Деревня выглядела вполне зажиточной — крепкие дома, многочисленные хозяйственные постройки. Посреди поселения стояла каменная церковь, через луг от нее виднелась таверна, на лугу паслись коровы.
Здоровяк лет тридцати вывалился из таверны, приметил Эдгара и встал на пути у юноши, широко расставив ноги.
— Ты кто такой, дьявол тебя побери? — процедил он, когда Эдгар подошел ближе. Он пошатывался, говорил невнятно, а его глаза словно налились кровью.
Эдгар остановился.
— Добрый день, приятель. Я Эдгар из Дренгс-Ферри.
— И какого дьявола тебе тут надо?
— В каменоломню иду, — ровным голосом ответил Эдгар, не желая затевать ссору.
Здоровяка, похоже, так и подмывало поскандалить.
— А с чего ты взял, что тебя туда пропустят?
Терпение Эдгара начало истощаться.
— Разве на это требуется разрешение?
— Еще как требуется! Без моего ведома в Оутенхэме ничего не происходит, я Дудда, староста деревни. Зачем тебе в каменоломню?
— Рыбы купить.
Дудда слегка опешил, но быстро сообразил, что над ним потешаются, и его лицо побагровело. Эдгар в очередной раз проклял себя за несдержанность и пожалел о собственном остроумии.
— Нахальный щенок! — рявкнул Дудда и замахнулся громадным кулаком, целясь Эдгару в голову.
Эдгар проворно отступил.
Удар Дудды пришелся в пустоту, здоровяка повело вперед, он не устоял на ногах и повалился наземь.
Что прикажете делать, мысленно спросил себя Эдгар. Он не сомневался, что возьмет верх над Дуддой в драке, но какая ему с того будет польза? Если местные на него обозлятся, то могут отказаться продать ему камень, и тогда строительство пивоварни завершится провалом, не успев и начаться.
Он с облегчением услышал спокойный голос Серика у себя за спиной.
— Эй, Дудда, давай-ка я помогу тебе дойти до дома. Полежишь, отдохнешь…
Серик ловко подхватил Дудду под руку и поставил на ноги.
— Этот малец меня ударил! — пожаловался Дудда.
— Не было такого, ты сам упал, потому что снова перебрал эля за ужином. — Серик кивнул Эдгару, давая понять, что юноше пора уходить, и повел Дудду прочь. Эдгар не стал медлить.
Каменоломня нашлась легко. Там трудились четверо — пожилой мужчина, который явно был главным — следовательно, это тот самый Габ, — еще двое, по возрасту годившиеся ему в сыновья, и молоденький мальчишка, либо поздний отпрыск семейства, либо раб. Воздух звенел от грохота молотков, время от времени в грохот вклинивался сухой кашель Габа. Поодаль находился деревянный дом, наверное хозяйский, и женщина в дверном проеме смотрела на закат. Каменная пыль висела густой дымкой, осколки сверкали позолотой в последних лучах солнца.
Эдгар оказался не единственным покупателем. Неподалеку стояла крепкая четырехколесная телега, и двое мужчин осторожно складывали в нее обтесанные камни. Рядом, отмахиваясь хвостами от мух, паслись два вола — по-видимому, им предстояло тянуть телегу.
Мальчишка сметал каменную крошку — ее тоже продавали, как галечник. Заметив Эдгара, он заговорил, коверкая слова, и Эдгар уверился в том, что видит перед собой раба.
— Твоя прийти купить камень?
— Да. Мне нужно много. Я подожду.
Эдгар присел на плоский камень, понаблюдал за Габом и остальными и быстро понял, как тут все делается. Мастер вставлял дубовый клин в трещину в каменной плите, забивал его, расширяя трещину, и колотил до тех пор, покуда часть плиты не отваливалась. Если естественных трещин в нужном месте не было, мастер брался за железное долото. Эдгар прикинул, что каменотесы наверняка научились опытным путем определять слабые места в породе, и этот навык значительно облегчает их труд.
Габ раскалывал крупные камни на два, а то и три поменьше, чтобы их проще было перевозить.
Эдгар покосился на других покупателей. Те сложили в телегу десяток камней и на том остановились. Пожалуй, именно столько способны вытянуть волы.
Мужчины принялись запрягать животных. Значит, дело сделано.
Габ одолел очередную каменную плиту, откашлялся, посмотрел на небо и, похоже, решил, что с работой пора заканчивать. Он подошел к телеге, запряженной волами, и довольно долго о чем-то беседовал с двумя покупателями. Наконец один из мужчин вручил ему плату, хлестнул волов плетью, и телега покатила прочь.
Эдгар направился к Габу. Тот взял ровную палку, лежавшую поверх кучи камней, и нанес на нее рядок зазубрин. Так вели свои записи ремесленники и торговцы: пергамент им был не по карману, да и писать на пергаменте они попросту не умели. Наверное, Габу приходится платить местному лорду — может, цену одного камня из пяти, — потому-то он и подсчитывает, сколько продал.
— Я Эдгар из Дренгс-Ферри, — сказал юноша. — Десять лет назад мы покупали тут камни на починку церкви.
— Было такое, припоминаю. — Габ сунул палку с насечками в карман. Эдгар заметил, что мастер сделал всего пять зарубок, хотя продал десять камней; возможно, другие зарубки появятся позже. — Но тебя я не помню, хотя, конечно, десять лет назад ты был совсем еще несмышленышем.
Эдгар окинул Габа испытующим взглядом. Руки мастера пестрели застарелыми шрамами — от инструментов и каменных осколков. Судя по всему, Габ прикидывал, как ему половчее одурачить несведущего юнца.
— Тогда платили два пенса за каждый доставленный камень, — твердо сказал Эдгар.
— Правда, что ли? — Габ притворялся, что забыл.
— Если цена осталась та же, нам нужно еще две сотни камней.
— Боюсь, мы не сможем сохранить цену. Давно это было.
— Тогда мне придется спросить у заказчика. — Разумеется, Эдгар не собирался этого делать. Он был полон решимости вернуться с камнями. Но нельзя было позволить Габу задирать цену. Эдгар не доверял мастеру. Не исключено, что тот просто торговался, но юноша чувствовал, что его норовят обмануть.
Габ снова кашлянул.
— В прошлый раз покупателем был настоятель Дегберт Лысый. Он не любит расставаться с деньгами.
— Мой заказчик Дренг такой же. Они с Дегбертом братья.
— Для чего тебе камень?
— Буду строить пивоварню для Дренга. Его жена варит эль, а деревянные постройки то горят, то рушатся.
— Строить, говоришь? Ты?
Эдгар выставил подбородок:
— Ну да.
— Больно ты молод. Сдается мне, Дренг искал строителя подешевле.
— Камень он тоже хочет дешево.
— Деньги при тебе?
«Может, я и молод, — хмыкнул про себя Эдгар, — но дураком никогда не был».
— Дренг заплатит, когда камни доставят.
— Ладно, твоя взяла.
Скорее всего, мастер и его подручные перенесут камни вручную или отвезут на телеге до реки, а затем погрузят на плот и поплывут вниз по течению к переправе Дренга. Им потребуется несколько поездок, каким бы большим ни был плот.
— Где заночуешь? — спросил Габ. — В таверне?
— Я же сказал, у меня нет денег.
— Тогда придется спать здесь, у нас.
Эдгар искренне поблагодарил мастера.
Жену Габа звали Бидухильд, но мастер называл ее Би. Она вела себя радушнее мужа и пригласила Эдгара разделить с ними ужин. Едва миска опустела, юноша осознал, что смертельно устал после долгой дороги. Он улегся на пол и тут же заснул.
Утром он сказал Габу:
— Мне понадобятся молоток и долото вроде твоих, чтобы обтесывать камни на месте, если придется.
— Ну да, — подтвердил Габ.
— Могу я взглянуть на твои инструменты?
Габ пожал плечами.
Эдгар взвесил на ладони деревянную колотушку. Большая, тяжелая, но в остальном простая и грубая, изготовить такую же не составит труда. Молоток поменьше, с железной насадкой, делали более тщательно, рукоять была плотно расклинена в головке. Наилучшим по качеству оказалось железное долото с широким тупым лезвием и расщепленным торцом, напоминавшим цветок ромашки. Эдгар решил, что выкует себе долото в мастерской Катберта. Конечно, тому вряд ли понравится пускать постороннего, но Дренг потолкует с Дегбертом, и Катберту останется только ворчать.
Рядом с инструментами на деревянных крючках висело несколько палок с насечками.
— Похоже, ты ведешь учет отдельно по каждому покупателю.
— А тебе какое дело? — недовольно пробурчал Габ.
— Прости за любопытство. — Эдгару все не давала покоя вчерашняя палка с пятью зарубками вместо десяти. Может, Габ записывал только половину проданных камней? Если так, значит, с него брали меньше податей.
Впрочем, Эдгара не заботило, обманывает ли Габ своего господина. Долина Оутен входила в состав владений элдормена Ширинга, Уилвульф достаточно богат, так что от такой малости не обеднеет.
Эдгар плотно позавтракал, поблагодарил Би и отправился в обратный путь.
Он предполагал, что легко доберется домой из Оутенхэма, раз уж благополучно пришел сюда, но, к собственному изумлению, опять ухитрился заблудиться. Так что уже почти стемнело, когда он прибыл к переправе, с пересохшим горлом, голодный и усталый.
В таверне собирались ложиться спать. Этель улыбнулась юноше, Лив пробормотала что-то неразборчивое, а Дренг и вовсе не обратил на него внимания. Блод возилась с хворостом. Она остановилась передохнуть, выпрямилась, положила левую руку на заднюю часть бедра и потянулась, как бы стараясь унять боль. Когда она обернулась, Эдгар увидел синяк у нее под глазом.
— Что с тобой стряслось? — спросил он.
Она не ответила, притворяясь, будто не понимает. Но Эдгар догадывался, откуда взялся синяк: Дренг все больше и больше злился на рабыню в последние несколько недель, злился тем сильнее, чем ближе становился срок родов. Разумеется, в том, что мужчина колотил домочадцев, не было ничего необычного. Эдгар своими глазами видел, как Дренг пнул Лив в зад и ударил Этель по лицу, но все же по отношению к Блод он распускал руки особенно часто.
— Поужинать ничего не осталось? — справился Эдгар.
— Нет, — проворчал Дренг.
— Я весь день на ногах.
— Нечего было опаздывать.
— Я же выполнял твое поручение!
— Тебе за это платят. Еды нет, так что заткнись.