Владик снова сидит за компьютером, идея новой невиданной игры овладела им, и ноутбук стал компромиссом: сын живет с ней на даче и периодически отрывается от работы для помощи по хозяйству, еды и прогулок. И сейчас он тоже рядом с ней во дворе, помогает развешивать белье в ярком свете лампочек наружного освещения. Правда, он просто принес ей таз со стиркой, а сам болтается рядом, но она этому рада, потому что еще пару недель назад он был на грани нервного срыва, полностью истощен, и ее волевое решение оказалось, конечно же, оправданным, он сам это понимал. Теперь это, слава богу, позади, Влад снова ощутил вкус к жизни. Вот и заглядывает на соседский участок.
– Не знаю, я не видела. А что там?
– Зажгли прожекторы, снова водолазы ныряют. – Влад смотрит на участок Шумиловых, близоруко прищурившись. – Глянь, сколько там народу…
– Может, ищут фрагменты останков – наверное, в пакете оказалось не все.
То, что останки Лизы все-таки нашли, стало для Елены Станиславовны неприятным сюрпризом. Она всегда была уверена, что нет никакой надобности ворошить ту старую историю, в которой уже ничего не изменишь.
– А что, днем нельзя было? – Влад хмурится. – Нет, там происходит нечто такое, что потребовало срочности.
– Позвоню Соне и узнаю. – Елена Станиславовна прикрепила прищепкой последнюю постирушку. – Унеси таз в дом, Владик, а я Соне позвоню.
– Мам, не трогай ее, у нее сейчас полиция. – Влад вздохнул. – Завтра позовем Соню на обед и все узнаем, она тебе сама расскажет, она же тебе всегда все докладывает.
Они вошли в дом, Елена Станиславовна села в кресло. Она чувствовала усталость – возраст все-таки давал о себе знать.
– Все эти годы ты была в курсе ее дел, так что Соня либо сама к тебе прибежит, либо расскажет, если спросишь.
– Владик, она выросла без матери. Знал бы ты…
– Что? Что, мам? – Влад опустил бинокль и повернулся к ней. – Что еще есть в этой жуткой истории такое, чего я не знаю?
– Ничего. – Елена Станиславовна вздохнула. – Некоторые события не стоит ворошить. Ничего от этого не изменится, а неприятностей выйдет целый воз.
– Что-то ты темнишь, мам. – Влад уселся на пол у ног матери и взял ее за руку. – Нужно помочь Соне разобраться в той старой истории, иначе это дело может оказаться опасным для нее. Если Дариуш убил Лизу…
– Боже мой, Владик! – Елена Станиславовна отпрянула. – С чего ты решил, что он это сделал?
– Это очевидно, если учесть то, что я видел.
– Ты видел Дариуша, подбрасывающего на ладони медальон Лизы. Но это вовсе не значит, что он ее убил. То, что он видел труп – да, возможно. Или же он нашел этот проклятый медальон на месте преступления, когда убийца унес тело, медальон мог упасть, цепочка порвалась, к примеру. Что угодно могло случиться, но в одном ты прав – убийца до сих пор на свободе, и все эти годы он был рядом с нами.
Со стороны дачи Сони послышался хлопок.
– Это выстрел. – Влад подскочил. – Мам, звони охране, а я к Соне.
– Владик!
– Звони, мам!
Елена Станиславовна поняла, что не остановит сына. Когда-то могла, но сейчас уже нет.
– Итак, что мы имеем. – Реутов закрыл папку, распухшую за несколько дней до внушительных размеров. – По убийству Филатовой пока по нулям: отпечатков на орудии нет, ее телефон пуст, и если она связывалась с убийцей, то у нее был для этого другой сотовый, и он не найден. В ее компьютере нет ничего, что дало бы нам версию, а это значит, что нечто, интересующее убийцу, было не на электронном носителе. Ну и все. Мы вплотную подходим к делу об убийстве Лизы Шумиловой, и я уверен: найдем убийцу Лизы – найдем и убийцу Филатовой. Я попробую тезисно обрисовать, что мы имеем. Двадцать лет назад исчезает Лиза Шумилова, внучка известного ученого. Тогда следствие не установило, что произошло с девочкой, потому что Дариуш Андриевский и Татьяна Филатова скрыли ее тело из хулиганских побуждений.
– Извращенцы какие-то, ей-богу. – Виктор поежился. – Он мне рассказывал, как они таскали труп и что потом с ним делали…
– Мрачно, да. – Реутов нахмурился. – Представить себе не могу, как им все это в голову взбрело, не то что… Они ж детьми были!
– Хороши детишки. – Виктор отпил пива из банки. – Он, когда проспался, сразу адвоката вызвал, у нас же все как положено, по закону.
– Ты тогда сработал очень четко. – Реутов взял со стола бумагу. – Вот отчет криминалистов по могиле. На кладбище под каждой плитой в землю вкопан бетонный ящик-саркофаг. Ну, для кино им это понадобилось, и Дариуш менять ничего не стал. То есть тело было не зарыто.
– Сто пудов, эти извращенцы собирались залезть под могильные плиты в ящики и напугать кого-то до смерти. – Виктор в сердцах едва не плюнул. – Ну вот что за пакость варилась в голове Филатовой, просто представить не могу.
