Они долго стояли вот так, замерев в неподвижности. Потом она отняла руки:
— Я все еще замужем.
Он промолчал.
Рагна вытерла лицо рукавом:
— Нальешь мне вина?
— Конечно. — Эдгар наполнил деревянную кружку вином из бочонка. Рагна выпила и вернула кружку.
— Спасибо. — Она явно успокоилась. — Мне пора за реку, в женский монастырь.
Эдгар усмехнулся:
— Не позволяй настоятельнице целовать тебя слишком часто.
Агата всем нравилась, но все знали, что она падка до красивых молодых женщин.
— Иногда быть любимым — это утешение. — Рагна посмотрела ему в глаза, и он сообразил, что она говорит и об Агате, и об их отношениях. Эдгар растерялся. Требовалось время, чтобы все обдумать.
Помолчав, Рагна спросила:
— Как я выгляжу? Догадаются ли люди, чем мы тут занимались?
«А чем мы занимались?» — удивился Эдгар.
— Ты выглядишь прекрасно, — ответил он, ничуть не кривя душой, и сам себя отругал за банальность. — Похожа на печального ангела.
— Вот бы мне ангельские способности, — вздохнула Рагна. — Тогда бы я столько всего сделала!
— А с чего начала бы?
Она улыбнулась, покачала головой — и ушла.
Уинстен снова беседовал с Агнес в углу алтарной части, в укромном уголке, где их вряд ли могли заметить прихожане. На алтаре лежала Библия, у ног епископа стоял ларец со святой водой и хлебом для причастия. Уинстен не стеснялся вести мирские дела в наиболее священной части храма. Он чтил Иегову, ветхозаветного Бога, который некогда повелел истребить хананеян[48], и считал, что Господу неугодны брезгливые чистоплюи: что должно быть сделано, надлежит делать при любых обстоятельствах.
Агнес была возбуждена и заметно тревожилась:
— Я не знаю всего целиком, но все равно хочу рассказать, милорд.
— Ты мудрая женщина, — похвалил Уинстен. Сам он так не думал, но почему бы не польстить этой дурочке? — Просто расскажи мне, что случилось, а дальше уже я буду судить, важно это или нет.
— Рагна ездила в Дренгс-Ферри.
Уинстен слышал об этом, но понятия не имел, что ей там понадобилось. Вообще-то в этой крохотной деревушке не было ничего, достойного жены элдормена. Да, она питала слабость к местному строителю, но спать с ним не спала, в этом Уинстен был уверен.
— Что она там делала?
— Они с элдорменом встречались с настоятелем Олдредом и двумя другими мужчинами. Эти двое прятались ото всех, но там особо не укроешься, и я их разглядела. Это были епископ Норвудский Модульф и шериф Ден.
Уинстен нахмурился. Любопытно, однако вопросов больше, чем ответов.
— Ты выяснила, зачем они собирались?
— Нет. Хотя мне кажется, что они выступали свидетелями.
Значит, какое-то письменное соглашение, сказал себе Уинстен.
— В пергамент ты, наверное, не заглядывала?
Агнес улыбнулась:
— Я все равно эти закорючки не разбираю. — Разумеется, читать она не умела.
«Что задумала эта чужеземная сучка? — спросил себя Уинстен. — Большинство письменных документов составлялось ради продажи, уступки или дарения земли. Может, Рагна уговорила Уилфа передать землю приору Олдреду или епископу Модульфу в качестве благочестивого дара? Но для этого ни к чему встречаться тайно. Брачные договоры, бывало, тоже заключались на пергаменте, если собственность переходила из рук в руки, но кому взбредет в голову жениться в Дренгс-Ферри? Так, идем дальше: рождения не записываются, даже королевские, зато смерти заносились на пергамент, а еще записывались завещания. Выходит, кто-то составил завещание? Рагна вполне могла убедить Уилфа пойти на это. Братец еще далеко не полностью оправился от раны на голове, с него станется помереть в одночасье…»
Чем дольше Уинстен размышлял, тем все больше убеждался в том, что целью тайной встречи, устроенной Рагной, было составление завещания элдормена в присутствии свидетелей.
Вот только личная воля знатного человека мало что значила сама по себе. Король строго следил за собственностью умерших высокородных и не обделял вниманием имущество вдов. Никакое завещание не имело силы без королевского одобрения и утверждения.
Уинстен спросил Агнес:
— А было что-нибудь сказано о встрече с королем Этельредом?
— Откуда ты узнал, милорд? — изумилась служанка. — Ты такой умный! Да, я слышала, как епископ Модульф на прощание сказал, что увидится с Рагной в Шерборне, когда там будет король.
— Вот и отгадка. — Уинстен уверенно продолжил: — Она написала завещание Уилфа, его засвидетельствовали епископ, шериф и приор, а теперь она намерена добиться королевского одобрения.
— Зачем ей это делать?
— Она боится, что Уилф умрет, и хочет, чтобы ему наследовал ее сын. — Епископ продолжал размышлять вслух: — Наверняка она предложила Уилфу назначить ее опекуном, пока Осберт не достигнет совершеннолетия.
— Но Гарульф тоже сын Уилвульфа, и ему двадцать. Король ведь предпочтет взрослого мужчину ребенку, правда?
