Лодка пристала к берегу у таверны. Рагна разглядела черного пса, который замер на носу рядом с одинокой фигурой, вся поза животного выражала настороженность. В облике гостя вдруг почудилось что-то знакомое, сердце почему-то забилось чаще. Чем-то этот незнакомец смахивал на Эдгара, но она вполне могла ошибиться, принять желаемое за действительное.
Она поспешно покинула мост, спустилась к берегу, очутилась в глубокой тени деревьев. Теперь, когда закатное солнце ее не слепило, она видела гораздо лучше. Путник спрыгнул с лодки — пес молча последовал за ним — и стал привязывать веревку. Наконец Рагна поняла: это и вправду он.
Осознание было сладостным и почти болезненным. Она узнала широкие плечи, уверенность в движениях, ловкость рук и поворот головы. Ее захлестнула радость, настолько сильная, что даже перехватило дыхание.
Рагна двинулась к таверне, подавляя порыв побежать. Затем остановилась, пораженная ужасной мыслью. Сердце уверяло, что ее возлюбленный вернулся и отныне все будет хорошо, но разум твердил иное. Она вспомнила тех двух монахов, которых отправляли за Эдгаром в Нормандию. Старший из них, Уильям, тогда сказал, что Эдгар, по слухам, собирался жениться на дочери каменотеса и со временем стать мастером. Наверняка так и случилось, ведь это Эдгар, он всегда добивается своего. Причем Рагна ничуть не сомневалась, что он никогда не бросит женщину, на которой женился.
Но если он женат, то почему вернулся?
Теперь радость в сердце вытеснил страх, но она заставила себя идти дальше. Уже можно было разглядеть, что на Эдгаре плащ тонкой шерсти, оттенка рдяной осени и дорогой на вид, судя по всему, в Нормандии он не бедствовал.
Эдгар привязал лодку и повернулся. Рагна как раз успела подойти достаточно близко для того, чтобы рассмотреть столь знакомый цвет глаз. В его лицо она вглядывалась столь же пристально, как та цапля в воду. Промелькнула тень беспокойства, и она поняла, что Эдгар, подобно ей самой, гадал, пережила ли их любовь трехлетнюю разлуку. Затем он что-то прочел в ее глазах, догадался о ее чувствах — и расплылся в улыбке, которая осветила все его лицо.
Мгновенно она оказалась в его объятиях. Он обнял ее так сильно, что стало больно. Она прижала ладони к его щекам и страстно поцеловала в губы, жадно вдыхая подзабытый, но такой знакомый запах его тела. Не размыкала объятий долго-долго, словно смакуя восторг телесного соприкосновения.
Наконец отпустила и проговорила:
— Я люблю тебя больше жизни.
— Очень рад, — тихо ответил он.
В ту ночь они были близки пять раз.
Эдгар и не подозревал, что такое вообще возможно. Они познали друг друга, потом повторили, потом задремали, а когда проснулись, то сплелись снова. Среди ночи мысли Эдгара блуждали, он думал об архитектуре, о Кингсбридже, об Уинстене с Уигельмом, затем вспомнил, что наконец-то воссоединился с Рагной, и она здесь, рядом, обоим опять захотелось нежности, и так случился четвертый раз.
Разговаривали они тихо, чтобы не разбудить детей. Эдгар рассказал Рагне о Клотильде, дочери мастера-каменотеса.
— Знаешь, я повел себя непорядочно, хоть и не желал ей зла, — грустно поведал он. — Мне следовало открыться ей с самого начала, признаться, что никогда не женюсь, даже если посулят королевский трон. Я лукавил перед самим собой, притворялся, что она мне нравится, и смотрел на нее с желанием, а она принимала мой обман за чистую монету. — Он всмотрелся в лицо Рагны: — Быть может, зря я этим с тобою делюсь, прости.
— Мы должны рассказывать друг другу все, — возразила она. — Что побудило тебя вернуться?
— Твой отец. Он так разозлился, когда узнал, что Уигельм тебя бросил! Накинулся на меня, будто я был в этом виноват. А я просто радовался, что вы развелись.
— Почему ты так долго добирался сюда?
— Мой корабль унесло ветром, очутились в самом Дублине. Я боялся, что викинги убьют меня из-за дорогого плаща, но они приняли меня за богатого человека и пытались продать мне рабов.
Она крепко его обняла:
— Я так рада, что ты уцелел.
Сквозь ставни пробивался серый утренний свет.
— Олдред нас упрекнет — по его меркам, мы предаемся блуду.
— Люди, спящие вместе, вовсе не обязательно блудят.
— Согласен. Но в нашем случае ни Олдред, ни кто другой в Кингсбридже не усомнится в том, чем мы занимались.
Она хихикнула:
— По-твоему, все настолько очевидно?
— Угу.
Рагна вдруг стала серьезной:
— Мой любимый Эдгар, ты женишься на мне?
Он счастливо улыбнулся:
— Конечно. Давай сделаем это прямо сегодня.
— Мне нужно одобрение Этельреда. Я не хочу обижать короля. Придется потерпеть.
— Пока он узнает, пока ответит — это недели две-три. Хочешь сказать, все это время мы будем жить по отдельности? Я с ума сойду!
