймс стиснул пальцы на его колене, впившись ногтями в кожу.
Не больно, скорее… странно. Не разобрать вообще, приятно или нет. Пульсирует изнутри в такт с веной на шее Джеймса, тесновато… да вроде и всё.
Майкл отклонился назад, чтоб вошло до конца, качнул бёдрами на пробу – Джеймс ахнул, царапнул по ногам так, что остались красные полосы. Хороший знак.
– Ты как?.. – Джеймс распахнул глаза.
– Молчи, – Майкл положил ему палец на губы.
На пробу скользнул вверх-вниз – и вдруг понял, что ничего, в сущности, не поменялось. Неважно, кто в ком. Весь выбор, как трахать Джеймса – в его руках.
Ну, не только в руках, конечно, но и в руках тоже.
Он навис над ним, поймал губами невнятный стон. Сжал коленями – и начал свой, привычный, резкий ритм. Длинно, глубоко, легко.
Джеймс схватил за плечи, попытался придержать, чтобы не торопился – наивный. Майкл осторожничать не собирался. Он вообще ни в чём не любил, когда наполовину. Если трахаться – значит, всерьёз, а не суетиться туда-сюда для видимости.
Он нависал над ним на прямых руках, щурился в безумно распахнутые глазищи, подставлялся спиной под ласку. Джеймс смотрел изумлённо и требовательно, распахивал губы под поцелуем, бормотал прямо в рот – «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», вжимался ладонями в рёбра – «Майкл, какой ты красивый, Майкл».
Майкл на мольбы не вёлся, а вот от жадных синих глаз с мутным прищуром собственника – вело аж до озноба. Хотелось стать нежным, бережным, он притормаживал, как в замедленной съёмке. Джеймс выдыхал ему в лицо, обдувая взмокший горячий лоб, изгибался каким-то особенным образом, толкался вверх – и Майкл стискивал зубы, закрывая глаза.
Он заставит Джеймса кончить первым. И возьмёт его после, горячим, расслабленным. Тот ещё улыбаться не перестанет… Майкл выдыхал сквозь зубы, дрожь простреливала позвоночник от затылка до поясницы, член дёргался в кулаке от сладкого спазма.
Как некстати, твою мать, этот скользкий тонкий латекс, кому он нужен, зачем отделяет их друг от друга?.. Нечестно, несправедливо, что всё достанется бессмысленной резинке, когда Джеймс вцепится ему в бёдра до белых ногтей, запрокинет голову, всхлипнет… Безопасный секс, всегда считал Майкл, – это хорошо и правильно. Но сейчас это было неправильно и очень обидно.
Джеймс поймал его ладонь, притянул к лицу, ткнулся в неё шершавыми губами. Майкл сбился с ритма, будто кожу обожгло клеймо, задохнулся. Вспыхнул, как мальчишка, спрятал глаза.
– Я не умею нежно, – виновато прошептал он. – Не умею, понимаешь?..
– Ты такой хороший, – невпопад отозвался Джеймс. Наклонил к себе, поймал губами твёрдую челюсть, убрал волосы, прилипшие к влажному лбу.
Как будто не понимал, что беззастенчиво и наивно проник в самую душу, вытряс из неё всё, что было, даже не спрашивая, можно ли. Встряхнул, расправил, чтобы стала как новая, прошёлся по ней жёсткой щёткой – и не осталось больше ничьих длинных волос на рукаве, ни светлых, ни тёмных, ни рыжих, ни следов помады, ни чужих духов – ни единого следа, что раньше вообще кто-то был. Никого не было, вся жизнь прошла в ожидании, когда ты придёшь.
Майкл еле вдохнул, почувствовал узкие горячие ладони на скулах – губы ткнулись в уголок глаза, слизнули соль на виске.
– Подожди, – прошептал Джеймс в самое ухо, – дай я сам…
Майкл кивнул – слова кто-то взял и выключил, даже завалящего «да» на языке не осталось, не говоря уж про уверенное «давай, детка», которое он бы обязательно сказал с ухмылкой, если б не смотрел в невыносимые тёмные глаза.
Джеймс скользнул руками под рёбра, мимоходом огладив царапину на боку, пристроил ладони на пояснице, погладил ласково, будто по загривку дикого зверя. Упёрся пятками в матрас, мягко толкнулся вверх. Майкл опустил лоб ему на плечо – родное, почти своё, он бы вслепую нашёл на нём каждую светло-рыжую веснушку и каждую родинку – и возле шеи, и в основании ключицы, и во впадине у подмышки, спрятанную в коротко выстриженных рыжеватых волосах со слабым запахом пота.
Джеймс толкался в него бережно, ласково держал рукой за затылок, перебирая волосы. Простыня сбивалась вокруг колен, Майкл качался ему навстречу, ловя простой ритм. Джеймс громко дышал ему в шею, забирал в губы мочку уха, обводил её горячим языком и толкался с нарастающим жаром.
– Ма-айкл… – протянул незнакомым низким голосом, судорожно сжал пальцы на затылке.
Тот замер, где был.
– Давай, детка… Можно… Не бойся.
Кончал Джеймс совсем не бережно – резко и сильно, кусая губы, поминая Майкла между «О чёрт» и «О господи», выгибаясь над простынёй, вжимаясь в матрас плечами. Он ещё не успел отдышаться и открыть глаза, как Майкл снялся с его члена, сбросил резинку, развёл ему ноги в стороны.
– Можно сразу, – хрипло прошептал Джеймс, облизывая пересохшие губы. – Не надо… Я хочу…
Майкл понял без объяснений. Торопливо размазал смазку по члену, приставил голую головку ко входу. Вздрогнул, будто от касания что-то замкнуло. Как же ты догадался, кудряшка, ведь не в голову же залез. Это ж значит – никого больше, кроме тебя. Никого не будет.
Майкл глотал воздух кусками, давился, забывал выдыхать. Втискивался медленно, руки подгибались от накатившей слабости, в животе всё скручивалось узлом от страха и возбуждения. Джеймс ещё с ночи был растянут, можно было не осторожничать. Ни с ним, ни с собой. Майкл держался на одной только голой воле. Всё вокруг было голым – и воля, и нервы, и они с Джеймсом оба, окончательно и бесповоротно.
Джеймс схватился за член, быстро задвигал рукой, умоляя – «ещё-ещё-ещё». Мог и не просить – Майкл сам врезался в податливое гибкое тело, сам хотел ещё и ещё. Джеймс дышал рывками, шумно, яростно. Майкл не стал его ждать, не смог, не успел бы, даже если б захотел, – укусил за подвернувшийся палец, чуть не умер, удержав челюсти от судороги, кончил так, что едва не вырубился – себя не слышал, закашлялся от хрипа в глотке. Джеймс застонал протяжно, на выдохе, растянул стон, как долгий-долгий зевок. На живот плеснуло тёплым и вязким. Майкл рухнул вниз с дрожащих локтей, перекатился на бок, пытаясь вдохнуть. Сил уже ни на что не осталось – сплелись руками, ногами, стукнулись лоб в лоб и застыли, как в гравюре из Джеймсовой книжки, где кальмар утаскивал парусник на морское дно.
Второй раз они проснулись в полдень. Расцепились, отклеились друг от друга не без труда.
– Ты как?.. – хрипло спросил Майкл. Горло саднило, кожу на животе стянуло подсохшей корочкой.
– Нормально, – с таким же хрипом ответил Джеймс, улыбнулся. – Отлично. Только голодный. А ты?.. – он встревоженно поднял брови.