– Я справлюсь, – уверенно сказал Майкл. – Я упрямый.
– Хорошо, – Колин кивнул. – Я не собираюсь тебя отговаривать. Твои мечты – твоё дело. Дерзай.
Он подлил виски себе и Майклу. Он держался очень спокойно, даже дружелюбно. Ему почему-то хотелось довериться. Совета спросить, что ли… Ничем не похож на Кристофера – тот был немногословным даже в важных вещах. Ему было легче обнять или дать затрещину, чем подробно объяснить, что к чему. Хотя, конечно, Кристофер объяснял. Но никогда не лез в высокие материи.
Они никогда не сидели с отцом вот так, за стаканом виски – да хоть бы за пивом, – и не говорили о подобных вещах. Кристофер не рассуждал о морали, чести, достоинстве. Он давал по ушам и говорил: «Не ври, всё равно узнаю». Или: «Не можешь держать хрен в штанах – держи резинки».
Вот оно, вдруг подумал Майкл. Джеймс привык смотреть на мир с высоты. Привык глазеть из окна самолёта и разом охватывать целый город. У Майкла горизонт заканчивался там, где Скипворт-роуд утыкалась в Примроуз-сквер. Прожил день – хорошо. Дотянул до субботы – ещё лучше.
Майкл вспомнил, как легко все поверили в его план накопить денег, выучиться и уехать. Получается – не поверили. Это просто стало шутливой присказкой: Майкл и Голливуд, то же самое, что Томми и Гордон Рамзи. Где один, а где второй. Сколько раз он ржал вместе со всеми и не понимал, что смеются не с ним.
Над ним. Как над Томми.
– Ты знал, что у Джеймса были проблемы с учёбой? – спросил Колин.
– Нет, – Майкл поднял голову. – Какие проблемы?..
– Он не сдал четыре экзамена, – сказал Колин. – Последние три месяца постоянно пропускал лекции. Всё делал небрежно, невнимательно, второпях.
– Он же при мне учился, – удивился Майкл. – Задания делал… Я сам видел!
– Я не сказал, что он полностью забросил учёбу, – сказал Колин. – Я сказал, что он перестал понимать её ценность.
– Он вместо лекций ко мне приезжал, – запоздало догадался Майкл. – Волновался из-за аварии… Наверное, вы знаете…
– Знаю, – Колин развёл руками. – И не осуждаю. Его волнение мне было вполне понятно.
– Он боялся, что со мной что-то случится…
– Это не повод бросать учёбу, – сурово сказал тот. – И, к сожалению, это не единственные проблемы, которые у него начались.
– Он говорил… у него проблемы в семье, – пробормотал Майкл.
– У всех семей есть проблемы. Но это не повод вести себя неуважительно. Или неразумно. Он перестал понимать, что допустимо, а что – нет, – жёстко сказал Колин. – Он всегда был замкнутым, но никогда не позволял себе хамить мне или матери. Я опасаюсь, что это было твоё невольное влияние.
– Я на него тут не влиял, – мрачно заявил Майкл.
– Ты дал ему почувствовать свободу, не ограниченную условностями. Говорить, что думаешь, делать, что хочется. Знаешь, как называется эта свобода? Безответственность. Именно она побудила тебя сесть за руль той машины и привела тебя к нашему разговору. А его она подтолкнула сесть за руль пьяным. Его лишили прав за это, ты знал?
– Нет, – глухо ответил Майкл.
– Слава богу, никто не пострадал. Но ты должен понять моё беспокойство. Он не был таким до встречи с тобой.
Майкл сидел, ссутулившись, гонял по стакану подтаявшие кубики льда.
– Ладно, всё это в прошлом, – сказал Колин. – Давай поговорим о настоящем. Тебе не понравится, но кто-то должен это сказать. Только запомни, Майкл, что я тебе не враг и не желаю зла. Ты хороший, смышлёный парень. Но посмотри правде в глаза. Прямо сейчас ты ничего из себя не представляешь – много амбиций, а что кроме них? Восемь лет работы в автомастерской?
Майкл упрямо набычился.
– Джеймс привык к другой жизни, – мягко сказал Колин. – Путешествия бизнес-классом, уик-энды на континенте, частные преподаватели, верховая езда, танцы, музыка, теннис, пилотирование. Он откажется от всего этого ради тебя, если ты его позовёшь. Но ты сам… скажи честно… Ты думаешь, ему будет хорошо?
Колин поставил локти на колени, пристально глядя на Майкла, наклонился вперёд.
– Ты вырвешь его из жизни, которая знакома ему с детства. Я не говорю, что твой мир хуже, – он примирительно улыбнулся. – Но ты ведь сам понимаешь, что контраст будет огромным. Особенно в мелочах. Ему не приходится думать о том, что будет на ужин, потому что у нас есть кухарка. Не нужно тратить время на магазины, не нужно готовить, если не хочется. Не приходится убирать со стола и мыть посуду. Сначала его захватит романтика босоногой жизни, которую предлагаешь ты. Но каждый божий день ему придётся думать о десятках вещей, о которых раньше не приходилось беспокоиться. И однажды он обвинит тебя в том, через что ему пришлось пройти. Может, не сразу. Может, через месяц или через год. Но так будет. Он пожалеет.
Майкл молчал, глядя на фотографии на книжных полках.
– А содержать вас обоих я не стану, уж извини, – сказал Колин, выпрямляясь. – Я бы согласился оказывать вам небольшую поддержку, если бы вы были хоть в чём-то равны. Если бы ты был студентом, как и он. Если бы у тебя были не только планы, но и перспективы.
– У меня есть… перспективы, – с трудом выговорил Майкл.
– Пойми одну вещь. – Колин сложил ладони вместе. – Это не шекспировская драма, а вы не Ромео и Джульетта. Я не разлучаю, а даю вам шанс. Покажи, на что ты способен. Займись стоящим делом, добейся успеха. Если ты его любишь – не ломай ему жизнь. Дай время подняться на ноги. Если ты поедешь за ним сейчас, он всё бросит, чтобы остаться с тобой. Это естественно, он влюблён. Знаешь, какими будут последствия этого поступка?..
– Какими? – Майкл поднял глаза.
– Ты заставишь его нарушить слово, данное мне. Тем самым вынудишь меня лишить его содержания. Даже при всей моей любви к Джеймсу я не буду ему потакать. Это значит, что он останется без образования. Это значит, что он лишится шанса сделать карьеру. И что он будет делать тогда? Стоять за кассой в «Макдоналдсе»? Ты хочешь для него такого будущего?
– Нет, – ответил Майкл.
Он смотрел на фотографии Джеймса и не мог вообразить, как можно попытаться отобрать у него эту богатую жизнь. И что можно сделать, чтобы хоть немного к нему приблизиться. Джеймс бы, наверное, придумал. Он всегда что-то придумывал. Он бы посоветовал, если у него спросить: ну смотри, кудряшка, вот я, вот моя голова и мои руки – куда их применить, чтобы было на что тебя в ресторан отвести?..
Сорок тысяч в год – это, конечно, здорово. Там перспективы. Карьера. Не та, конечно, которую всегда хотелось, – но мало ли кому чего хочется. Жить-то надо в реальности. И не воображать на каждом шагу, как звёздный крейсер пикирует в центр города…
– Я знаю, что такое бедность. Я был единственным ребёнком в семье, – сказал Колин и снял с губы крошку табака. – Только поэтому моим родителям хватило денег на Университет права.
– Я не знал… – пробормотал Майкл.
– Когда мне было девятнадцать, я встретил девушку. Хелен. Мы повстречались полгода, я позвал её замуж – и здесь оказалось, – Колин глубоко затянулся, – что Хелен была не просто Хелен, а леди Хелен. Представь себе старинный аристократический род, двадцать пять поколений «ваших светлостей», «милордов», «миледи» и «сэров». У них во владении замок пятнадцатого века и коллекция живописи не хуже, чем в Галерее Тейт. Они покатились со смеху, когда услышали, что мы хотим пожениться.
Майкл слушал молча, не пытаясь вставить ни слова.
– Как ты понимаешь, у них были совсем другие планы, они уже подобрали ей жениха, породистого графа из своего окружения. Хелен пошла им наперекор, и они лишили её всего.
Колин вздохнул, поболтал кубиками льда в стакане.
– Мы поженились. Её отец отказался платить за обучение, и ей пришлось оставить Королевскую академию драмы. Она пошла работать за пятьдесят фунтов в день. Первые несколько лет мы виделись только по выходным.
Майкл тихо вытащил из пачки ещё одну сигарету.
– Она помогла мне встать на ноги, – сказал Колин. – Отказалась от всей своей прежней жизни, от друзей, от семьи. Я получил диплом, закончил магистратуру, нашёл отличную компанию, и Хелен могла ни о чём больше не волноваться. Она бросила работу, закончила Королевскую академию, но было уже поздно. Её мечта стать актрисой была недостижима. Всё, чем она могла довольствоваться, – роли второго плана. Чтобы выбиться в примы, ей были нужны связи, а она отказалась от них ради меня.
Колин тщательно затушил окурок, оставил его в пепельнице.
– Всё, что я делаю, – это ради неё и Джеймса. Я работаю как проклятый, чтобы они ни в чём не нуждались, но я не могу вернуть ей молодость. И я не дам Джеймсу повторить эти ошибки.
Майкл молчал.
– Я не буду от тебя ничего требовать, – сказал Колин, глядя прямо на него. – Я не твой отец и не имею на это права. Но я тебя попрошу. Если ты любишь Джеймса – не пытайся влиять на него. Не пиши, не звони. Пусть ваши чувства проверит время, и если он сам придёт к тебе – я останусь в стороне. Обещаю.
Осенний вечер был тёплым. Майкл шёл домой пешком. Путь был неблизкий – через Гайд-парк, через Мейфэр и Сохо, мимо Британского музея и Университета искусств. Листья сыпались под ноги, прохожие почему-то улыбались, встречаясь с ним взглядом. Хотелось сделать что-то прямо сейчас – то ли сорваться и побежать, не разбирая дороги, то ли заорать и разбить кулаки о кирпичную стену. Он держал руки в карманах и шёл вперёд.
В переулке на Олд-стрит ему подмигнула вывеска тату-салона. Майкл притормозил. Остановился. Внезапная мысль пришла, как озарение.
Он толкнул дверь плечом, зашёл в тёмное помещение. Стены были раскрашены граффити, оттуда смотрели оскаленные пасти волков и тигров, увитых змеями, колючей проволокой и розами.
Девушка с пирсингом в носу и зелёными волосами сидела в низеньком кресле, вытянув ноги в дырявых колготках, и листала комикс про Бэтмена.
– Привет, – она улыбнулась, подняв голову.
– Привет, – спокойно сказал Майкл – Хочу набить кое-что.
– Каталоги вот тут, – она кивнула на низкий столик у локтя, заваленный журналами и распечатками, сшитыми в папки. – Выбирайте.