стречу и обняла.
— Мой любимый священник! — весело воскликнула она.
Уинстен поцеловал ее:
— Мэгс, милая, как дела?
Она поглядела через его плечо:
— Да ты не один, с тобой твой красавчик-братец. — Она обвила руками шею Уигельма.
— Тебе все красавчики, лишь бы деньги платили, — проворчал Уигельм.
Мэгс сделала вид, что не слышит:
— Присаживайтесь, дорогие гости, выпейте моей медовухи. Только что сварена. Селетрит! — Она прищелкнула пальцами.
Кувшин и кружки принесла женщина средних лет — несомненно, бывшая шлюха, подумалось Уинстену, теперь слишком старая для прежней работы. Мужчины выпили, и Селетрит им подлила.
Уинстен разглядывал девиц, сидевших на скамьях вдоль стен. Одни были прилично одеты, другие кутались в свободные накидки, а одна, бледнокожая, и вовсе бесстыдно сверкала наготой.
— Какое очаровательное зрелище! — Он притворно вздохнул.
— У меня появилась новая девушка, совсем свеженькая. Но кто из вас лишит ее девственности?
— Скольким уже ты предлагала до нас? — хмуро спросил Уигельм.
Уинстен усмехнулся.
— Вы же знаете, я никогда бы не посмела вам лгать! — возмутилась Мэгс. — Я держу ее отдельно от прочих, в соседнем доме.
— Уступаю брату, пусть девственницу утешает Уигельм, — сказал Уинстен. — Я предпочитаю более опытных.
— Тогда как насчет Мерри? Она тебя любит.
Уинстен улыбнулся пышной темноволосой девице лет двадцати, и та помахала ему рукой.
— Да, Мерри будет в самый раз. У нее такая большая задница.
Мерри подошла и села рядом с ним, он ее поцеловал.
Мэгс велела:
— Селетрит, приведи девственницу из соседнего дома для тана Уигельма.
Епископ потискал Мерри на скамье, а затем распорядился:
— Ложись-ка на пол, дорогуша, и давай займемся делом.
Мерри стянула платье через голову и легла на спину. У нее была розовая кожа и пухлое тело. Правильно он выбрал… Уинстен задрал рубаху и пристроился на коленях между ног шлюхи.
Внезапно Мерри завопила.
Уинстен в замешательстве отпрянул.
— Черт подери, что на тебя нашло, девка?! — рявкнул он в сердцах.
— У него шанкр! А-а-а! — Мерри вскочила и непроизвольно прикрыла ладонями пах.
— Чего? Что за чушь?! — взъярился Уинстен.
Мэгс заговорила по-новому: прежнее отношение из разряда «чего изволишь» уступило место деловитости и властности.
— Давай-ка проверим, милорд епископ, — сухо сказала она. — Предъяви мне свой член.
Уинстен послушался.
— Боги! — прошептала Мэгс. — Это и вправду шанкр!
Уинстен посмотрел вниз. Рядом с головкой члена виднелась вытянутая язва около дюйма длиной, в ее сердцевине злобно алело рдяное пятно.
— Ерунда какая! У меня ничего не болит.
Веселость Мэгс улетучилась бесследно.
— Это не ерунда, — твердо произнесла она, и в ее голосе вместо былого радушия сквозил холод. — Это срамная хворь.
— Ты врешь! — Уинстен отказывался верить: — От срамной хвори случается проказа.
Мэгс подобрела — разве что самую малость.
— Быть может, ты прав, — ответила она, Уинстен понял, что она так не думает, но старается ему угодить. — Однако я не подпущу к тебе моих девушек, уж прости. Не то, если срамная хворь разойдется из этого дома, половина священников в Англии заразится раньше, чем ты выговоришь слово «прелюбодеи».
— Твоя правда. — Уинстен чувствовал себя подавленным. Болезнь была слабостью, а он привык быть сильным. Кроме того, он был возбужден и хотел женщину. — Что же мне делать?
Мэгс снова принялась строить ему глазки.
— Заверяю тебя, милорд, ты удовлетворишь себя наилучшим образом, и я сама обеспечу тебе все нужное.
— Что ж, если это лучшее, что ты можешь предложить…
— А мои девочки между тем для тебя расстараются. Что бы ты хотел увидеть?
Уинстен задумался:
— Хочу поглядеть, как Мерри порют по заднице ремнем.
— Значит, увидишь, — пообещала Мэгс.
— О нет, — пробормотала Мерри.
— Не скули! — прикрикнула на нее Мэгс. — За порку тебе полагается дополнительная плата, забыла, что ли?
Мерри поспешила покаяться:
— Прости, Мэгс. Я и не думала скулить.
— Так-то лучше. А теперь развернись и наклонись.
35
Март 1003 г.
Рагна и Кэт учили детей песенке, помогавшей правильно считать. Осберт, которому почти исполнилось четыре, старался подпевать. Близнецам было по два годика, так что они только мычали в такт, но отдельные слова постепенно запоминали. Дочери Кэт, двух и трех лет, не отставали. Всем нравилось петь, а заодно дети мало-помалу усваивали правила счета.
Основным занятием Рагны в заключении было привлекать детей к полезному времяпрепровождению. Она припоминала стихи, сочиняла истории и описывала малышам все места, в которых ей довелось побывать. Рассказывала о плавании на «Ангеле» и буре в проливе, о воре по прозвищу Железная Башка, укравшем ее свадебный подарок, и даже о пожаре на конюшне Шербурского замка. У Кэт не получалось излагать истории столь же складно, зато она знала множество норманнских песенок и обладала отменным голосом.
