- Блядь! - воскликнула Блуи, поднимаясь с каменистой земли, в то время как Джек неуклюже сорвал полицейскую ленту, попытался ее откинуть в сторону, но вместо этого обмотался сам, чуть не упав.
- Оставь эту ленту, придурок!
- Как? Она мешает пройти.
- В этом и смысл. Это оградительная лента.
- Пошли. Давай сделаем это, - сказал Джек. - Я не хочу оставаться здесь дольше, чем это необходимо. От этого места у меня мурашки по коже. Ищи уже свою зажигалку, да валим отсюда!
- Здесь темно!
- Ага! - Джек достал карманный фонарик, - Кто у нас крутой?!
- Даже не знаю.
- Ищи уже, сучка! - огрызнулся Джек и передал девушке фонарик.
Оказавшись внутри, их ноздри атаковал не только пепел, но и неприятный запах обугленной плоти и сгоревших волос. Джек на мгновение замолчал, алкоголь бурлил у него в животе и угрожал вырваться фонтаном извержения. Блуи, казалось, не испугалась запаха. Она медленно шла по дорожке, освещая фонариком землю из стороны в сторону. Джека охватила легкая паника, как будто кто-то или что-то стояло у него за спиной. Он быстро подбежал к Блуи и начал помогать ей в поисках. Прошло всего несколько минут, которые показались вечностью, а их поиски все еще не дали результата.
- Может, ну его эту зажигалку! Давай убираться отсюда. Мне это не нравится, - нервно сказал Джек.
- Просто немного дальше. Помнишь, где я выскочила из вагончика? Это было за следующим поворотом. Если мы не найдем ее, это будет означать что полицейские вероятно, нашли "Зиппо" раньше нас... В таком случае, я думаю, мне крышка.
Они продолжали поиски, когда в туннеле вокруг них стало темнее и значительно теплее. Пожар был свирепым, и части здания все еще тлели, более чем через день после происшествия. Конечно пожарные пролили все как могли, но старые конструкции из ДСП могли еще дымить.
- Нам действительно не следует находиться здесь, Блуи. Что, если вся эта чертова штука рухнет на нас сверху? Или снизу?
Нервы Джека были на пределе и, конечно же, его мочевой пузырь отозвался привычной болью.
- Мы почти на месте, куриное дерьмо. Не иди, блядь, если струсил! Вдруг пожар, ты потушишь его своей мощной струей. Кстати, ты еще не обоссался там?!
- Совсем не смешно!
- Мы уберемся отсюда в мгновение ока, как найдем зажигалку. Просто помоги мне посмотреть, чувак! Два глаза лучше чем один!
- Четыре глаза.
- Короче, ты понял о чем я!
- Иногда ты можешь быть настоящей сучкой, знаешь об этом? - Джек заскулил.
- Да, я знаю. Смирись с этим. Ты хочешь, чтобы меня посадили за это? Чувак, если я закончу с поисками, и полиция найдет мою зажигалку, они посадят меня, нахрен, навсегда. Знаешь как долго может быть навсегда?
Джек не ответил. Он был слишком занят, пытаясь не обоссаться. Он был намного пьянее, чем думал, и ему было трудно сдерживаться.
- Я должен.... Ах, неважно.
Джек, спотыкаясь, побрел вперед в темноту, в то время как Блуи продолжала медленно, методично размахивать фонариком и искать в грязи и пепле под ногами серебристый свет своей зажигалки.
Джек вскарабкался на упавшую балку и отлил на стену. Журчание показалось оглушительно громким в замкнутом темном помещении.
- ДА! Я НАШЛА! - голос Блуи эхом разнесся по всему "Поезду-Призраку", когда она взволнованно закричала. - Джек, давай убираться отсюда!
Как только она заговорила, громкий грохот потряс ее до костей, затем оборванный крик ее кровного брата... ее лучшего друга, когда часть крыши обрушилась на то место, где только что мочился парень.
- Джек!!! - oна закричала и побежала к нему в темноту. Ответа не последовало. - ДЖЕК! ТВОЮ МАТЬ, ДЖЕК!!!
Джек Дэниелс лежал лицом вниз. Его голова была скрыта чем-то похожим на большую бетонную плиту, а тело было неподвижно. Он был раздавлен. Блуи посмотрела под ноги. Прямо из-под плиты растекалась лужа алой крови, она собиралась в небольшие ручейки и, так как помещение было под наклоном, стекала прямо к ней.
- НЕТ!!! БЛЯДЬ, НЕТ! ДЖЕК! Нет, нет, нет, нет, нет, НЕТ!
На ее отчаянный вой ответил еще один громкий грохот, и Блуи, поджав хвост, бросилась обратно ко входу.
Снаружи "Поезда-Призрака" Блуи упала на землю и выплакала все глаза.
- Ты и твой гребаный мочевой пузырь. Тебе просто нужно было сходить туда и пописать. Нахуй, нахуй, нахуй, нахуй!
Блуи лежала на спине на грязной ярмарочной площади. Мало того, что ее глупая пьяная выходка стоила жизни нескольким невинным людям, но теперь она была ответственна и за смерть своего лучшего друга. Она села и вытерла глаза, затем вытащила бутылку и пила ее, пока она не опустела. Она изо всех сил швырнула бутылку в этот проклятый "Поезд-Призрак", затем упала на спину и издала серию мучительных рыданий и воплей. В ее голове стало очень-очень темно.
