Рагне вспомнилось, что у монахинь вообще принято рано ложиться спать.
— Это Эдгар-строитель. Я привез леди Рагну из Шербура, которая желает вашего гостеприимства.
Дверь открыла худая женщина лет сорока, с бледно-голубыми глазами. Из-под чепца торчали пряди седых волос. Она подняла фонарь, который держала в руке, и молча оглядела гостей. При виде Рагны ее глаза расширились от изумления, а рот приоткрылся. Такое бывало неоднократно, и Рагна к этому привыкла.
Монахиня посторонилась, пропуская женщин.
Рагна попросила Эдгара:
— Подожди, пожалуйста, на всякий случай.
Дверь закрылась.
Рагна увидела помещение с колоннами, темное и пустое, видимо, здесь монахини проводили время, когда не молились в церкви. Она различила темные очертания двух столов: наверное, эти монахини переписывали и, возможно, разукрашивали рукописи, а не только ухаживали за прокаженными.
Монахиня, впустившая их, представилась:
— Я мать Агата, здешняя настоятельница.
— Полагаю, ты приняла это имя в честь покровительницы врачевательниц? — вежливо осведомилась Рагна.
— И жертвы мужского насилия[26].
Понятно, за этими словами скрывалась некая история, но Рагна не испытывала желания выслушивать ее этим вечером.
— Это мои служанки, Кэт и Агнес.
— Рада приветствовать всех здесь. Вы ужинали?
— Да, спасибо. Мы очень устали. Мы можем у вас переночевать?
— Конечно. Пожалуйста, следуйте за мной.
Агата повела гостий вверх по деревянной лестнице. Впервые в Англии Рагна увидела здание с комнатами наверху. Они очутились в крохотной комнатушке, освещенной светом одинокого фонаря. Там имелось две кровати. Одна пустовала, а на другой сидела, свесив ноги и глядя на них с удивлением, монахиня приблизительно того же возраста, что и Агата, но более дородная.
— Это сестра Фрит, моя помощница.
Фрит таращилась на Рагну так, будто не могла поверить своим глазам. Что-то во взгляде монахини напомнило девушке, какими взорами провожали ее порой мужчины.
— Вставай, Фрит, — велела Агата. — Мы уступим наши кровати гостям.
Фрит поспешно встала.
— Дама Рагна, прошу располагаться на моей кровати, — продолжала настоятельница, — а твои служанки могут разделить постель Фрит.
— Вы очень добры, сестры.
— Господь велел возлюбить ближнего своего, — ответила Агата.
— Но где вы сами будете спать?
— Мы ляжем в другом дормитории с остальными сестрами. Там достаточно места.
К глубокому удовлетворению Рагны, комната оказалась безупречной. Деревянный пол чисто вымыт, на столе кувшин с водой и таз, предназначенный для мытья: судя по всему, монахини часто мыли руки. На аналое лежала раскрытая книга. Определенно, здешние сестры были грамотными. Сундуки отсутствовали — похоже, иного имущества у монахинь не было.
— Да это просто рай! — воскликнула Рагна. — Сестра Агата, а как появился монастырь на этом острове?
— Всему виной любовь. Женский монастырь построила Нотгит, вдова лорда Бегмунда. Когда лорд скончался и был похоронен в монастыре, Нотгит не пожелала снова идти замуж, ибо почивший был любовью всей ее жизни. Она решила стать монахиней и жить рядом с его останками до конца своих дней, чтобы впоследствии вместе восстать на Страшном суде.
— Печально и возвышенно, — оценила Рагна.
— Верно сказано.
— Ты передашь молодому Эдгару, что он может возвращаться домой?
— Конечно. Размещайтесь, как вам будет удобнее. Я скоро вернусь. Если что-то понадобится, скажете.
Сестры вышли. Рагна сбросила плащ и улеглась на кровать Агаты. Кэт повесила плащ Рагны на крючок в стене. Из прихваченной с собою кожаной сумы она достала небольшой флакон с оливковым маслом. Рагна протянула руки, и Кэт вылила ей по капле масла на каждую ладонь.
Рагна потерла ладони и легла поудобнее. Полотняный тюфяк был набит соломой. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был шум реки, омывающей берега острова.
— Я так рада, что мы сюда добрались, — со вздохом призналась девушка.
— Этот Эдгар-строитель настоящая находка, — сказала Агнес. — Огонь развел, принес теплого эля, привел того робкого ювелира и, наконец, доставил нас сюда.
— Тебе он понравился, верно?
— Он милый. Я выйду за него замуж не раздумывая.
Все трое захихикали.
Кэт и Агнес легли в общую кровать.
Тут вернулась настоятельница Агата.
— Обустроились? — спросила она.
Рагна потянулась всем телом:
— Просто отлично. Вы так добры, сестры.
Агата наклонилась к Рагне и нежно поцеловала девушку в губы. Этот поцелуй был не то чтобы мгновенным прикосновением, но длился недостаточно долго для того, чтобы возмутиться. Настоятельница выпрямилась, направилась к двери и обернулась.
— Нам заповедано любить ближних, — повторила монахиня.
10
Конец сентября 997 г.
За восемнадцать лет своей жизни Эдгар бывал в подчинении разве что у собственного отца, человека сурового, но к излишней жестокости не склонного. А потом появился Дренг, и началась совсем другая история. Никогда раньше Эдгару не доводилось сталкиваться со злобой, которая питала саму себя.
Бедняжке Сунни повезло меньше — она вдосталь настрадалась от мужа. Эдгар много думал о том, как Сунни жилось с Кинериком. Должно быть, она обычно позволяла ему настаивать на своем, но в тех редких случаях, когда выступала против него, выказывала упрямство и смелость. Сам Эдгар пытался вести себя с Дренгом именно так — избегал открытых ссор, мирился с мелкими придирками и несправедливостями, но, если стычка все-таки происходила, ввязывался в схватку и стремился победить.
Он помешал Дренгу в очередной раз поколотить Блод. Отвез Рагну в женский монастырь вопреки желанию Дренга, который явно хотел, чтобы будущая графиня заночевала на его постоялом дворе. А при помощи матушки заставил Дренга кормить его прилично.
Дренгу наверняка не терпелось прогнать Эдгара, но тут имелось сразу две загвоздки. Первой была дочь Дренга Квенбург, ныне вошедшая в семью Эдгара. Матушка преподала Дренгу наглядный урок: дескать, будешь вредить моему сыну — жди схожих последствий для своей дочки. Другая же загвоздка была в том, что Дренгу было попросту не отыскать нигде толкового строителя всего за один фартинг в день. Любой мастер потребовал бы втрое, если не вчетверо больше. А уж в скупости Дренг, как казалось Эдгару, превосходил всякого — и был готов отчасти унять свою злобу.
Юноша знал, что ходит по краю обрыва. Все-таки Дренг, как ни крути, явно склонен поддаваться чувствам, так что однажды он вполне может накинуться на Эдгара, забыв о последствиях. Но безопасного способа с ним справиться не существовало — разве что расстелиться, как тростник на полу, однако подобное Эдгару совершенно претило.
Поэтому он продолжал то угождать Дренгу, то спорить с ним, старательно отслеживая признаки надвигающейся бури.
На следующий день после отбытия Рагны к юноше подошла Блод:
— Твоя хотеть меня задаром? Живот большой, это да, но я умею ртом.
— Нет! — Эдгар даже вскинулся, а затем смущенно добавил: — Спасибо.
— Почему нет? Я быть страшная?
— Дело не в тебе. Я ведь рассказывал тебе о Сунни, девушке, которая погибла.
— Тогда почему ты заботиться обо мне?
— Да не забочусь я! Просто я не такой, как Дренг.
— Ты хорошо ко мне относиться.
Он перевел разговор на другое:
— Уже придумала имя ребенку?
— Я не знать, разрешат моя назвать его или нет.
— Дай ему валлийское имя. Как звали твоих родителей?
— Мой отец быть Бриок.
— А что, мне нравится. Звучит хорошо.
— Это быть имя кельтский святой[27].
— А маму твою как звали?
— Элери.
— Красивое имя.
Глаза Блод наполнились слезами.
— Я сильно по ним скучать.
— Прости, что расстроил тебя.
— Твоя быть единственный англ спрашивать меня о моей семье.
Из таверны раздался крик:
— Блод, живо сюда!
Девушка ушла, и Эдгар вернулся к работе.
Первая партия камней прибыла из Оутенхэма на плоту, которым управлял один из сыновей Габа; их сгрузили на берег и сложили возле развалин старой пивоварни. Эдгар подготовил место для постройки — выкопал яму нужного размера и наполовину засыпал ее камнями.
Глубину ямы пришлось прикидывать на глаз. Юноша сходил к каменной церкви, вырыл ямку у алтарной стены и выяснил, что церковь, по сути, стоит на земле, — вот почему она постоянно норовила упасть.
Он залил камни в яме раствором, а дальше принялся ломать голову над тем, как добиться ровной поверхности. Глаз у него, конечно, наметанный, но вряд ли этого достаточно. Ему доводилось видеть других строителей за работой, и теперь он пожалел, что не присматривался к их трудам более внимательно. В конце концов он придумал собственный способ: взял тонкую и плоскую деревяшку длиной около ярда и вытесал в ней гладкое углубление, словно воспроизводя ту долбленую лодку, которую Дренг ранее использовал для переправы через реку. Потом попросил Катберта изготовить в кузнице небольшой железный шар. Положил деревяшку на поверхность раствора, разместил шар в углублении и приступил к измерениям. Если шар скатывался к одному или другому краю, это означало, что поверхность неровная, и тогда Эдгар принимался ее выравнивать.
Дело затягивалось, а Дренг изнывал от нетерпения. Как-то он вышел из таверны и встал, уперев руки в бедра и пристально разглядывая Эдгара. В конце концов проворчал:
— Вроде как уже неделю возишься, а стен что-то не видать.
— Надо обеспечить ровное основание, — объяснил Эдгар.
— На кой ляд столько суеты? — не понял Дренг. — Это же пивоварня, а не собор.
— Если основание не будет ровным, все упадет.
Дренг похлопал глазами, как бы гадая, можно ли верить Эдгару. Признаваться в собственном невежестве он не спешил.
— Чем скорее Лив начнет варить эль, тем всем будет лучше. Я теряю деньги, покупая варево в Ширинге. Давай пошевеливайся!