Забота о детях также не позволяла двум женщинам погрузиться в болото самоубийственного отчаяния.
Едва песенка закончилась, дверь распахнулась. На пороге стоял охранник Эльфгар — молодой воин, не такой жестокий, как Фулкрик, и вроде бы даже склонный к сочувствию. Он часто передавал Рагне свежие новости. От него она узнала, что викинги снова нападали на запад Англии, а ведет их жуткий конунг Свейн[50]. Перемирие, купленное королем Этельредом за двадцать четыре тысячи фунтов серебром, продержалось меньше двух лет.
Рагна почти надеялась, что викинги утвердятся на западе. Они наверняка доберутся сюда, захватят ее и потребуют выкуп. По крайней мере, тогда она выберется из этой тюрьмы.
— Пора гулять, — сказал Эльфгар.
— Где Агнес? — спросила Рагна.
— Вроде как плохо себя чувствует.
Рагна ничуть не сожалела. Она люто ненавидела женщину, которая ее предала и которая была виновна в ее заточении.
Через открытую дверь в дом проникал холодный воздух, поэтому Рагна и Кэт закутали рвавшихся на волю детишек в накидки и только тогда отпустили побегать. Эльфгар закрыл дверь и запер снаружи.
Когда дети убежали, Рагна предалась страданиям.
Если судить по царапинам на стене, она пробыла здесь уже семь месяцев. В тростнике на полу завелись блохи, в волосах кишели вши, сама Рагна кашляла. В доме изрядно воняло: двое взрослых и пятеро детей пользовались одним горшком на всех, им не разрешали справлять естественные надобности на воздухе.
Каждый день, проведенный в этом доме, был украден из ее жизни, и каждое утро, просыпаясь и вспоминая, что находится в плену, она чувствовала боль и гнев — чувствовала необыкновенно остро, будто в ее тело вонзался наконечник стрелы.
А вчера снова явился Уигельм.
К счастью, его посещения со временем становились реже. Сначала он являлся раз в неделю, а теперь обычно довольствовался разом в месяц. Она научилась закрывать глаза и думать о видах с крепостных валов Шербурского замка, о чистом соленом воздухе, дующем в лицо, и так продолжалось, пока он не уходил — нет, пока не отползал, как слизняк, покидающий ее тело. Она молилась, чтобы вскоре он окончательно утратил всякий интерес.
Вернулись раскрасневшиеся от холода дети, настал черед для прогулки матерей.
Они бродили по двору, чтобы не замерзнуть, а Эльфгар неотступно следовал за ними.
— Что случилось с Агнес? — спросила Кэт.
— Какая-то зараза, — ответил он.
— Надеюсь, она сдохнет.
Эльфгар помолчал, а затем сказал, поддерживая беседу:
— Я, кстати, не задержусь тут надолго, сдается мне.
— Почему? — осведомилась Рагна. — Мы к тебе привыкли, ты хороший.
— Придется идти на викингов. — Молодой воин храбрился, но под его бравадой чувствовался легкий страх: — Король собирает войско, чтобы разгромить Свейна Вилобородого.
Рагна остановилась.
— Ты ничего не напутал? — уточнила она. — Король Этельред едет на запад?
— Ну, так люди говорят.
Сердце Рагны забилось чаще.
— Тогда он обязательно прознает о нашем заключении, — сказала она.
Эльфгар пожал плечами:
— Может быть.
— Наши друзья ему расскажут — приор Олдред, шериф Ден и епископ Модульф.
— Да! — воскликнула Кэт. — И тогда король Этельред непременно нас освободит!
Рагна почему-то сомневалась.
— Ведь так, госпожа?
Рагна промолчала.
— Это возможность отыскать Рагну, — сказал приор Олдред шерифу Дену. — Ни в коем случае нельзя ее упустить!
Олдред приехал из Дренгс-Ферри в Ширинг именно для того, чтобы поговорить с Деном. Теперь он вглядывался в лицо шерифа, пытаясь угадать, о чем тот думает. Дену исполнилось пятьдесят восемь, он был ровно на двадцать лет старше Олдреда, но у них оказалось много общего. Оба старались блюсти устои и правила. Двор Дена отражал стремление шерифа к порядку: частокол надежный и прочный, дома стоят в линию, кухня и навозная куча расположены так далеко друг от друга, насколько это возможно. Да и деревня Дренгс-Ферри приобрела упорядоченный вид после того, как Олдред взвалил на себя попечение о ней. Впрочем, имелось и существенное отличие: Ден служил королю, а Олдред — Богу.
— Теперь мы точно знаем, что Рагна не отплывала в Шербур, — продолжал приор. — Граф Хьюберт это подтвердил и направил жалобу королю Этельреду. Уинстен и Уигельм всем лгали.
Ден ответил осторожно:
— Мне бы хотелось видеть Рагну в целости и сохранности. Думаю, что королю Этельреду тоже. Но у короля много обязанностей, а наседают на него с разных сторон, зачастую противоречат друг другу.
Жена Дена Уилбург, женщина средних лет с седыми волосами, торчавшими из-под чепца, высказалась более определенно:
— Король должен посадить этого дьявола Уигельма в тюрьму.