— Не все так страшно. Если мы дадим клятву друг другу, и все это узнают, никто не упрекнет нас в совместном проживании — разве что Олдред. А он, я полагаю, нахмурится, но шум поднимать не станет.
— Ты уверена, что король одобрит твое прошение?
— Почти уверена. Вот был бы ты хотя бы из мелкой знати…
— Я простой строитель.
— Ты богатый человек и достойный подданный, а я могла бы одарить тебя кое-какими владениями и сделать таном. Терстан из Лордсборо недавно скончался, ты мог бы занять его место.
— Эдгар из Лордсборо, значит?
— Тебе нравится?
— Ты нравишься мне больше, — сказал он.
И они прильнули друг к другу в пятый раз.
43
Январь 1007 г.
На строительной площадке собралось множество людей. Большинство копало землю и подносило материалы. Мастера, выписанные Эдгаром из Англии, Нормандии и других краев, возводили мастерские и ставили навесы, под которыми могли работать с деревом и камнем в любую погоду. Сам храм обзавелся нижним рядом стены в день Благовещения, 25 марта, когда стало понятно, что строительному раствору больше не грозит опасность от ночных морозов.
Эдгар поставил неподалеку собственную мастерскую, где чертил схемы прямо на земле. Пергамент был слишком дорогим удовольствием, поэтому поступили проще: выкопали неглубокую яму, размерами двенадцать на шесть футов, залили ее раствором, а дальше мастер, работая то линейкой, то острым металлическим наконечником, то циркулем, нарисовал в растворе все колонны и арки, которые предполагалось построить. Со временем раствор серел, поэтому новые рисунки можно было наносить прямо поверх старых, хотя царапины оставались годами.
Рядом с мастерской Эдгар построил временный домик, по сути, крышу на четырех столбах, чтобы дождь не отрывал от работы. Он как раз стоял на коленях и глядел на линии в растворе, когда появилась Рагна.
— Прибыл гонец от короля Этельреда, — сказала она.
Эдгар встал, сам не свой от волнения:
— Что говорит король?
— Он говорит: да!
Олдред беседовал с настоятельницей Агатой, пока прокаженных кормили обедом. Сестра Фрит возблагодарила Господа за ниспосланную пищу, а затем страждущие, мужчины и женщины вместе, столпились у стола с деревянными мисками.
— Не толкайтесь! — надсаживалась Фрит. — Еды хватит на всех. Последние голодными не останутся!
Ее никто не слушал.
— Как он? — спросил Олдред.
Агата пожала плечами:
— Грязный, жалкий, безумный — как большинство из них.
Став епископом, Олдред разогнал всех приспешников Уинстена из ширингского собора, в том числе архидьякона Дегберта, который в итоге отбыл деревенским священником в Уигли. Вместо них пришли монахи из Кингсбриджа, старшим над которыми сделали брата Годлеова. А по дороге домой Олдред забрал бывшего епископа Уинстена из охотничьего домика и отвез в обитель на Острове прокаженных. Сейчас Уинстен, заодно с прочими, явился за едой.
Облаченный в лохмотья, худой и сгорбленный, он был весь в грязи, от головы до босых ног. Должно быть, он мерз, но старался этого не показывать. Монахиня наполнила его миску густой мясной похлебкой с овсом, и он быстро съел все, что было в миске, вылавливая кусочки мяса черными от грязи пальцами.
Потом его взгляд на мгновение прояснился, он узнал Олдреда — и направился к нему и настоятельнице.
— Меня не должно быть здесь. Произошла ужасная ошибка.
— Все в порядке. — Олдред не знал, насколько Уинстен его понимает, и старался говорить просто: — Ты причинил много зла, убивал, мошенничал и блудил, похищал людей. Тебя отправили сюда за твои грехи.
— Но я же епископ Ширингский! Я стану архиепископом Кентерберийским! Все решено, слышите? — Уинстен заозирался по сторонам: — Где я? Как я сюда попал? Не могу вспомнить…
— Я привез тебя. И ты больше не епископ. Епископ перед тобой.
Уинстен заплакал:
— Это несправедливо! Так не должно быть.
— Господь воздает по заслугам. Прими и смирись.
Рагна с Эдгаром поженились в Ширинге.
Празднество устроил элдормен Ден. В это время года свежей еды было мало, и Ден велел угощать гостей соленой говядиной с бобами, а еще выкатил десяток бочек эля и сидра.
Прибыли важные люди со всего запада Англии, и почти весь город собрался на вершине холма. Эдгар бродил между гостями, здоровался, принимал поздравления и обнимался с теми, кого не видел много лет.
На торжестве присутствовали дети Рагны, все четверо. «К концу дня у меня будут жена и четыре пасынка», — подумал Эдгар — и подивился этому ощущению.
Гул голосов как-то изменился, послышались восхищенные возгласы. Эдгар обернулся, увидел Рагну — и на мгновение будто забыл, как дышать.
На ней было платье насыщенного темно-желтого цвета с расклешенными рукавами, отделанными узорчатой тесьмой, а сверху она накинула другую одежду, без рукавов, темно-зеленой шерсти. Ее шелковый головной убор отливал каштановым — любимый оттенок! — и в ткань вплетались золотые нити. Великолепные рыжевато-золотистые волосы ниспадали на плечи водопадом. В тот миг она показалась Эдгару прекраснейшей на свете