Олдред был с нею согласен, но предпочел выяснить более насущный вопрос:
— Король намерен устроить суд здесь, на западе?
— Он должен это сделать, — объяснил Ден. — Куда бы он ни направлялся, подданные стекаются к нему с просьбами, обвинениями, мольбами и предложениями. Он не может их не выслушать, а люди ждут его решений.
— Суд будет в Ширинге?
— Если король прибудет сюда, то да.
— Как бы то ни было, он просто обязан как-то помочь Рагне!
— Он может, рано или поздно. Его власти бросили вызов, и он не может этого простить. Но когда именно, ему виднее.
«Может быть — вот и весь ответ, — с досадой подумал Олдред. — Не исключено, что у королевских особ так вообще заведено. Это же не монастырь, где все четко: грех есть грех, и никаких колебаний».
— Новая жена Этельреда, королева Эмма, наверняка поддержит Рагну. Обе принадлежат к норманнской знати, знакомы друг с другом с детства, обе вышли замуж за влиятельных англосаксов. Думаю, обеим в наших краях выпали схожие радости. В общем, я уверен — королева Эмма захочет, чтобы Этельред спас Рагну.
Ден хмыкнул:
— Поверь, Этельреда не пришлось бы теребить, когда бы не Свейн Вилобородый. Король собирает войско для битвы и, как всегда, полагается на танов, которые ведут к нему воинов из своих городов и деревень. Сейчас не время ссориться с могущественными владетелями наподобие Уигельма с Уинстеном.
Короче, очередная отговорка, сказал себе Олдред.
— А может что-то на него повлиять?
Ден задумался на мгновение:
— Если только сама Рагна.
— Что ты имеешь в виду?
— Если она придет к Этельреду, король сделает все, что она попросит. Она красивая, несчастная и высокородная вдова. Он не найдет в себе сил отказать в справедливости привлекательной женщине, над которой надругались.
— Снова вернулись к тому, с чего начали. Мы не можем привести ее к королю, потому что не знаем, где она.
— Совершенно верно.
— И случиться может что угодно.
— Да.
— Между прочим, — сказал Олдред, — по дороге сюда я встретил Уигельма. Он двигался в противоположном направлении с небольшим отрядом. Случайно не знаешь, куда он подался?
— Куда бы он ни пошел, дорога все равно приведет его в Дренгс-Ферри, потому что в окрестностях нет иных примечательных мест.
— Что ж, ему, надеюсь, не взбрело в голову поквитаться со мной.
Домой приор ехал, охваченный тревожными мыслями, но брат Годлеов по прибытии сказал, что Уигельм в Дренгс-Ферри не показывался.
— Наверное, по дороге передумал и повернул обратно.
Олдред нахмурился:
— Может быть, может быть.
Олдред услышал приближение войска издалека, когда оно еще было в миле или двух от Дренгс-Ферри. Сначала он даже не понял, что это за звук. Шум напоминал тот, который раздавался на главной площади Ширинга в рыночный день: сотни людей, если не тысячи, одновременно разговаривали, смеялись, кричали, бранились, свистели и кашляли, а все это многоголосье дополнялось ржанием лошадей и скрипом телег. Еще приор расслышал, как гибнут деревья и кусты по обе стороны дороги — люди и животные топтали ветки, колеса телег приминали подлесок. Такой шум могло издавать только войско в походе.
Все знали, что Этельред уже в пути, но о том, в какую сторону движется король, не сообщалось, и Олдред подивился решению переправиться через реку именно в Дренгс-Ферри.
Шум отвлек Олдреда от работы: приор трудился в новом каменном здании монастыря, где размещались школа, библиотека и скрипторий. Положив лист пергамента на доску на коленях, он старательно переписывал Евангелие от Матфея островным минускульным письмом[51], которым пользовались англосаксы. Свои труды приор сопровождал молитвой, ибо занимался богоугодным делом. Переписывание отрывка из Библии преследовало двойную цель: создавалась новая книга и одновременно появлялся отличный повод поразмыслить над словами Священного Писания.
У Олдреда было правило — мирские происшествия не должны отрывать монахов от духовных исканий. Однако сейчас он прервался — из уважения к королю. Закрыл Евангелие от Матфея, вставил пробку в чернильницу из рога, промыл перо в миске с чистой водой, подул на пергамент, чтобы высушить чернила, а затем сложил все обратно в сундук, где хранились такие вот дорогостоящие изделия. Все это он проделал неспешно, с достоинством, но сердце в груди бешено колотилось.
Король прибыл! Этельред сулил надежду на восстановление справедливости. В Ширинге властвовала тирания, и лишь Этельред мог исправить это положение.
Олдред никогда раньше не видел короля. Его прозвали Неразумным, люди болтали, что он слишком мягкосердечен и склонен следовать дурным советам. Олдред не знал, верить молве или нет. Утверждать, будто король поступает опрометчиво, обычно означало нападать на монарха без видимой причины.
Как бы то ни было, Олдред не считал решения Этельреда, принятые у власти, такими уж скверными. Королем он стал в двенадцать лет, а правил уже двадцать пять лет — что само по себе было достижением. Правда, ему до сих пор не удалось усмирить викингов, которые продолжали донимать англосаксов своими набегами, но, с другой стороны, викинги бесчинствовали в Англии двести с лишним лет[52], и ни один местный король пока не отыскал на них управу.
«Вряд ли Этельред, конечно, едет вместе с войском, — сказал себе приор. — У него полным-полно забот, наверное, он присоединится к воинам позже. Короли ведь не властны распоряжаться собственными передвижениями. Ну а вдруг?..»
К тому времени, как Олдред вышел из монастыря, на дальнем берегу реки уже появились первые воины. Большинство составляли шумные молодые мужчины с самодельным оружием — в основном с копьями, редкими молотами, топорами и луками. Кое-где мелькали седые бороды, виднелись и женские фигуры.
Олдред спустился к берегу. Дренг стоял у воды и брюзгливо смотрел на реку и незваных гостей.
Блод вывела паром. Несколько человек, наиболее нетерпеливых, переплыли реку сами, но большинство все-таки плавать не умело, сам Олдред, к слову, так и не удосужился научиться. Один воин загнал в воду лошадь и вцепился в седло. Впрочем, среди животных преобладали сильно нагруженные вьючные лошади, едва ли способные плыть. А на берегу между тем скапливалось все больше людей, и Олдред поневоле задумался над тем, сколько времени понадобится, чтобы переправить все войско.
Будь тут Эдгар со своим плотом, переправу удалось бы ускорить вдвое, но мастер отправился в Кум — помогать монахам возводить городские стены. Вообще Эдгар хватался за любой предлог, чтобы покинуть Дренгс-Ферри и продолжить поиски Рагны. Он был из тех, кто никогда не сдается.
Блод причалила к противоположному берегу и явно назвала воинам стоимость переправы. Те, не слушая, полезли в лодку — полтора десятка, два, два с половиной… Они не имели ни малейшего понятия о том, скольких человек способен вместить паром. Олдред видел, как Блод яростно заспорила, несколько воинов в итоге неохотно вылезли обратно. Когда на борту осталось полтора десятка человек, она оттолкнула паром от берега.
Лодка медленно пересекла реку, и Дренг крикнул:
— Где деньги?
— Говорят, что у них нет денег, — отозвалась Блод.
Воины высаживались, отпихивая рабыню.
— Тебе не следовало их везти, раз они не платят, — проворчал Дренг.
Блод уставилась на хозяина с презрением во взгляде:
— Иди торгуйся сам, глядишь, у тебя получится.
Один из воинов прислушался к перепалке. Человек в годах, вооруженный добротным мечом, он, по всей видимости, был кем-то вроде младшего командира.
— Король не платит, — сказал он Дренгу. — И тебе лучше бы переправить остальных, не то мы сожжем эту деревню.
Олдред поспешил вмешаться:
— Послушай, в насилии нет нужды. Я Олдред, настоятель здешнего монастыря.
— Я Кенрик, старшина воинства.
— Сколько человек в вашем войске, Кенрик?
— Около двух тысяч. А что?
— Эта рабыня в одиночку не сможет переправить их всех быстро. Переправа займет сутки или двое. Почему бы вам самим не справиться?
Дренг набычился:
— А твое какое дело, Олдред? Это не твоя лодка!
— Замолчи, Дренг, — отмахнулся приор.
— Что? Да кем ты себя возомнил?
— Заткнись, олух, — велел Кенрик, — не то я отрежу тебе язык и запихну в глотку.
Дренг открыл было рот, чтобы ответить, но затем как будто понял, что Кенрик не из тех, кто бросается пустыми угрозами. Спохватившись, он плотно сжал губы.
— Ты прав, приор, это единственный выход, — продолжал Кенрик. — Порешим так: последний из тех, кто на борту, отгоняет лодку на другой берег. Я побуду здесь и прослежу, чтобы все шло гладко.
Дренг оглянулся через плечо и увидел, что несколько воинов направляются к таверне.
— Уж за эль-то всяко заплатить придется! — промямлил он.
— Так ступай и начинай наливать, — ответил Кенрик. — Мы всем скажем, что даром тут не отпускают. — Воин язвительно усмехнулся: — Ты так подсобил с паромом, как тебя не уважить.
Дренг поспешил внутрь, а Кенрик повернулся к Блод:
— Плыви к моим людям, рабыня, потом мы без тебя обойдемся.
Блод кивнула и повела паром к дальнему берегу.
Кенрик сказал Олдреду:
— Нам понадобится вся еда и питье, которую монахи смогут продать.
— Я проверю, чем мы можем поделиться.
Кенрик покачал головой:
— Мы заберем все, поделитесь вы или нет, отец настоятель. — Его тон не подразумевал возражений: — Ответ «нет» не принимается.
Наверняка покупать они будут по той цене, которую сами назовут, и поди с ними поторгуйся.
Олдред задал вопрос, который вертелся у него на языке на протяжении всего разговора:
— Король Этельред с вами?
— А то! Он едет со знатными и скоро будет здесь.
— Тогда я лучше приготовлю ему угощение в монастыре.
Олдред покинул берег реки и поднялся по склону к дому Букки-рыбника, где забрал весь свежий улов, пообещав расплатиться позже. Букка с радостью согласился, явно опасаясь того, что, если он заупрямится, королевские воины попросту все у него отниму