Вечер и утро — страница 42 из 145

Она знала, что ее жених несет ответственность за соблюдение закона и порядка, любая кража ложилась пятном на его честь.

— Между Мьюдфордом и Дренгс-Ферри. На воре был старый шлем.

— Железная Башка! — Уилвульф сердито махнул рукой. — Староста Мьюдфорда обыскал весь лес, но так и не нашел его убежища. Велю ему снова предпринять поиски.

Рагна пришла вовсе не жаловаться и огорчилась из-за того, что жених рассердился. Следовало поспешить, чтобы задуманное все-таки осуществилось.

— Но я нашла кое-что другое, получше. — Она встала с кровати, огляделась и рассмотрела в сумраке белую восковую свечу. Зажгла фитиль, поставила свечу на скамью в изголовье кровати и достала браслет, купленный у Катберта.

— Что это? — спросил Уилвульф.

Рагна поднесла свечу ближе, чтобы он мог рассмотреть браслет. Уилвульф провел пальцем по затейливой резьбе узора на серебре, оценил качество чернения.

— Отменная работа, — сказал он, — и смотрится достойно и мужественно. — Он надел браслет на левую руку, поднял выше локтя. Украшение плотно облегало его мышцы. — У тебя прекрасный вкус!

Рагна лучилась от восторга:

— Выглядит великолепно!

— Я стану предметом зависти для всей Англии.

Это было не совсем то, что Рагне хотелось услышать. С тем же успехом она могла подарить жениху иные знаки величия — белого коня или дорогой меч.

Уилф тут же исправился:

— Я хочу провести весь день, целуя тебя. — Вот это было куда лучше, и она снова наклонилась к нему. Теперь он действовал более напористо, снова взялся за грудь, и она попыталась вырваться, но он не отпускал и притянул к себе. Рагна слегка встревожилась. Когда он лежал в постели, у нее вроде бы имелось небольшое преимущество, но, завяжись борьба по-настоящему, она, конечно, не в силах будет ему противостоять.

К счастью, им помешали, как Рагна и рассчитывала. Пес зарычал, дверь скрипнула, и голос Гиты произнес:

— Доброе утро, сын.

Рагна не спешила вырываться, она хотела, чтобы Гита увидела, как сильно Уилфа тянет к невесте.

— О, Рагна! Я и не знала, что ты тоже здесь.

«Лживая старуха», — подумала Рагна. Служанка побежала в дом Гиты, когда Рагна вошла к Уилфу, и мачеха поспешила выяснить, что происходит у пасынка.

Рагна медленно обернулась. Она имела право целовать своего жениха, а потому не притворялась виноватой.

— Доброе утро, свекровь, — сказала она вежливо, однако в ее голосе прозвучала нотка раздражения. Гита была незваной гостьей, заявившейся туда, где ей возбранялось находиться.

— Привести цирюльника, чтобы он побрил тебе подбородок, Уилф? — спросила Гита.

— Не сегодня, — отозвался элдормен с легким нетерпением. — Я побреюсь утром в день свадьбы.

Очевидно, обо всем уже договорились заранее, и Гита задавала свой вопрос только потому, что ей требовался предлог задержаться.

Рагна поправила повязку на голове, преднамеренно долго возилась, давая тем самым понять, что появление Гиты нарушило близость между мужчиной и женщиной. Наконец опустила руки и попросила:

— Покажи Гите свой подарок, Уилф.

Элдормен выставил руку. Браслет сверкнул в свете свечи.

— Очень красиво, — ровным голосом сказал Гита. — Серебро всегда в цене. — Похоже, она намекала, что серебро дешевле золота.

Рагна сделала вид, что не поняла намека.

— А теперь, Уилф, я должна тебя кое о чем попросить.

— Что угодно, любимая.

— Ты поселил меня в убогом домишке.

Он даже вздрогнул.

— Да что ты?

Его удивление подтвердило подозрения Рагны: он в самом деле возложил обустройство дома на Гиту.

— Там нет окон, а стены пропускают по ночам холодный воздух.

Уилф посмотрел на Гиту:

— Это правда?

— Ну, все не так уж плохо.

Этот ответ рассердил Уилфа.

— Моя невеста заслуживает самого лучшего!

— Других доступных домов у нас нет, — возразила Гита.

— Неужели? — Рагна хмыкнула.

— Другие есть, но они не пустуют, — настаивала Гита.

— Вообще-то Уигельму на самом деле не нужен дом для себя и своих воинов, — мягко произнесла Рагна, будто делая внушение. — Его жена там не живет, у них дом в Куме.

— Уигельм — брат элдормена! — прошипела Гита.

— А я — невеста элдормена! — Рагна изо всех сил старалась подавить гнев. — Вдобавок Уигельм мужчина, у него простые мужские потребности, а я невеста и готовлюсь к свадьбе. — Она перевела взгляд на Уилфа: — Кому из нас ты отдашь предпочтение?

Подразумевался всего один ответ, и жених не сплоховал:

— Тебе, конечно.

— А после свадьбы, — продолжала Рагна, не сводя взгляда с Уилфа, — я буду ближе к тебе ночью, потому что дом Уигельма стоит по соседству.

Он усмехнулся:

— Верно подмечено.

Уилф принял решение, и Гита сдалась. Она была слишком умна для того, чтобы спорить дальше.

— Хорошо, я все устрою, переселю Рагну. — Она не удержалась и добавила: —Уигельму это не понравится.

Уилф тряхнул головой:

— Если начнет ныть, просто напомни ему, кто из братьев у нас элдормен.

Гита согласно кивнула.

Что ж, Рагна победила, Уилф недоволен Гитой, так почему бы не попытать удачу снова?

— Прости, Уилф, но мне нужны оба дома.

— Зачем это? — удивилась Гита. — Ни у кого в округе нет двух домов.

— Я хочу, чтобы мои люди были поблизости. А их поселили в городе.

— Зачем тебе воины? — проворчала Гита.

Рагна надменно посмотрела на нее:

— Я так привыкла. И я выхожу замуж за элдормена. — Она повернулась к Уилфу, и тот досадливо бросил:

— Гита, устрой все так, как хочет Рагна. Никаких больше споров!

— Хорошо, — ответила Гита.

— Спасибо, любовь моя! — воскликнула Рагна и снова поцеловала Уилфа.

12

Середина октября 997 г.

В день заседания сотенного суда[28] Эдгар изнывал от беспокойства, однако твердо был намерен добиться своего.

Сотня Дренгс-Ферри объединяла пять малых поселений, разбросанных по округе. Самой крупной деревней считался Батфорд, но суды проводились в Дренгс-Ферри, и настоятель местного монастыря традиционно выступал главным судьей.

Вообще суд отправляли раз в каждые четыре недели. Все собирались на открытом воздухе, какая бы ни была погода; к счастью, сегодня денек выдался ясный, пусть и холодный. У западной стены церкви поставили большое деревянное кресло, рядом стоял низенький столик. Отец Деорвин, старейший священнослужитель, достал из-под алтаря дарохранительницу — круглую серебряную шкатулку с откидной крышкой: изготовил ее, разумеется, Катберт, а резьба на стенках изображала сцену Распятия. В дарохранительнице держали освященную облатку[29], на которой предстояло сегодня клясться всем участникам суда.

На суд явились мужчины и женщины из всех пяти поселений, а также дети и рабы; некоторые прибыли верхом, но большинство добиралось пешком. Обыкновенно люди старались не пропускать эти заседания, ведь судебные решения определяли их повседневную жизнь. Пришла даже настоятельница Агата — впрочем, других монахинь не было. Женщинам, как правило, слова старались не давать, но сильные личности — к их числу, безусловно, принадлежала матушка Эдгара — нередко настаивали на своем праве высказаться прилюдно.

В Куме Эдгар посещал сотенный суд неоднократно. Его отцу несколько раз приходилось призывать к ответу людей, не спешивших оплачивать готовые заказы. Брата Эдгара, Эдбальда, в пору чрезмерной юношеской озлобленности дважды судили по обвинению в уличных драках. Так что Эдгар поневоле познакомился и с законом, и с судопроизводством.

Сегодня толпа шумела больше обычного, поскольку на суде должно было прозвучать обвинение в убийстве.

Братья Эдгара пытались отговорить юношу от предъявления обвинения. Они не хотели неприятностей.

— Дренг — наш тесть, — напомнил Эдбальд, наблюдая, как Эдгар с помощью своего нового молотка и долота придает куску камня строгие продолговатые очертания.

Эдгар бил с остервенением, вкладывая в удары снедавший его гнев.

— Раз тесть, значит, ему все дозволено?

— Нет, это означает, что мой брат не может выдвигать обвинение. — Из двух старших братьев Эдгара Эдбальд был поумнее и порой приводил в спорах вполне убедительные и обоснованные доводы.

Эдгар отложил в сторонку инструменты и уставился в глаза Эдбальду:

— Хочешь, чтобы я промолчал? В нашей деревне произошло убийство. Мы не можем притворяться, будто этого никогда не было.

— Честно сказать, я бы притворился, — возразил Эдбальд. — Мы ведь живем здесь недавно, верно? Люди нас приняли. Зачем нарываться на неприятности?

— Убивать грешно! — заявил Эдгар. — Никакой иной причины мне не требуется!

Эдбальд разочарованно фыркнул и ушел.

Другой брат, Эрман, отловил Эдгара вечером накануне суда возле таверны.

— Дегберт Лысый провел уже десятки заседаний, — сказал он наставительно. — Наверняка он позаботится о том, чтобы обелить своего брата. Никто не признает Дренга виновным.

— Поглядим. А вдруг у него ничего не выйдет? — упорствовал Эдгар. — Закон есть закон.

— А Дегберт — настоятель и наш землевладелец.

Эдгар знал, что Эрман прав, но это не имело значения.

— Пусть Дегберт творит все, что захочет, за свои выкрутасы он ответит на Страшном суде. А я не намерен мириться с убийством младенца.

— Тебе не боязно? С Дегбертом спорить не принято.

— Боязно, конечно, — признался Эдгар, — но я не отступлюсь.

Катберт тоже пытался отговорить юношу. Эдгар пришел в его мастерскую изготовить себе новые инструменты, других кузниц в Дренгс-Ферри не имелось. Вообще люди в деревне частенько обменивались друг с другом вещами или услугами — гораздо чаще, чем в Куме: в малом поселении всего было в обрез, поэтому жители неизбежно обращались один к другому за помощью. Когда Эдгар принялся стучать молотом по наковальне, Катберт вдруг сказал: