— Не помешает в этом убедиться, — твердо сказала Рагна. — Когда пойдем на двор, возьми всех своих людей во всеоружии, чтобы припугнуть недовольных. У епископа нет воинов, он никогда не нуждался в них, если что, брал у братьев. А теперь остался без братьев и без воинов. Он станет шуметь, конечно, но пусть тявкает сколько влезет.
— Верно подмечено. — Ден смотрел на Рагну с легкой улыбкой на лице.
— Что такое?
— Ты только что доказала, что я сделал правильный выбор.
Утром Рагне не терпелось увидеть Алена.
Она заставила себя не торопиться. Предстояло чрезвычайно важное общественное действо, а она давно поняла, что главное — произвести правильное впечатление. Она тщательно вымылась, как подобало знатной даме. Позволила Осгит уложить ей волосы в изысканную прическу, в сочетании с высокой шляпой эта прическа заметно прибавляла ей роста. Надела самую роскошную свою одежду, чтобы выглядеть как можно более солидно и властно.
Но потом уже перестала себя сдерживать и опередила шерифа Дена.
Горожане стекались на холм ко двору элдормена. Было понятно, что новости успели разойтись по городу. Несомненно, Осгит и Кеолвульф вчера вечером вдосталь насплетничались о событиях в Оутенхэме, потому половина горожан, не меньше, узнала эту историю именно в том виде, как ее изложила Рагна. Но люди хотели узнать больше.
Ден написал королю накануне вечером, перед сном, и гонец уже уехал. Пройдет некоторое время, прежде чем поступит ответ: Ден не ведал, где сейчас находится король, и гонцу могли потребоваться недели на поиски.
Рагна направился прямиком к дому Мегантрит.
Она сразу увидела сына. Он сидел за столом и ел кашу ложкой под присмотром своей бабушки Гиты и Мегантрит, а также двух служанок. Рагну ожидало потрясение: она вдруг поняла, что Ален больше не младенец — он стал выше ростом, темные волосы отросли, лицо потеряло младенческую пухлость. Нос и подбородок у него были в точности как у всех мужчин из рода Уигельма.
— О, Ален, как ты изменился! — воскликнула она и расплакалась.
Гита с Мегантрит испуганно обернулись.
Рагна подошла к столу и села рядом с сыном. Ален задумчиво смотрел на нее своими большими голубыми глазами, и было непонятно, узнал он ее или нет.
Гита и Мегантрит молчали.
— Ты меня помнишь, Ален? — спросила Рагна с замиранием сердца.
— Мама, — ответил он деловито, как если бы искал нужное слово и был удовлетворен тем, что нашел его, а затем сунул в рот очередную ложку каши.
Облегчение накатило волной.
Рагна вытерла слезы и повернулась к другим женщинам. Глаза Мегантрит были красными — видно, наложница долго рыдала, — а вот Гита вряд ли уронила хоть одну слезинку, но и ее лицо было неестественно бледным, а губы подрагивали. По-видимому, новости достигли и двора. Уигельм был злодеем, но Гита рожала его и растила, а Мегантрит он возвысил как свою любовницу, и обе женщины его оплакивали, каждая по-своему. Рагна им не сочувствовала: они тоже были причастны к той жестокой затее, когда Алена бессовестно отняли у матери. Нет, они не заслуживали сострадания.
Рагна твердо произнесла:
— Я пришла забрать моего ребенка.
Никто не возразил.
Ален отложил ложку и перевернул миску, показывая, что та пуста.
— Все, — сказал он и поставил миску обратно на стол.
Гита выглядела поникшей. Все ее хитрости и уловки в конце концов обернулись ничем, и это, похоже, сильно ее изменило.
— Мы были жестокими с тобой, Рагна. С нашей стороны было неправильно отнимать у тебя ребенка.
Такого Рагна не ожидала — и не была готова принять ее раскаяние за чистую монету.
— Надо же, как удобно! — фыркнула она. — Поняла, что я все равно его заберу, верно?
— Прошу, не уподобляйся нам. Не лишай меня моего единственного внука.
Рагна не ответила. Она глядела на Алена, который не сводил с нее глаз.
Она подалась к нему, а он вытянул руки, чтобы его подняли. Она посадила его себе на колени. Мальчик был тяжелее, чем она помнила, теперь уже на руках долго не поносишь. Он прижался к ней, положил голову ей на грудь, и она ощутила тепло его маленького тела через шерсть платья. Погладила сына по волосам, и тут от ворот донесся многоголосый гомон.
Рагна догадалась, что прибыл Ден со своими воинами. Она встала, продолжая обнимать Алена, и пошла на шум.
Ден шагал по двору в сопровождении вооруженных мужчин. Рагна присоединилась к нему. У большой залы ожидала толпа горожан.
Они остановились у дверей и повернулись лицом к людям.
Впереди встали рядком все влиятельные особы города, в том числе епископ Уинстен, и Рагна не поверила своим глазам, когда его увидела: он исхудал, постоянно сутулился, а руки у него дрожали, как у дряхлого старца. Его лицо, когда он уставился на Рагну, выражало беспредельную ненависть, но было ясно — Уинстен слишком слаб, чтобы впредь строить козни, казалось, он сам это понимает и оттого злится еще сильнее.