На следующее утро прибыла команда очистки, чтобы начать демонтаж разрушенного паркового аттракциона. Они были потрясены, обнаружив Блуи с туго затянутым на шее удлинителем, свисающим с передней части таблички с названием атракциона: "Поезд-Призрак". Она вырвала его из генератора, который управлял Колесом Обозрения, и использовала провод как петлю. Закрепив его над входом в обреченный туннель, Блуи забралась наверх и несколько раз обернула другой конец вокруг своей шеи. Стоя на вершине смертельной ловушки, унесшей жизнь молодого Джека Дэниелса и нескольких мужчин, женщин и детей, Блуи позволила себе упасть вперед в замедленном прыжке. Когда шнур достиг своей полной длины, тело Блуи резко дернулось, и ее хрупкая шея сломалась, громко хрустнув. Она умерла мгновенно.
Парк развлечений больше никогда не открывался. Однако он оставался ужасным напоминанием о трагедии, пока, наконец, годы спустя, его не снесли навсегда.
Перевод: Константин Хотимченко
СТЕФАНИ ЭЛЬРИК"МАТЕРИНСКАЯ ПРИРОДА"
Мужчина в лимузине был одет в белую рубашку из египетского хлопка.
Это была первая чистая вещь, которую я увидела в доме, пропитанном резней и грязью. Никто не подходил к ферме моего дяди, ведь они нe могли мне помочь, поэтому я так долго сидела среди разорванных частей людей и зверей. Боль была аккордом, который гудел в воздухе, а мычание животных было слышно на многие мили вокруг.
Когда он приехал, все молчало, кроме тихого урчания двигателя при его приближении. Поколения бойни сделали мою семью более вырожденной, чем скот, и теперь их потомки без разбора смешивались со скотом. Никто больше не слышал криков, ни моих, ни их, в этом я была уверена.
Он поднялся с заднего сиденья с холодной, плавной грацией. Черная от загара кожа и широкие горящие глаза. Ментоловая свежесть салона автомобиля поразила меня даже на расстоянии, синтетический привкус, который ужалил мои ноздри и заставил поднять взгляд от рисунка, который я вычерчивала в пыли. Под дизайнерскими туфлями хлюпали внутренности, но он казался равнодушным к этой сцене. Я никогда не видела никого настолько красивого и безупречного. Казалось, он сиял. Подняв мое упругое маленькое тело длинными сильными руками, он усадил меня в машину. Я свернулась калачиком на ее вязкой коже и впервые за несколько дней уснула.
Трудно вспомнить, что именно произошло после отъезда с фермы. У меня бывают вспышки воспоминаний, вещи, которые сталкиваются и соединяются в порывах красного и зеленого, моменты, не поддающиеся связности. Мы путешествовали несколько дней или часов, и когда я проснулась, я была в комнате, наполненной куклами, в которой пахло антисептиком. Зажав мой подбородок, он проталкивал зеленую кашицу мимо моих губ, и беспорядок, который я создавала, сопротивляясь, раздражал его. Он оттирал пятна на моей груди, пока моя кожа не покраснела, и я плакала, как ребенок. Он не произнес ни слова. Травма все еще рикошетила по моем рассудке, и я боролась, как кошка, которую держат в ведре. Я смирилась со смертью несколькими днями ранее, поэтому еда казалась бессмысленной задачей, еще одним вторжением в мою волю.
Я помню, что он купал меня, держа меня в медной ванне с высокой спинкой, пока я не перестала бороться и не успокоилась. Он заботился о моем теле и успокаивал мой болтливый ум всеми доступными человеку практическими способами. В конце концов, его молчаливая стойкость успокоила меня. Я позволила ему отмыть годы пренебрежения.
Наконец, сидя спокойно, смирившись с тем, что больше не буду пинаться или кусаться, я заметила, что у меня идет кровь, сильная, и не из раны, а из матки. Я наблюдала, как гемоглобин вытекает из моего тела, деликатно смешиваясь со свежей чистой водой. Насколько она была чище, чем те яркие брызги, которыми был забрызган сарай. Никто из нас не был брезгливым, включая моих кузенов, но когда они увидели моего дядю, распростертого, как на вскрытии, извивающегося в EE хватке, они бросились врассыпную, как сучки.
Я грубо ввела пальцы в мягкие бугорки своих половых губ, намеренно не думая об их крови, а только о своей собственной. Он продолжал смывать запёкшуюся кровь с моих волос, пока с моих пальцев свисали кровавые нити, похожие на медуз. Вся эта кровь, вся эта смерть, и никто не выжил, кроме меня.
Когда я спала той ночью, я сплела лоскутное одеяло из снов. Моя мать пришла ко мне, покрытая плесенью, улыбаясь через полный рот пены. Она точила кончики пальцев точильным камнем со скрежетом, и я, удивляясь ее сообразительности, охотно делая то же самое. Мы сидели в тишине, оттачивая наши кости до остроконечных пиков, нанизывая на руки мышцы, содранные с ее бедер. Небо над головой померкло, по его поверхности расползались коричневые пятна нефти. Пора начинать заново. Она пообещала мне, что ничто не пропадает зря, и мы сшивали океаны с океанами, пока облака падали, как бомбы. Барахтающиеся чудовища открывали тяжелые крышки, затем выбирались на сушу, как дети, которые учатся ходить, волоча за собой одеяла багровых волн. Каждая тварь без жабр, которая когда-либо существовала, задохнулась под этой мантией, а мы терпеливо сидели и смотрели, как они тону