– Стишок… – сказала седая дама в очках, облокотившись на стол, и приставила палец к виску. – Стишок, – внятно повторила она, вытянув губы, будто слово было каким-то неприличным и она хотела, чтобы оно поскорее оторвалось от них и растворилось в воздухе.
– Из книжки, – пояснил Майкл.
– Можете рассказать? – Щетинистый парень подался вперёд.
Майкл пожал плечами и начал с ходу.
– Трудами изнурён, хочу уснуть. Блаженный отдых обрести в постели.
Горло сжалось – он кашлянул, уставился за окно. Продолжил хрипловато:
– Но только лягу, вновь пускаюсь в путь – в своих мечтах – к одной и той же цели.
Следующий вдох дался с трудом. Думаю о тебе, аж спать не могу. И ни о чём другом, кроме тебя, больше не думается. Засыпая – думаю, спишь ли ты. Просыпаясь – думаю, как ты просыпаешься.
– Мои мечты и чувства в сотый раз идут к тебе дорогой пилигрима, – сказал Майкл.
Сотый. А потом будет двухсотый. Трёхсотый. Тысячный. Пять лет – это тысяча восемьсот дней. Тысяча восемьсот пилигримов собрались дойти до Парижа. Один наебнулся на гонках, и их осталось тысяча семьсот девяносто девять. Тысяча семьсот девяносто девять пилигримов собрались дойти до Парижа… Нескладный какой-то стишок, у Шекспира лучше.
– И, не смыкая утомлённых глаз, – сказал Майкл, – я вижу тьму, что и слепому зрима. Усердным взором сердца и ума во тьме тебя ищу, лишённый зренья…
Чтобы нижняя губа не дрожала, пришлось её прикусить.
– И кажется великолепной тьма, когда в неё ты входишь светлой тенью…
Нет, Джеймс ему в кошмарах не снился. Ему снился дом на тихой улице с фонарями и платанами. Ему снились ночные улицы Бирмингема, холодное зимнее море, жаркие синие глаза и лицо, наклоняющееся сверху с быстрой жадной улыбкой, и тёмные мягкие пряди волос, упавшие прямо на скулы в веснушках. Снились руки, сомкнутые под наброшенной сверху курткой. Снился голос и звонкий смех. Нет, кошмары к нему не приходили. Кошмар начинался тогда, когда Майкл просыпался и вспоминал.
Он замолчал, опустил глаза. Заставил себя закончить:
– Мне от любви покоя не найти. И днём, и ночью – я всегда в пути.
Комиссия молчала так долго, что Майкл подумал, будто что-то случилось. У Дженни глаза были такими огромными, будто она увидела мышь под стулом и сейчас вскочит и завизжит. Седая дама в очках, сцепив сухие пальцы, смотрела в стол. Парень со щетиной хотел сунуть карандаш в рот, чтоб погрызть, но не донёс – так и сидел с открытым ртом, глядя на Майкла. Очнулся, только когда выронил карандаш на стол и все вздрогнули, как от выстрела.
– Ну вот, короче. – Майкл почесал за ухом. – Я пойду. Так, это… Саре что-нибудь передать?..
– Какой Саре?.. – переспросил парень.
– Ну, подруге, – пояснил Майкл. – Только что тут была, до меня.
– Сара Кланкарти?.. – переспросила седая дама и сняла очки, чтобы промокнуть бумажным платочком уголок глаза. – Скажите ей, что она хорошо читала. С большим чувством. Талантливо.
– Ага, – Майкл улыбнулся. – Спасибо. Так я пойду.
– Стойте, – парень со щетиной вскочил, обежал стол, на ходу вытаскивая телефон, – Майкл, оставьте мне ваш номер. И фамилию… Можно?
– Можно, – тот пожал плечами. – Винтерхальтер.
Поздно ночью на Скипворт-роуд горело только три фонаря. Майкл шёл от автобусной остановки, держа руки в карманах. Сначала загулялся с Сарой после кастинга, потом навестил Бобби, пока вернулся обратно – оказалось, уже далеко за полночь. Впереди на своих каблучищах по разбитому асфальту ковыляла Талула. Майкл ускорил шаг, нагнал.
– Привет. Чего хромаешь?.. Случилось что?..
– А, это ты, – она обернулась. – Не волнуйся, просто ногу в мясо натёрла.
У неё были густые фальшивые ресницы, блёстки на веках, кровавая помада на губах и очень усталая улыбка.
– Давай провожу, – сказал Майкл. – Хватайся.
– Давай, – согласилась она, цепляясь за его локоть. – Слушай, кстати… у вас ведь в семье прибавление, да?..
– Сеструха прибавилась, – кивнул Майкл.
– У меня куча детских вещей от Эйнджел осталась. Она из них давно выросла, а я всё никак не соберусь выкинуть или отнести на барахолку… Спроси мать, если она не против – я бы вам отдала. Бесплатно.
– Спасибо… – Он благодарно улыбнулся. – Я спрошу.
– Если она не побрезгует, что это от меня…
– А что ты, не человек, что ли?.. – Майкл пожал плечами. Та вздохнула:
– Не валяй дурака. Ты же понял, о чём я. Она учительница, я шлюха. Есть разница.
Возле своего дома она выпустила его руку, похлопала по плечу.
– Спасибо, что проводил. Спокойной ночи.
– И тебе, – отозвался он. – Привет дочке.
Возле дома Майкла темнота была особенно густой. Фонарей рядом не было, в окнах не горел свет – все спали. Только какая-то тень ворочалась у порога. Майкл остановился, сердце замерло.
– Привет, – хрипло сказал Бран, поднимаясь на ноги. – Я тя ждал. Думал уже, ты до утра не появишься.