— К сожалению, наш Гарульф болван, и король это знает. В прошлом году Гарульф угробил большую часть войска Ширинга в одной-единственной битве, и Этельред был в ярости из-за гибели стольких воинов. Рагна, конечно, женщина, но она хитрая и умная, как кошка, и король, думаю, выберет ее, а не Гарульфа.
— Все-то ты умеешь объяснить, милорд, — выдохнула Агнес с восхищением.
Она смотрела на него с обожанием, и он спросил себя, не удовлетворить ли ее очевидное желание, но потом решил, что лучше не торопиться — пусть и дальше лелеет надежду. Прикоснулся к ее щеке, будто собираясь прошептать на ушко некую милую сердцу любезность, но вслух сказал:
— И где Рагна хранит этот пергамент?
— У себя в доме, в запертом сундуке с деньгами, — пылко прошептала Агнес.
Он поцеловал ее в губы:
— Спасибо. Тебе лучше уйти.
Уинстен смотрел, как она уходит. Надо признать, фигура у нее красивая, подтянутая. Может, однажды он и даст ей то, чего она так желает.
Вести, которые принесла Агнес, заставили крепко задуматься. Они сулили окончательный крах могуществу семьи. Пожалуй, надо потолковать об этом с младшим братом. Уигельм как раз находился в Ширинге, остановился у епископа. Впрочем, сначала стоит прикинуть свои возможные действия, а уж потом затевать разговор. Хорошо, что в соборе никого больше нет и никто не мешает размышлять.
Постепенно он осознал, что неприятности не закончатся до тех пор, пока он не уничтожит Рагну. Дело не только в завещании Уилфа. Будучи супругой недееспособного элдормена, Рагна и так обладала достаточной властью — а еще она умна и решительна, чтобы умело этой властью пользоваться.
Что бы ни решил Уинстен, действовать следовало быстро. Если Этельред одобрит завещание, все его условия все равно что высекут в камне: сколько ни старайся, изменить ничего не выйдет. Значит, нельзя позволять Рагне обратиться к королю.
Этельред должен быть в Шерборне через восемнадцать дней.
Уинстен покинул собор и пересек рыночную площадь, направляясь в свой дом. Уигельм сидел наверху и вострил нож на точильном камне.
Заслышав шаги брата, он поднял голову и сразу насторожился:
— Ты почему такой мрачный?
Уинстен выгнал двух слуг и закрыл дверь.
— Сейчас и ты помрачнеешь, — пообещал он и поведал Уигельму все, о чем узнал от Агнес.
— Король Этельред не должен увидеть это завещание! — процедил Уигельм.
— Кто бы спорил, — согласился Уинстен. — Оно как нож у нашего с тобою горла.
Уигельм подумал и выдал решение:
— Мы должны украсть и уничтожить завещание.
Уинстен тяжко вздохнул. Иногда ему казалось, что он единственный, кто хоть что-то понимает на этом свете.
— Вообще-то во избежание подобного принято делать копии. Думаю, все три свидетеля увезли из Дренгс-Ферри свои пергаменты. А если все-таки, по чьей-то безалаберности, копий нет, Рагна запросто напишет еще одно завещание и снова призовет свидетелей.
На лице Уигельма появилось привычное раздраженное выражение:
— Что же нам тогда делать?
— Нельзя оставаться в стороне.
— Ну да.
— Мы должны разрушить силу Рагны.
— Я только за.
Уинстен шаг за шагом вел Уигельма к нужному выбору:
— Ее сила зависит от Уилфа.
— А он нынче головой некрепок.
— Вот именно. — Уинстен снова вздохнул: — Сам не верю, что говорю такое, но всем будет лучше и проще, если Уилф скоропостижно умрет.
Уигельм пожал плечами:
— Все в руках Божьих — вы, священники, любите это повторять.
— Может быть.
— Ты на что намекаешь?
— Его кончину можно и ускорить.
Уигельм явно запутался:
— О чем ты, брат?
— Все о том же.
— Так выкладывайся, хватит вилять!
— Мы должны убить Уилфа.
— Ха!
— Я серьезно говорю.
Уигельм побледнел:
— Он же наш брат!
— Только по отцу. Вдобавок он постепенно сходит с ума, а им вертит как хочет эта норманнская стерва. Был бы он здоров, сам бы устыдился, но, увы, уже почти обезумел и не понимает, как над ним издеваются. Будет благом оборвать его жизнь.
— Но все-таки… — Уигельм понизил голос, хотя рядом, кроме Уинстена, никого не было: — Убить брата — это…
— Это то, что нужно сделать.
— Так нельзя! — воскликнул Уигельм. — Об убийстве не может быть и речи. Придумай что-то другое, ты же у нас великий мыслитель.
— Смею думать, тебе не понравится, когда тебя заменят и кто-то еще станет владетелем Кума, кто-то еще будет собирать подати для элдормена, забирая себе пятую часть.
— А с какой стати Рагне меня заменять?
— Да с той, что она уже давно бы это сделала, если бы люди поверили, что Уилф на такое способен. Когда его не станет…
Уигельм снова задумался:
— Король Этельред этого не потерпит.
— Почему нет? — удивился Уинстен. — Он и сам так поступил.
— Что-то такое я слышал, но подробностей не знаю.
— Двадцать четыре года назад королем был старший брат Этельреда, Эдуард по прозвищу Мученик. Этельред жил со своей матерью Эльф