— Итак, скоро свадьба? Ты ее ждешь?
— С нетерпением! — призналась она и мило покраснела.
«Значит, все сладилось», — подумал Олдред.
— Полагаю, Уилвульф разделяет твои чувства.
— Он хочет сына. — Рагна зарумянилась пуще прежнего, и Олдред поспешил перевести разговор на другое, чтобы ее не смущать.
— Наверное, Уигельм был недоволен, когда его выгнали из этого дома.
— Где ему тягаться с невестой элдормена! — Рагна усмехнулась. — Кроме того, у него имеется семейный дом в Куме, его жена там живет, так что еще один явно был лишним.
Олдред огляделся. Дом неплохой, деревянный, но далеко не такой удобный, каким мог бы быть. Деревянные дома требовали полной починки приблизительно через двадцать лет после постройки — и полностью разваливались через пятьдесят. Монах приметил кривую ставню на окне, скамью со сломанной ножкой и прореху в крыше.
— Не помешало бы позвать плотника.
Рагна вздохнула:
— Все заняты изготовлением скамей и столов для свадьбы. А главный плотник Дуннере обычно пьян.
Олдред нахмурился:
— Неужто элдормен не может навести порядок? Почему ты не избавишься от этого Дуннере?
— Он племянник Гиты. Но я пометила себе починить дом как можно скорее.
— Помнится, в Дренгс-Ферри был паренек, вроде бы рукастый. Эдгар, кажется.
— Я его помню, да. Но вправе ли я просить его взяться за мой дом?
— Тебе не нужно просить, достаточно приказать. Эдгар подвластен Дренгу, двоюродному брату Уилвульфа. Просто вели Дренгу прислать тебе этого паренька.
Она улыбнулась:
— Я до сих пор до конца не освоилась, не узнала, что мне положено. Спасибо за совет, я его принимаю.
Олдреду не давала покоя какая-то смутная мысль. Как будто Рагна сказала что-то важное, а он пропустил ее слова мимо ушей. И теперь никак не мог вспомнить.
— Как тебе родичи Уилвульфа?
— Я разговаривала с Гитой, она согласилась признать меня хозяйкой здесь. Но мне предстоит многому научиться, надеюсь, она поможет.
— Уверен, госпожа, ты завоюешь всеобщую любовь. Я видел, как ты обходишься с людьми.
— Хочется верить, что ты прав.
Чувствовалось, что Рагна — девушка сильная, однако Олдред сомневался, что она понимает, в каком окружении оказалась.
— Вообще-то редкий случай, чтобы два брата отправляли власть в одном месте, как епископ и элдормен, — сказал монах. — Чересчур много полномочий у одного семейства.
— Но это же разумно! Уилфу нужен епископ, которому он может доверять.
Олдред хмыкнул:
— Я бы не спешил утверждать, что он целиком доверяет Уинстену.
Рагна удивленно приподняла бровь.
Надо быть крайне осторожным в словах, сказал себе Олдред. Для него-то Уилвульф и прочие члены этой семьи были как дикие кошки в клетке, вечно готовые накинуться друг на друга и сохранявшие подобие мира только из личных корыстных интересов; но вряд ли стоит откровенно говорить об этом Рагне — к чему заранее расстраивать девушку? Нет, ее нужно предупредить, а не напугать.
— Пожалуй, правильно будет сказать, что он привык ждать от братьев подвоха.
— Ваш король, похоже, покровительствует семье Уилфа, недаром он наделил их такой властью.
— Раньше точно покровительствовал.
— Что ты имеешь в виду?
Она не знает, понял Олдред.
— Ну, король Этельред вообще-то разгневался на Уилвульфа из-за соглашения, которое тот заключил с твоим отцом. Он не испросил королевского разрешения.
— Он же заверял нас, что король даст согласие!
— Этого не случилось.
— Выходит, мой отец не зря беспокоился… Уилфа наказали?
— Король назначил ему виру, но он не захотел платить. Думает, что Этельред ведет себя неразумно, оправдывая свое прозвище.
— И чем это грозит?
— В ближайшем будущем — ничем. Когда знатный человек отказывается исполнять королевское повеление, король мало что может сделать прямо сразу. А что будет потом, кто знает?
— А может кто-нибудь бросить вызов такой могущественной семье? Или Уилф с братьями заняли все доступные должности?
Вот это правильный вопрос, и то обстоятельство, что Рагна его задала, немало возвысило девушку в глазах Олдреда. Похоже, она внимательно слушала отца, а кое до чего, быть может, дошла позже собственным умом.
— Такой человек есть. Это шериф Ден.
— Шериф? В Нормандии их нет.
— Староста шира, или графства, судит от имени короля в той или иной местности. Уилвульф хотел назначить шерифом Уигельма, но король Этельред отказался и поставил своего человека. Нашего правителя кличут Этельредом Неразумным, но это вовсе не значит, что он глуп.
— Шериф важнее элдормена?
— В последнее время с ними стали считаться.
— Почему?
— Все дело в викингах. Дважды за последние шесть лет Этельред откупался от викингов, спасая Англию от вторжения, но обошлось это очень дорого. Шесть лет назад он заплатил десять тысяч фунтов, а три года назад — шестнадцать тысяч.