Помощник Дена Уигберт громко хлопнул в ладоши.
Гомон стих.
— Люди! — произнес Ден. — Мы хотим сделать объявление.
42
Октябрь 1006 г.
Король Этельред вершил суд в соборе Винчестера, перед толпой владетелей, закутанных в меха, — надвигалась зима.
К искренней радости Рагны, он подтвердил все, что предлагал шериф Ден.
Гарульф пытался возражать, его возмущенные вопли эхом отражались от каменных стен.
— Я сын элдормена Уилвульфа и племянник элдормена Уигельма! А Ден простой шериф, в нем нет и капли благородной крови!
Можно было ожидать, что собравшиеся в соборе таны согласятся с ним, ведь все они хотели, чтобы их сыновья наследовали отцам во власти. Однако большинство танов отмолчалось.
Этельред напомнил Гарульфу:
— Ты потерял половину своего воинства в одном сражении в Девоне.
«У королей долгая память», — подумала Рагна. Таны одобрительно загудели: они тоже помнили тот разгром.
— Больше такого не будет! — пообещал Гарульф.
Король кивнул:
— Верно, потому что тебе впредь не водить войско в битву. Элдорменом станет Ден.
Гарульфу хватило ума сообразить, что спорить бесполезно, и он заткнулся.
«Дело не только в проигранной битве, — размышляла Рагна. — Семья Гарульфа добрый десяток лет снова и снова бросала вызов королевской власти: не подчинялась приказам, отказывалась платить виру. Долго казалось, что им все на свете сходит с рук, но теперь уже очевидно, что их вольница закончилась. Все же справедливость существует, хотя жаль, конечно, что на ее восстановление потребовалось столько времени».
Королева Эмма, сидевшая рядом с королем, наклонилась и что-то прошептала мужу. Тот кивнул и обратился к Рагне:
— Слышал, тебе вернули твоего сына, дама Рагна.
— Так и есть, милорд король.
Этельред возвысил голос:
— Никто не смеет покушаться на детей дамы Рагны.
Король всего-навсего подтвердил свершившийся факт, но было приятно и полезно, что королевское решение прозвучало прилюдно. Это внушало уверенность в будущем.
— Благодарю, милорд король, — сказала она.
После суда новый епископ Винчестерский задал пиршество. Среди гостей был и предыдущий епископ Альфаг, прибывший из Кентербери. Рагне очень хотелось поговорить с ним по поводу Уинстена, которого за все прегрешения следовало лишить епископства, а единственным человеком, который мог отнять сан у церковника такого положения, был архиепископ Кентерберийский.
Она гадала, как лучше устроить встречу, но Альфаг подошел к ней сам.
— Миледи, в прошлый раз ты мне сильно помогла, — начал он.
— Да? Не уверена, что понимаю.
— Это ведь ты распустила слух о постыдной болезни епископа Уинстена.
— Я пыталась сохранить свое участие в тайне, однако Уинстен, похоже, все равно узнал.
— Что ж, я благодарен тебе, ибо этот слух помешал ему стать архиепископом Кентерберийским.
— Всегда рада помочь.
— Значит, ныне ты осела в Кингсбридже?
— Там мой дом, но я много путешествую.
— С тамошним приорством все хорошо?
— Просто отлично! — Рагна улыбнулась: — Девять лет назад это была деревушка под названием Дренгс-Ферри, в ней насчитывалось всего пять или шесть домов. А теперь это город, оживленный и процветающий, и всем этим местные обязаны приору Олдреду. Он замечательный человек. Кстати, это он первым предупредил меня, что Уинстен метит в архиепископы.
Рагна думала попросить Альфага избавиться от Уинстена, но действовать следовало осторожно. Архиепископ, в конце концов, мужчина, а все мужчины терпеть не могут, когда женщины указывают, как им поступать. Раньше она порой забывала об этом, и многие ее начинания проваливались. Поэтому теперь Рагна зашла издалека:
— Надеюсь, милорд, ты посетишь Ширинг до возвращения в Кентербери.
— Есть какая-то особая причина?
— Горожане обрадуются твоему приезду. А ты сам, если захочешь, сможешь пообщаться с Уинстеном.
— Как его здоровье?
— Не слишком хорошо, но я не вправе судить, конечно, — проговорила она с показным смирением. — Тебе лучше составить собственное мнение.
Рагна знала, что мужчины редко сомневаются в правильности суждений, вынесенных самостоятельно.
Альфаг кивнул:
— Так и порешим. Я навещу Ширинг.
Побудить его приехать в город — это только начало.
Архиепископ Альфаг был монахом, поэтому остановился он в аббатстве Ширинга. Рагна сокрушенно вздохнула: она-то хотела, чтобы Альфаг выбрал епископский дом — и вдоволь налюбовался на Уинстена при личном общении.
Уинстену полагалось пригласить Альфага отобедать, однако Рагне донесли, что епископ передал через архидьякона Дегберта неискренние извинения: мол, он и рад бы уважить архиепископа, но не считает возможным отрывать гостя от монашеских бдений. По всей видимости, Уинстен спятил не окончательно: бывая в здравом уме, он проявлял привычные хитрость и изворотливость.
Рагна попросила шерифа Дена пригласить архиепископа к себе и поговорить за столом насчет Уинстена, но ее ждало новое ра