— Ага! Я привел обратно его рабыню.
— Ясно.
Тут из таверны вышел Дренг. Верховой был ему знаком.
— Здорово, Стигги! Что тебе нужно? Ба! Клянусь всеми богами, да это же мелкая шлюшка Блод!
— Скажи мне кто, что это твоя рабыня, я бы оставил ее в Уэльсе и забрал бы другую пленницу, — проворчал Стигги.
— Но она моя.
— С тебя причитается за ее возвращение.
Дренг посмурнел:
— Неужели?
— Так сказал епископ Уинстен.
— Понял. А сколько заплатить, он не сказал?
— Половину ее цены.
— Эта жалкая шлюха не стоит ни монетки!
— Я просил за нее фунт, а дама Рагна давала половину.
— То есть я должен тебе половину полфунта? Целых шестьдесят пенни?
— Дама Рагна давала сто восемьдесят.
— Ты же не ей продал, верно? Давай отвяжи эту сучку, и пошли внутрь.
— Деньги вперед.
Дренг постарался изобразить дружелюбие:
— Разве ты откажешься от мясной похлебки и кружки эля?
— Откажусь. Всего-то полдень. Давай мои деньги, и я сразу поеду обратно. — Стигги не блистал умом, но знал повадки владельцев таких вот заведений. Если он напьется в таверне Дренга и заночует здесь, кто знает, сколько монет с него вычтут поутру.
— Ладно, — смирился Дренг и скрылся в таверне.
Стигги слез с лошади и развязал Блод. Та молча уселась на землю.
Дренга не было долго, но наконец он появился — с деньгами, завернутыми в тряпку, Стигги забрал монеты и сунул сверток в кошель на поясе.
— Пересчитывать не будешь? — удивился Дренг.
— Я тебе доверяю.
Эдгар подавился смехом. Чтобы доверять Дренгу, нужно быть полным олухом. Видимо, этот Стигги не умел считать до шестидесяти.
Горожанин взобрался в седло.
— Ты уверен, что тебе не хочется отведать знаменитого эля моей жены? — Дренг явно надеялся, что сумеет вернуть хотя бы часть потраченного.
— Уверен. — Стигги развернул лошадь и двинулся в сторону Ширинга.
— Ступай внутрь! — велел Дренг, и Блод подчинилась. Когда она проходила мимо, он врезал ей по спине. Девушка вскрикнула от боли, споткнулась, но устояла на ногах. — Чего встала? Иди давай! Это только начало.
Эдгар было сунулся за нею, однако Дренг преградил ему путь и строго наказал:
— Оставайся снаружи.
Потом вошел в таверну и захлопнул дверь.
Эдгар уставился на реку. Мгновение спустя из-за двери раздались крики Блод. Юноша твердил себе, что тут ничего не поделаешь, любого раба непременно наказывают за побег. Имущества у таких людей нет, виру они заплатить не в состоянии, значит, приходится терпеть побои. Так поступали все вокруг — и так предписывал закон.
Блод снова закричала, ее вопли перемежались всхлипами, а Дренг громко кряхтел, нанося удар за ударом, и одновременно осыпал проклятиями свою жертву.
Дренг в своем праве, думал Эдгар. Вдобавок он наниматель и кормилец Эдгара, так что вмешиваться нельзя.
Блод начала молить о пощаде. Донеслись возгласы Лив и Этель, тоже обращенные к Дренгу, но тот явно не унимался.
Голос Блод сорвался на истошный вопль.
Эдгар не выдержал — распахнул дверь и ворвался в таверну. Блод на полу извивалась всем телом от боли, ее лицо заливала кровь. Дренг пинал рабыню ногами. Когда она прикрывала голову, он бил ее в живот, а когда она заслоняла руками тело, принимался лупить по голове. Лив и Этель хватали его за руки и пытались оттащить, но для них он был слишком силен.
Если так будет продолжаться, Блод умрет.
Эдгар прыгнул на Дренга сзади и дернул в сторону.
Дренг вывернулся из рук Эдгара, быстро развернулся и врезал юноше в лицо. Несмотря на вечные жалобы на больную спину, сил у него имелось в достатке, так что удар вышел болезненным. Пальцы Эдгара словно сами собой сжались в кулак и от души влупили Дренгу по челюсти. Голова Дренга откинулась назад, точно крышка сундука, и хозяин таверны рухнул навзничь.
Не вставая с пола, он указал на Эдгара взмахом руки.
— Вон из этого дома! — прорычал он. — И не вздумай возвращаться!
Однако Эдгар не послушался. Вместо этого он надавил обоими коленями на грудь Дренгу, затем схватил того руками за горло. Дренг захрипел, безуспешно пытаясь высвободиться.
Лив пронзительно закричала.
Эдгар наклонился так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Дренга.
— Еще раз поднимешь на нее руку, и я вернусь, — негромко проговорил он. — Но тогда, Богом клянусь, я тебя прикончу.
Он ослабил хватку. Дренг шумно выдохнул и завозился на полу. Эдгар бросил взгляд на двух его жен, испуганно жавшихся в сторонке.
— Так все и будет, уж поверьте, — мрачно сказал он.
Встал и вышел из таверны.
По берегу реки он направился к хозяйству своих братьев, потирая левую скулу. Вот же зараза этот Дренг, теперь синяк под глазом будет. Эдгар спрашивал себя, правильно ли он поступил, что ушел. Ведь с Дренга станется снова накинуться на Блод, едва он восстановит дыхание. Оставалось лишь уповать на то, что он воспримет угрозу Эдгара всерьез.
Сам Эдгар потерял работу. Наверное, Дренг поставит на его место Блод. Та вполне сможет управлять паромом, когда оклемается от побоев. Быть может, это помешает Дренгу колотить ее почем зря, что уже неплохо.
Близился полдень, Эрмана и Эдбальда видно не было, должно быть, братья обедают в доме. Он почти угадал: они сидели на солнышке возле дома, за столом, который когда-то сделал их младший брат, и, похоже, только что закончили есть. Матушка держала на руках малютку Уинни, той исполнилось четыре месяца, и напевала ей песенку, которая почему-то казалась знакомой. Как знать, вдруг Эдгар слышал эту песенку, еще когда сам был крохой. Рукава матушкиного платья были закатаны, и юноша поразился, осознав, насколько тонкими сделались ее руки. Она никогда не жаловалась, но ее явно пожирала какая-то хворь.
Эдбальд воззрился на нежданного гостя:
— Что у тебя с лицом?
— Поцапался с Дренгом.
— Из-за чего?
— Его беглую рабыню Блод изловили, и он ее почти прибил, но я его остановил.
— Зачем ты влез? Он ее хозяин, может хоть убить, если ему так вздумается.
Брат почти не преувеличивал. За убийство раба без веского повода полагалось раскаяться и несколько дней поститься, однако повод при случае придумать было легко, а покаянный пост не выглядел суровым наказанием.
— Я не позволю ему убивать ее на моих глазах, — возразил Эдгар.
Он невольно в запале повысил голос, и малышка Уинни испуганно захныкала.
— Вот же болван, прости Господи! — в сердцах бросил Эрман. — Чего ты кобенишься? Дренг же тебя выгонит!
— Уже выгнал. — Эдгар уселся за стол. Котелок пустовал, но он отломил кусок от ячменной буханки. — Я к нему в таверну не вернусь!
Он начал есть.
— Надеюсь, ты не думаешь, что мы собираемся тебя кормить, — процедил Эрман. — Если тебе хватило глупости потерять свое место, ищи себе другое.
Квенбург забрала ребенка у матушки и прибавила:
— У меня и так мало молока для Уинни. — Она обнажила грудь и дала младенцу сосок, ухитрившись при этом призывно подмигнуть Эдгару.
Юноша встал:
— Если мне здесь не рады, я уйду.
Матушка прикрикнула:
— Не говори ерунды! Садись и ешь. — Она оглядела остальных: — Мы — семья. Все мои дети и внуки будут питаться за этим столом, покуда в доме найдется хоть одна хлебная корка. Постарайтесь это запомнить!
Ночью разыгралась буря. Порывы ветра сотрясали бревенчатый дом, проливной дождь норовил прорваться сквозь соломенную крышу. Все проснулись, в том числе малютка Уинни, которая было заплакала, но быстро угомонилась, припав к материнской груди.
Эдгар приоткрыл дверь и выглянул наружу. Там царила непроглядная тьма, в которой угадывалась лишь пелена дождя, походившая на какое-то диковинное зеркало, ибо в ней отражались красные огоньки углей, тлевших в очаге за спиной. Он плотно закрыл дверь.
Уинни снова заснула, да и остальные как будто задремали, однако Эдгару не спалось. Что будет с сеном у реки? Если оно сильно намокнет, то начнет гнить. Получится ли высушить траву, если погода утром опять изменится и снова выйдет солнце? Ему не хватало опыта работы на земле, чтобы ответить на этот вопрос.
С рассветом ветер улегся, а дождь утих, но не прекратился до конца. Эдгар вновь выглянул наружу.
— Пойду проверю сено, — сказал он, беря накидку.
Братья и матушка отправились с ним, оставив Квенбург с младенцем.
Дойдя до берега, они сразу поняли, что их постигла беда. Все поле ушло под воду, на поверхности которой плавали клочья сена.
Все четверо в ужасе взирали на эту картину.
— Сена не будет, мы ничего не исправим. — Матушка повернулась и пошла обратно к дому.
— Если уж мама говорит, что надежды нет, значит, все пропало, — проворчал Эдбальд.
— Мне вот интересно, как так вышло, — задумчиво проговорил Эдгар.
— Проку-то! — недовольно отозвался Эрман.
— Дождь был слишком сильным, чтобы земля могла впитать всю влагу, вот почему вода стекала с холма в низину и скапливалась тут.
— Мой братец умен не по годам.
Эдгар предпочел не услышать подколку:
— Уйди вода вовремя, сено можно было бы спасти.
— И что с того? Она же не ушла.
— Хочу понять, сколько времени потребуется, чтобы прорыть канаву от вершины холма через поле до берега. Так получится сток в реку.
— Поздно спохватился!
Поле было длинным и узким, Эдгар предположил, что его ширина составляет около двухсот ярдов. Крепкий мужчина мог бы прокопать канаву за неделю или за две, если почва окажется неподатливой.
— Вокруг поля земля чуть проседает. — Эдгар прищурился от дождя. — Лучше всего копать именно там.
— Нам сейчас только канавы и не хватает! — окрысился Эрман. — Пора овес полоть, дальше жатва наступит. А матушка в поле больше не выходит.
— Я сам выкопаю канаву.
— А чем мы питаться будем, вшестером-то?
— Не знаю, — честно ответил Эдгар.
Братья поплелись под дождем обратно в дом. Тут Эдгар сообразил, что матушка куда-то запропала. Он спросил у Квенбург: