ился на колено, за ним другой, и довольно скоро уже все деревенские выразили ей свое почтение.
Она повернулась к сопровождающим.
— Заберите телеги, — распорядилась она.
Шериф кивнул, подтверждая ее слова.
Командовал воинами Уигберт, невысокий, жилистый и суровый на вид, вспыльчивый и вечно нарывавшийся на драку. Его помощником был широкоплечий верзила Годвин, и обыкновенно люди пугались именно Годвина, но из этих двоих он был дружелюбнее и спокойнее, а вот Уигберта следовало бояться по-настоящему.
— Это мои повозки, — возразил Уинстен.
— Ты получишь их обратно, но не сегодня, — ответила Рагна.
Среди людей епископа преобладали слуги, а не воины, и потому многие поспешно отступили, едва Уигберт с Годвином шагнули к телегам.
Жители деревни продолжали стоять на коленях.
— Рагна, подожди, прошу тебя! Эй, люди, вы согласны покориться какой-то женщине?
Деревенские не откликнулись. Они вовсе не собирались вмешиваться в господскую распрю. Склонять колени можно перед кем угодно, это все мелочи, важно-то другое — кому придется платить подати.
Рагну нисколько не смутил выпад Уинстена.
— Разве ты не слышал, епископ, о великой принцессе Этельфледе, дочери короля Альфреда, владычице всей Мерсии? — Олдред уверял, что большинство простолюдинов помнит об этой замечательной женщине, которая умерла всего восемь десятков лет назад. — Она стала одной из величайших правительниц этого острова!
— Но она была из англов! — крикнул Уинстен. — А ты…
— Епископ, ты сам готовил мой брачный договор. Ты давно знал, что долина Оутен должна перейти в мое владение. Когда ты прибыл в Шербур и встретился с графом Хьюбертом, неужто ты не догадывался, что находишься в Нормандии и просишь у благородного норманна руки его дочери-норманнки?
В толпе послышались смешки, и Уинстен покраснел от гнева.
— Люди привыкли нести подати мне, — сказал он. — Отец Драка подтвердит.
Епископ со значением посмотрел на деревенского священника.
Тот выглядел испуганным и кое-как выдавил из себя:
— Слова епископа правдивы.
Рагна усмехнулась:
— Отец Драка, кто владетель долины Оутен и деревни Оутенхэм?
— Миледи, я всего лишь бедный деревенский священник…
— Но тебе же ведомо, кто владеет твоей деревней, так?
— Да, миледи.
— Тогда ответь на вопрос.
— Миледи, нас известили, что отныне долиной владеешь ты.
— Так кому люди должны платить подати?
— Тебе, миледи, — пробормотал Драка.
— Громче, будь добр, чтобы все тебя слышали.
Священник осознал, что выбора у него нет:
— Люди должны платить подати тебе, миледи.
— Благодарю. — Рагна оглядела толпу, помедлила и сказала: — Встаньте, прошу вас.
Люди подчинились.
Отлично, ее слушаются, но это только начало.
Она спешилась и подошла к столу. Все молча глазели на нее, гадая, что будет делать дальше.
— Ты Итамар, верно? — спросила она у помощника Уинстена. Пока дьякон хлопал глазами, она выхватила пергаментный свиток из его руки. Застигнутый врасплох, он не оказал ни малейшего сопротивления. В свитке, и вправду составленном на латыни, значилось, какими податями облагаются хозяйства деревни, и список содержал множество нацарапанных вручную дополнений — это явно имена сыновей и внуков тех, кто поселился в Оутенхэме когда-то и кого занесли в список изначально.
Рагна решила, что будет полезно похвастаться своей образованностью.
— До кого ты успел дойти с утра? — спросила она Итамара.
— До пекаря Вильмунда.
Она провела пальцем по списку и прочла вслух:
— Вильмундус Пистор[32]. Здесь сказано, что он должен платить тридцать шесть пенсов в четверик. — В толпе изумленно зашептались, дивясь тому, что Рагна не просто умеет читать, а знает латынь. — Вильмунд, покажись.
Пухлый молодой мужчина с белыми следами муки в черной бороде выступил вместе с женой и сыном-подростком. Все они держали в руках кошельки. Пекарь медленно отсчитал двадцать пенни цельными монетами, а его жена набрала еще десять половинками.
— Как тебя зовут? — обратилась к ней Рагна.
— Регенхильд, миледи, — ответила она настороженно.
— А это твой сын?
— Да, миледи, его зовут Пенда.
— Славный паренек.
— Спасибо, миледи, — Регенхильд несмело улыбнулась.
— Сколько тебе лет, Пенда?
— Пятнадцать, миледи.
— Ты высокий для своего возраста.
— Ну да, — Пенда покраснел.
Он отсчитал шесть пенни четвертинками, теперь вся подать была выплачена. Эти трое вернулись в толпу, явно довольные тем вниманием, которым их удостоила знатная дама. Пусть она всего-навсего проявила к ним интерес как к людям, а не только к источнику доходов, они запомнят этот день на долгие годы.
Рагна повернулась к старосте Дудде и, притворяясь, будто ничего не знает, попросила:
— Расскажи-ка мне об этих палках с насечками.
— Они от Габерта, мастера с каменоломни, — объяснил Дудда. — Каждая палка — это отдельная покупка, а один камень из пяти принадлежит нашему господину.
— То есть мне.
Дудда угрюмо кивнул:
— Так нам сказали.
— Кто из вас Габерт?
Худой мужчина со шрамами на руках выступил вперед и закашлялся. Палок на столе насчитывалось семь, лишь одна из них была с пятью зарубками. Рагна взяла эту палку как бы невзначай.
— Поведай мне, Габ, какую сделку ты записал вот тут.
— Покупателем был паромщик Дренг, миледи. — Габ говорил хрипло и постоянно кашлял — без сомнения, надышался за много лет пыли в каменоломне.
Словно пытаясь понять запись, Рагна проговорила:
— Итак, Дренг купил у тебя пять камней.
— Верно, миледи. — Габ смотрел исподлобья, словно гадая, что у нее на уме. — Я должен отдать тебе цену одного из них.
Она повернулась к Дудде:
— Правильно?
Староста помялся, будто предчувствуя неприятности, но не понимая, откуда те могут исходить.
— Да, миледи.
— Хм… Со мною вместе прибыл строитель Дренга.
Рагна услышала два или три испуганных возгласа; похоже, догадалась она, кое-кто из жителей знал о мошеннических проделках Габа. Сам мастер внезапно скривился, а красное лицо Дудды вдруг посерело.
— Иди сюда, Эдгар, — позвала Рагна.
Эдгар вышел из-за спин воинов и слуг и приблизился к Рагне. Дудда испепелил его ненавидящим взглядом.
— Сколько камней ты приобрел в моей каменоломне, Эдгар?
Габ быстро вставил:
— Ровно пять, так ведь, парень?
— Не так, — возразил Эдгар. — На крышу пивоварни пяти камней мало. Я купил десять.
Габ явно перетрусил:
— Просто недоглядел, миледи, клянусь! С кем не бывает…
— Недоглядел, говоришь? — переспросила Рагна строго.
— Клянусь, миледи…
— Замолчи. — Рагна предпочла бы избавиться от Габа, но подходящей замены мастеру на каменоломне прямо сейчас у нее не было, и потому она решила сделать добродетель из нужды. — Я не стану тебя наказывать. Я лишь повторю слова Господа нашего, обращенные к прелюбодейке: ступай и впредь не греши[33].
Толпа удивилась, но, похоже, одобрила это решение. Рагна надеялась, что сумела показать себя владетелем, которого нельзя обмануть, но который не чужд милосердия.
Она повернулась к Дудде:
— А вот тебя я прощать не намерена. Твой долг состоит в том, чтобы заботиться об имуществе своего господина, и ты этим долгом пренебрег. Ты больше не староста.
Она прислушалась к гомону толпы. Да, звучали удивленные восклицания, но никто как будто не роптал, должно быть, люди не сильно жалели Дудду.
— Пусть выйдет человек по имени Серик.
Мужчина лет пятидесяти, глядя по сторонам, протолкался вперед и поклонился Рагне.
— Мне говорили, что Серик — честный человек, — сказала она, посматривая на деревенских.
Она не спрашивала, а утверждала, иначе людям могло почудиться, будто выбор был за ними. Но Рагна обратила внимание на то, что несколько человек одобрительно хмыкнули, а другие согласно закивали. Пожалуй, чутье Эдгара не подвело: Серик может быть полезен.
— Отныне ты староста этой деревни, Серик.
— Спасибо, миледи, — поблагодарил Серик. — Клянусь быть честным и справедливым.
— Хорошо. — Рагна перевела взгляд на помощника епископа Уинстена: — Итамар, твои услуги больше не требуются. Отец Драка, займи его место.
Драка встрепенулся, покосился на Уинстена, но все же сел за стол, а Серик встал рядом с ним.
Разгневанный епископ удалился, его люди поспешили за ним.
Рагна огляделась. Жители деревни молча ждали ее дальнейших действий. Она сумела возвысить себя в их глазах, убедила, что ее распоряжения должны исполняться беспрекословно. Словом, утвердила свою власть — и осталась вполне довольной тем, как все вышло.
— Что ж, — сказала она, — давайте продолжим.
19
Июнь 998 г.
Олдред покинул Ширинг верхом на своем пони Дисмасе и двинулся в сторону Кума. Поскольку в одиночку перемещаться было небезопасно, он присоединился к старосте Оффе, который направлялся в Мьюдфорд. Монах вез письмо настоятеля Осмунда приору — ничего особенно важного, обычная деловая переписка по поводу земли, которая неким причудливым образом оказалась в совместном владении сразу двух монастырей. В седельной суме Олдреда, тщательно обернутый полотном, лежал драгоценный список «Бесед» папы Григория Великого[34], скопированный и разукрашенный в скриптории Ширингского аббатства: это был дар приорству в Куме. Олдред надеялся получить от Ульфрика ответный дар — еще одно сочинение для библиотеки в Ширинге. Порой книги покупали и продавали, но куда чаще ими обменивались. Впрочем, истинной причиной, по которой Олдред отправился в Кум, не были ни письмо, ни книга: на самом деле монах расследовал темные делишки епископа Уинстена.
Он хотел прибыть в Кум сразу после мидсоммера, когда в городе окажутся Уинстен и Дегберт, если они будут следовать своему привычному распорядку. Олдред поставил себе целью разузнать, чем занимаются порочные двоюродные братья, и выяснить, связаны ли их городские похождения каким-либо образом с тайной Дренгс-Ферри. Конечно, настоятель строго-настрого велел ему прекратить расследование и более не лезть в это дело, однако Олдред отнюдь не собирался подчиняться.