— Вести об этом дошли даже до Нормандии. Мой отец сказал, что это как кормить волка в надежде, что он тебя не сожрет.
— На острове многие говорят то же самое.
— А при чем тут шерифы?
— Они собирали деньги на выплаты. Следовательно, их наделили мерами принуждения. У шерифа теперь собственное воинство, малочисленное, но хорошо вооруженное и обеспеченное.
— Потому-то он в силах противостоять Уилфу.
— Верно.
— А разве полномочия шерифа и элдормена не пересекаются?
— Еще как! Элдормену положено блюсти справедливость, а шериф обязан разбираться с преступлениями против короны, в том числе с неуплатой податей. Понятно, что нередко их интересы сталкиваются.
— Какие занятные порядки!
Она похожа на музыканта, притронувшегося пальцами к струнам лиры, подумалось Олдреду: словно приноравливается к инструменту, прежде чем начать играть. Рагна явно намерена утвердиться здесь и способна в этом своем стремлении принести много пользы. С другой стороны, она может сложить голову… Знай Олдред, как ей помочь, он бы это сделал.
— Дай знать, если я на что-либо сгожусь, госпожа, — сказал он. — Приходи в аббатство. — Тут он сообразил, что женщина вроде Рагны своей красотой беспощадно уязвит сердца молодых братьев. — Или просто пошли весточку.
— Буду иметь в виду.
Олдред было повернулся к двери, но его внимание снова привлекли крупное телосложение и сломанный нос Оффы. Будучи в подчинении у элдормена, староста владел домом в городе, но, насколько Олдред знал, дел с Рагной ему иметь не полагалось.
Девушка заметила его недоумение:
— Ты знаком с Оффой, старостой Мьюдфорда?
— Разумеется!
Рагна покосилась на Агнес, которая застенчиво потупилась, и Олдред сообразил, что Оффа пришел ухаживать за Агнес — видимо, с полного одобрения госпожи. Наверное, Рагне сильно хотелось, чтобы некоторые ее слуги осели в Англии.
Монах попрощался и вышел. Пересекая площадь между собором и церковью аббатства, он наткнулся на Уигферта, покидавшего дом епископа.
— Ну что, передал послание Уинстену?
— Да, вот только что.
— Он разозлился?
— Не знаю. Взял письмо и пообещал прочесть позже.
— Хм. — Олдред почти жалел, что Уинстен такой неторопливый, ожидание становилось невыносимым.
Два монаха вернулись в аббатство. На обед был вареный угорь с луком и фасолью. Пока они ели, брат Годлеов прочитал вступление к Правилу святого Бенедикта[30]: «Obsculta, о fili, praecepta magistri, et incline aurem cordis tui» — «Слушай, сын, уроки учителя и приклони к ним ухо сердца твоего». Олдреду нравилось это выражение — «ухо сердца»; оно словно подразумевало умение слушать более внимательно и вдумчиво, чем обычно.
После трапезы монахи по крытому переходу двинулись в церковь на послеобеденное богослужение девятого часа. Этот храм был больше церкви в Дренгс-Ферри, но меньше собора в Ширинге. Он делился на неф длиной около двенадцати ярдов и алтарную часть меньшего размера, между ними пролегал узкий сводчатый проход. Монахи вошли через боковую дверь. Старшие братья заняли свои места вокруг алтаря, остальные же выстроились тремя ровными рядами в нефе, где во время служб следовало стоять и пастве — впрочем, простые люди сюда захаживали нечасто.
Стоя рядом с братьями и произнося слова молитв, Олдред в который раз ощутил, что примирился с самим собою, с людьми вокруг и с Господом. В странствиях ему этого ощущения недоставало.
Правда, сегодня мир продлился недолго.
Через несколько минут после начала службы скрипнула створка главного входа, которым редко пользовались. Все молодые монахи обернулись в ту сторону. Олдред тоже обернулся — и узнал светло-русые волосы молодого помощника епископа Уинстена, дьякона Итамара.
Старшие братья упорно продолжали молиться, но Олдред решил, что кому-то придется выяснить, зачем пожаловал Итамар. Он шагнул навстречу дьякону и шепотом спросил:
— Что тебе нужно?
Дьякон робел, но произнес громко и твердо:
— Епископ Уинстен призывает Уигферта из Кентербери.
Олдред невольно посмотрел на Уигферта: тот оглянулся с испуганным видом, его пухлое лицо исказилось. Олдред и сам испугался, но решил, что не позволит Уигферту одному выслушивать разгневанного Уинстена: до сих пор встречались люди, которые на неприятные вести отвечали тем, что отправляли обратно голову посланника в мешке. Конечно, Уинстен вряд ли на что-то такое сподобится, но кто его знает…
Олдред нарочито спокойно кивнул:
— Будь добр, извинись перед епископом и скажи, что брат Уигферт молится.
Итамару определенно не хотелось возвращаться с таким ответом.
— Епископу не понравится, что его заставляют ждать.
Олдред ничуть в этом не сомневался, однако сказал рассудительно:
— Уверен, епископ не захочет прерывать молитву человека Божьего.
Выражение лица Итамара ясно говорило, что Уинстену подобные угрызения совести неведомы, но молодой дьякон не посмел сказать это вслух.