– Привет, – сказал Майкл, унимая обиду от разочарования. – Чего ждал?..
Бран вынул квадратную бутылку из-под куртки, сделал глоток из горла.
– Короче, типа, – сказал он, пошатнувшись, и привалился к стене дома. – Как сам?..
– А никак, – спокойно сказал Майкл. – На гонках ёбнулся, как всегда. Три месяца в тюряге, чуть не загремел от семи и выше. Работа пиздой накрылась. Денег нет ни хуя. Надо сестру растить. Кудряшка торчит в Париже, как монумент Виктории. Ты съебался. А ещё я пидор. Заебись год получился.
Бран потёр макушку ладонью. У него отрастали волосы, короткие, как иголки новорождённого ёжика.
– Давай нажрёмся, – предложил он.
– Давай, – равнодушно кивнул Майкл. – Я тогда у тебя заночую.
– Ты, это… – по дороге сказал Бран, опять приложившись к бутылке. – Подцепишь ещё кого-нибудь…
– Щас на хуй пойдёшь, – сказал Майкл.
Он шёл ровно, сунув руки в карманы. Странно и отчётливо ощущал себя на этой улице, знакомой с детства – чужим. Будто он только приехал сюда в гости, как кудряшка, а на самом деле дом у него где-то далеко-далеко. Он смотрел вокруг, будто в первый раз. И не понимал, что он здесь делает.
Бран тыкал ключом в замочную скважину, матерился вполголоса, пока Майкл не отобрал у него ключи и сам не отпер дверь. Он первым зашёл в тёмный дом, зажёг свет в прихожей, скинул кроссовки. Бран протопал в гостиную, упал на диван. Посмотрел настороженно:
– А ты не изменился ваще.
– А чё мне меняться, – сказал Майкл. Он принёс из кухни стаканы, выбил и сполоснул пепельницу, чтоб не воняла.
Бран вынул из-под куртки и поставил на журнальный столик открытую бутылку скотча, там оставалось две трети.
– Я, пока под дверью сидел, приложился, – невнятно объяснил он.
Майкл сел рядом, налил себе. Сделал глоток, не поморщившись, будто это была вода. Бран крутил стакан в пальцах, постукивал по нему ногтем.
– Я никому не скажу, – наконец он поднял глаза на Майкла. – Даже Томми…
– Томми знает. Джаймс проболтался ещё год назад.
– Чё, бля?.. – Бран потрясённо раскрыл глаза. – Год назад?.. И он… никому ни полслова?.. Он же трепло!..
– Я тоже думал, что не удержится. – Майкл пристроил локоть на спинку дивана, подпёр висок кулаком. – А он как Алькатрас оказался.
– Знает… – с обидой сказал Бран. – А ещё кто знает?..
– Сара. И предки мои.
– Всем разболтал, – тот насупился и с досадой пнул столик, пепельница звякнула о бутылку.
– Отец сам догадался. Сара сразу в курсе была. Я только тебе сам сказал.
Бран глянул на него исподлобья.
– Чё дальше делать-то будешь?..
– Ждать, – сказал Майкл, подпаливая сигарету. – Если за пять лет никто не скопытится, найдём друг друга.
– Откуда ваще пять лет-то взялись?.. – спросил Бран, присасываясь к бутылке. – Чё вдруг так резко?
– Его папаша хочет, чтоб я сначала человеком стал. Пока кудряшка учится, типа, можно в люди выбиться.
– А чё, разумно, – согласился Бран, потом спохватился: – А чё, он не против, что ли, что вы это самое?..
– Не против. – Майкл глубоко затянулся. – Он говорит, ему положить, что я парень, лишь бы в кошельке было не пусто.
– Ну, то есть у вас всё серьёзно?.. – Бран нахмурился. – Пять лет – это ж до хуя времени.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы я два раза подряд с кем-то трахался?.. – спросил Майкл, глядя ему в глаза.
– А то я каждый раз видел, как ты трахался, – огрызнулся Бран, но задумался. – Ну… вроде нет.
– А с ним встречался восемь, сука, месяцев, – с чувством сказал Майкл. – С октября, блядь, по май. И ни разу, – с нажимом сказал он, – никого, кроме него, у меня не было.
– Да ладно, – Бран усмехнулся. – Никого прям не было. У тебя ж конвейер.
Майкл молчал, глядя ему в глаза. Тот сначала ещё усмехался, потом перестал.
– Ладно, – Бран зарылся в карманы, – раз такое дело… у меня тебе… есть чё. Да где, бля…
Он обшарил джинсы, рубашку, перетряхнул куртку, вытащил связку ключей, перебрал их по одному, долго звенел мелочью.
– Во. Нашёл, – наконец сказал он.
Майкл глотнул ещё скотча, посмотрел на протянутую ладонь. Там лежал брелок для ключей – тонкая спираль из чернёной стали, свёрнутая короткой пружинкой.
– Это чё? – спросил Майкл.
– А чё, не понял? – насупился Бран.
Майкл поднял на него глаза.
– Это же, ну… – Бран покрутил пальцем возле лица. – Типа. Кудряшка.
Они надрались как свиньи, в два часа ночи вызвонили Томми, тот принёс ещё какого-то пойла, а когда и оно кончилось, доползли до паба. Камнем разбили заднее окно (потому что никто из троих уже не мог попасть ключом в замок), чудом не пропороли руки стеклом, пока открывали дверь, потом кто-то всё-таки словил осколок, кажется, это опять был Майкл, а может быть, Бран, а Томми изрезал все пальцы, пока пытался подняться с пола и достать чистое полотенце на перевязку, они изгваздали новенькую кухню и друг друга кровищей, еле выбрались в зал и высосали с нижних полок стойки всё, что там стояло, кроме жидкости для протирки столешницы.