– Он хороший, – тихо сказал он.
– Хороший, – согласился Кристофер. – Славный мальчишка.
Майкл дышал ртом. От облегчения, от стыда и от чувства вины его мутило. А может, это был побочный эффект лекарств. Кристофер молчал, гладил по руке большим пальцем.
– Я не думал, что всё так будет, – хрипло сказал Майкл. – Я не знаю… что делать.
– Не торопись, – спокойно сказал Кристофер. – Мне ты любой хорош.
Майкл посмотрел ему в глаза, тот невесело улыбнулся.
– Томми своему, значит, давно разболтал. А отцу родному?..
– Я не разбалтывал!.. – шёпотом возмутился Майкл. – Ему Джаймс сказал.
– И чего он?
– Привыкнет, говорит.
– А Бранвен?
Майкл помрачнел.
– Ещё не знает. Он не поймёт.
– Может, и не поймёт, – вздохнул Кристофер.
Джеймс вернулся в палату – настороженный, раскрасневшийся. Замер у дверей.
– Всё в порядке?.. – Кристофер обернулся через плечо.
– Д-да… А у вас?..
– И у нас, – сказал Майкл, потянулся протереть глаза.
– Пойдём, малец, – мягко предложил Кристофер и встал. – Кофе выпьешь, салатик заточишь. Потом вернёшься. Этот дурень никуда отсюда не денется.
– Я хотел сказать, – Джеймс машинально прижал телефон к груди. – Спасибо, что взяли меня с собой. Без вас меня бы не пустили. Я не брат, не родственник… Чужой человек.
– Какой же ты чужой, – спокойно сказал Кристофер. – Глупости.
Эмма приехала ближе к вечеру, когда Майкл уже осоловел от суеты вокруг и постоянно соскальзывал в короткие, мутные сны. Она не первый раз навещала его в больнице и держалась с какой-то спокойной безнадёжностью, даже пыталась шутить. Майкл видел, что она встревожена, и ему, конечно, было жаль, что он заставил её поволноваться, но причин для серьёзных переживаний он не видел. Кости срастутся, синяки сойдут, надо просто подождать.
Когда в палату вернулся Джеймс, Эмму словно подменили. Она молча проследила, как тот аккуратно прикрыл за собой дверь, тихо подошёл к креслу возле окна и сел.
– А девочка твоя?.. – вдруг вспомнила она и повернулась к Майклу. – Приедет?.. Ты ей позвонил?.. Давай я позвоню.
– Не надо никому звонить, мам, – недовольно сказал Майкл. – Я устал. Я щас отрублюсь до утра – и чего сюда ехать?..
– Она даже не знает, что случилось?..
– Я позвонил Саре, миссис Винтерхальтер. Она приедет, как только сможет, – сказал Джеймс. Поставив локти на колени, он крутил в руках телефон и смотрел на свои белые кроссовки.
Эмма едва заметно вздрогнула, будто успела забыть про него, оглянулась.
– Спасибо… Какой ты молодец. Конечно, она приедет. Тебя подвезти?..
– Куда?.. – растерянно спросил Джеймс. Послюнив палец, он потёр тёмное пятно на носке: то ли грязь, то ли засохшая кровь.
– Домой, – пояснила Эмма. – Я тебя подвезу.
– Мам, оставь его в покое, – устало сказал Майкл. – Он сам разберётся, куда ему надо. Захочет – на такси поедет.
– Зачем же на такси? – удивилась она. – Я могу подвезти, мне совсем не сложно. Не надо такси.
– Мама, – Майкл вздохнул.
– А она уже едет?.. – Эмма опять повернулась к Джеймсу. – Что она сказала?..
– Она приедет, как только сможет, – повторил Джеймс, оттирая пятно бумажной салфеткой.
– Я её дождусь, – решила Эмма и строго посмотрела на сына. – Ты нас даже не познакомил. Хоть увижу, какая она.
– Обыкновенная она. Самая обыкновенная, – сказал Майкл. – Что ты суетишься. Это моё дело. Хватит.
– Почему она не приехала на соревнования? – вдруг спросила Эмма. – Вы поссорились?..
– Хватит, – повторил Майкл.
– Ну что «хватит», – грустно сказала она, перебирая в руках платок. – Я же волнуюсь за тебя.
– Мам. Всё в порядке.
– Я только хочу, чтобы ты…
– У меня всё хорошо, – перебил Майкл. – Айра сказал, ничего серьёзного, выпустит через пару дней. Видишь? Не волнуйся.
Она тяжело вздохнула, опустила плечи:
– Ну что ты споришь. Не переживай. Вы помиритесь.
– Да мы не ссорились, – устало повторил Майкл.
– Я же всё вижу, – грустно сказала она. – Я тебя знаю. Всё наладится.
Она наклонилась, чтобы поцеловать в лоб, и он едва сдержался, чтобы не отвернуться.
– Позови её к нам, – сказала Эмма. – Пусть приходит.
Майкл молча разглядывал скромную золотую серёжку с искусственным камнем, чтобы не смотреть матери в лицо.
– А если захочет, может и на ночь остаться, – спокойно предложила Эмма. – Нечего стесняться, мы взрослые люди. Я всё понимаю.
Майкл молчал.
– Не надо её от нас прятать. Давно бы уже пригласил. Мы её не обидим. Я только рада буду…
Она вдруг всхлипнула, прижала платок к носу.
– Ну чего ты, – растерянно сказал Майкл. – У меня же всё хорошо.
Она прерывисто вздохнула, спряталась за кривой улыбкой:
– Ты не понимаешь, как я за тебя боюсь.
– Чего бояться-то? Это просто рёбра.
– Рёбра заживут, – она положила руку на одеяло, похлопала по груди. – А вот…
– Айра сказал – ничего серьёзного, – повторил Майкл. – Езжай домой.
Она посмотрела на часы, встряхнув запястьем – узкий браслет с потёртой позолотой. Взглянула на часы над дверью.
– Обязательно передай, что я зову её в гости, – настойчиво сказала Эмма. – Хорошо? Обещай, что скажешь.
– Перестань, – Майкл натянул одеяло на плечи, будто ему было холодно. – Я хочу спать.
Она встала, опять заметила Джеймса и замерла на секунду, будто удивилась.
– Ой, ты же ещё здесь. Никак не могу привыкнуть… У Майкла так долго никого из друзей не было, – она неловко улыбнулась, – кроме школьных ребят. Извини, ты ведь Джек, да?.. Спасибо тебе огромное, что приехал.
– Джеймс, мэм, – поправил тот, глядя на неё слегка настороженно. – Я был бы плохим другом, если бы не остался.
– Извини… Джеймс, конечно, – она вздохнула, вытерла красные глаза. – Ты прекрасный друг. Пойдём, я тебя довезу. Это твоя куртка?.. Не надевай, в машине тепло.
– Отец уже едет за мной, мэм, – сказал Джеймс, глядя ей в глаза. – Огромное спасибо за предложение, но я не могу.
– Хорошо, – она кивнула с видимым облегчением. – Хорошо, раз так. Хорошо, Джек. До свидания.
Когда она наконец ушла, Майкл разжал кулаки и длинно выдохнул в потолок.
– Ну вот почему с ней всегда так сложно?..
Джеймс сидел, поставив локти на колени, и крутил в пальцах цепочку. Серебряная подвеска поблёскивала, вращаясь.
– Отец за тобой правда едет?.. – спросил Майкл.
– Нет, – глухо сказал Джеймс.
От транквилизаторов всё время хотелось спать, но сон был поверхностным и неровным. Майкл смутно помнил, как в палату кто-то заходил, трогал его за руку, о чём-то спрашивал. Он открывал глаза, видел людей, моргал – и люди исчезали, а стрелки на часах заметно сдвигались. Сквозь сон он чувствовал, что его куда-то везут, с ним что-то делают, по глазам скользил яркий свет, и он хмурился, пытался закрыться рукой. Он слышал, как Джеймс с кем-то разговаривал, но улавливал только обрывки, не разбирая ни слова.
Когда он очнулся, часы показывали одиннадцать. В палате было темно, только у двери горела тусклая лампа. Из-за плотных штор не пробивалось ни лучика света. Комната была совсем другой.
Тут было, как в отеле – неяркие светлые стены, картинки в рамах. На стене тихо бормотал телевизор. Под самым окном стоял диванчик. Майкл увидел ноги в носках, торчащие из-под пледа, на полу стояли кроссовки. Джеймс.
Повязка давила на грудь, Майкл дышал медленно и осторожно. Сдвинув тяжёлую руку, пощупал шершавый эластичный бинт. Надавил кончиками пальцев – тело отозвалось усталой тупой болью. Вот блядство… Месяц придётся сидеть без работы. И с сезоном гонок на этот год можно уже попрощаться – это был отборочный тур, а он даже не добрался до финиша. Всего каких-то триста метров. Триста метров и один самонадеянный мудак.
Действие седативных кончалось, и Майкл постепенно осознавал случившееся. До этого казалось – ничего особенного, ну очередная авария, ну опять больница. Он когда-то даже гордился тем, сколько раз ему приходилось накладывать швы, ходил в гипсе, щеголяя своей суровой выдержкой. Все удивлялись, как он снова и снова вставал после падений. Не боялся садиться за руль, чудом избежав смерти. Отрабатывал головоломные трюки, разбивался, но упрямо ломился вперёд. Удивлялись, восхищались, завидовали.
Он ведь никогда не искал настоящей опасности. Был осторожен, не рисковал только ради адреналина. Ни разу не упал по своей вине – всегда так получалось, что в аварии виноват кто-то другой.
Он вдруг понял, что сегодня мог умереть. Чистое везение, что отделался только рёбрами. Защита выдержала, а если бы удар пришёлся в голову?.. Если бы не по касательной? Даже облегчённый спортивный байк весит килограмм восемьдесят. От прямого удара на скорости ему бы смяло грудную клетку, как проволочную. Мог бы сдохнуть прямо там, на трассе. Если бы не везение.
Майкл смотрел, как бежит по кругу секундная стрелка, и кусал губы. Раньше нечего было терять – потому и нечего было бояться.
Джеймс пошевелился под пледом, сел, потёр лицо руками.
– Кудряшка, – сухим шёпотом позвал Майкл.
Тот подорвался, подскочил к койке в одних носках:
– Проснулся? Как ты? Кого-нибудь позвать?..
– Нет. Никого не надо… – Майкл высунул руку из-под одеяла, сжал его пальцы. – Джаймс…
Он мучительно искал слова, перебирая все ласковые обращения, которые знал, но и было-то их немного, и ни одно не подходило. Он смотрел и видел воспалённые покрасневшие глаза, искусанные шершавые губы и понимал, что не сможет сказать: «Пустяки, не о чем волноваться».
– Что?.. – тревожно спросил Джеймс. – Почему ты молчишь? Тебе плохо?..
– Прости, что напугал, – тихо сказал Майкл. – Я идиот.
Джеймс судорожно вдохнул, сжал задрожавшие губы.
– Прости. Прости, детка.
Джеймс подтянулся, сел на край кровати, положил голову Майклу на живот. Потёрся щекой о гладкий белый пододеяльник, едва пахнущий отдушкой стирального порошка, и тихо разревелся от облегчения.