– Дариуш недалеко от нее отъехал – нашли друг друга. – Реутов показал Виктору листок с заключением криминалистов. – Он тебе по пьяни все разболтал, а потом решил от всего отказаться, но не тут-то было! В могиле, где предположительно находились останки Лизы, найдены ее волосы и волокна, по характеристикам совпадающие с обрывками платья, найденными вместе с останками. Он просто пересыпал останки туда и закрыл плитой. Эксперты сравнили ткань с платьев, которые предоставила нам Соня Шумилова, с фрагментами ткани, что были найдены вместе с останками. Это одна и та же ткань. Значит, Лиза, как и указали свидетели, в момент смерти была в этом платье.
– Дариуш говорит, что Лиза была не изнасилована.
– Нет. – Реутов вздохнул. – Но как они это выяснили!
– Не говори. – Виктор картинно закатил глаза. – Не хочу это слышать.
– Придется. – Реутов бросил приятелю банку пива. – Дариуш показал, что на Лизе, когда они ее нашли, были белые трусики в розовый цветочек. Черт, извращенцы какие-то… представь, они сняли с Лизы эти трусики, и он их хранил! Они рассматривали ее… там, короче. И он сказал, что она не была изнасилована. Это ее трусики криминалисты обнаружили в ящике с трофеями. Ни следов крови, ни спермы на белье не обнаружено.
– Трофеи собирали, уроды. Я не удивлюсь, если этот извращенец время от времени нюхал трусы убитой. – Виктор прикончил пиво и спрятал пустую банку в стол. – Там были сухие бутоны роз, которые они уничтожили у Марии, ошейник кота, изорванная маечка Сони Шумиловой и маска для ныряния, принадлежавшая Илье Миронову. Это среди прочего, а ведь там много чего еще было. Вот ты мне скажи, чего им не хватало? Мы с тобой не имели того никогда, что у этих детишек было с рождения, а они выросли извращенцами!
– В семье не без урода. – Реутов подшил к делу заключение экспертов. – Итак, совершенно точно установлено, что Лиза убита в овраге, метров за триста от того места, где Анжелика Рыбкина поранила ногу.
– И Анжелика ничего не слышала!
– Нет, потому что Лиза не разговаривала. К тому же ее могли убить и позже, когда Анжелику из оврага вынес неизвестный. – Реутов придвинул к себе стопку бумаг. – Андриевский показал, где они с Филатовой обнаружили тело, а Рыбкина указала место, где они с Лизой в тот день расстались. Лиза ушла недалеко, убить ее мог кто угодно, любой человек. Вопрос только, зачем.
– Кому могла помешать девочка с аутизмом, которая всегда молчала?
– Молчала-то она молчала, но рисовала картинки-комиксы, ее рисунки я изучил очень подробно. – Денис положил около себя стопку альбомов и взял верхний. – Лиза Шумилова не просто рисовала портреты людей, которые были рядом с ней. Вот, смотри, она подробно изобразила лабораторию своего деда. Видишь, что здесь?
– Ну, вижу. Стекляшки, трубки, микроскопы, фигня всякая научная, в общем.
– А вот клетка, в ней крысы. – Реутов ткнул пальцем в рисунок. – Вопрос: что делал профессор Шумилов в своей лаборатории? Чем он вообще занимался? Следователь Прокофьев натолкнул меня на верную мысль, и я сделал запрос в Институт химических технологий, где числился на работе Шумилов. Оказалось, что в институте было подразделение, которое занималось заказами от Минобороны, и что они там делали, никто не знает, все было засекречено. Руководил этим отделом лично профессор Шумилов, с его смертью прекратились исследования, все материалы были изъяты и вывезены неизвестно куда. То есть что-то они там такое сочиняли, что подразделения давно нет, а разработки до сих пор засекречены. Ты понимаешь, как обстоит дело?
– Честно говоря, нет. – Виктор открыл следующую банку пива. – Дэн, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Не думаю, что работа профессора Шумилова имела отношение к убийству его внучки.
– Не знаю. – Реутов рассматривал рисунок Лизы. – Видишь, она эти рисунки, где изображала деда и отца в лаборатории, выполняла обычным карандашом. Если остальные рисунки в цвете, то все, что касалось деда и отца, – простой карандаш, невыразительные лица, зато очень подробно – оборудование лаборатории и все, кто имел к ней доступ.
– И что?
– А то. – Реутов хлопнул рукой по столу. – Смотри на этот рисунок. Видишь?
– Вижу. – Виктор взял в руки альбом. – Старик Шумилов, как обычно, стоит спиной. Его сын вообще без лица, только очки блестят. И еще кто-то.
– Это профессор Оржеховский, заслуженный врач и прочая, прочая, прочая. Вот он прорисован подробно – все тем же простым карандашом. – Реутов победно ухмыльнулся. – Дражайшая Елена Станиславовна должна нам многое объяснить.
Соня сидела на бортике бассейна, болтая в воде ногами. Афанасьев прислал за ней машину, и отказываться от визита стало неудобно. Соня решила для себя: если старик будет предпринимать какие-то поползновения в нежелательную сторону, она прямо ему скажет, чтобы прекращал свои глупости. Но пока ничего такого не происходило, и Соня с удивлением отметила, что Афанасьев обладает тонким чувством юмора и очень умен.
– Ну а рыбок своих вы мне когда покажете? Оранжерея меня восхитила, добивайте уже окончательно. – Соня очень хочет поплавать в бассейне, но купальника у нее с собой нет. Да и неудобно как-то. – Вот бы еще кот у вас был…