— Прости.
— У меня было два выкидыша до Уигельма, не говоря уже о мертворожденных детях.
— Я помню, как родился Уигельм, — задумчиво произнес Уинстен. — В пять лет я хотел его убить.
— Такие чувства часто посещают старших детей. Это духи подзуживают. Редко доходит до чего-то серьезного, но я все равно держала тебя подальше от колыбельки Уигельма.
— А он доставлял тебе трудности?
— Его роды были попроще твоих, хотя деторождение само по себе — сомнительное удовольствие. Обычно рожать второго ребенка легче, чем первого. — Гита прислушалась к шуму из соседнего дома: — Похоже, Рагна со мною не согласилась бы. Там явно что-то не так.
— Смерть при родах — обычное дело. — Уинстен хохотнул, перехватил мрачный взгляд Гиты и осознал, что его веселье неуместно. Мать на его стороне, что бы он ни творил, но женщина остается женщиной. — Кто ухаживает за Рагной?
— Повитуха из Ширинга, зовут Хильди.
— А, местная знахарка с языческими снадобьями.
— Она самая. Если Рагна и новорожденный умрут, Осберт никуда не денется.
Первому ребенку Рагны уже исполнилось два года, этого рыжеволосого крепыша назвали Осбертом в честь отца Уилвульфа. Осберт останется законным наследником элдормена, даже если второй отпрыск Рагны умрет сегодня.
Уинстен снисходительно махнул рукой:
— Ребенок без матери — ерунда, а не угроза. — Кроме того, от двухлетнего ребенка нетрудно избавиться; вслух он этого говорить не стал, припомнив недавнее недовольство Гиты.
Она молча кивнула.
Он пригляделся к матери. Тридцать лет назад ее лицо пугало. Нынче ей за пятьдесят, ее волосы уже давно поседели, а за последнее время и темные брови запестрели серебристыми крапинками, над верхней губой пролегли новые морщинки, а округлая прежде фигура сделалась грузной. При всем том Гита сохраняла способность вселять страх в сердце сына.
Она умела терпеть и сидеть неподвижно, как свойственно женщинам, но вот Уинстен таким даром не владел. Он шаркнул ногами, поерзал на табурете.
— Господи Боже, сколько еще ждать?!
— Если ребенок застрянет, обычно умирают оба — и он, и роженица.
— Помолимся за это. Нам нужно, чтобы Уилфу наследовал Гарульф. Это единственный способ сберечь все, чего мы добились.
— Ты прав, как ни жаль. — Гита скривилась: — Гарульф не самый умный мужчина на свете. К счастью, мы знаем, как им управлять.
— Зато воины его любят.
— Никогда этого не понимала.
— Он всегда готов прикупить бочонок-другой эля и разрешает им пускать по кругу пленниц.
Мать снова смерила Уинстена неодобрительным взглядом, но епископ знал, что это наносное: в урочный час она сделает ровно то, что необходимо для семьи, — что бы это ни было.
Крики за окном наконец прекратились. Уинстен и Гита настороженно вслушивались в наступившую тишину. Уинстен даже начал думать, что его заветное желание сбылось.
А затем раздался громкий плач новорожденного.
— Выжил! — процедил Уинстен. — Вот же сука!
Дверь открылась, показалась мокрая от дождя голова пятнадцатилетней служанки Винтрит, дочери кухарки Гильды.
— Мальчик! — радостно сообщила она. — Сильный, как телок, и с отцовским подбородком!
Голова исчезла, а Уинстен пробормотал:
— Чтоб он провалился со своим треклятым подбородком!
— Итак, кости за нас не сыграли.
— Это все меняет.
— Верно. — Гита призадумалась: — Придется измысливать что-то новенькое.
Уинстен растерялся:
— Ты о чем, мама?
— Мы действуем неправильно.
Уинстен так не считал, но привык, что мать обыкновенно оказывается права.
— Продолжай.
— Зря мы так одержимы Рагной.
Уинстен приподнял бровь:
— Да что ты?!
— Беда не в ней, а в Уилфе.
Уинстен помотал головой, показывая, что совершенно сбит с толку. Оставалось терпеливо ждать, пока Гита поделится своими мыслями.
Помолчав, она сказала:
— Уилф сильно увлекся Рагной. Никогда раньше он не влюблялся так горячо. Он любит ее, даже обожает, а она, кажется, знает, как доставить ему удовольствие — и в постели, и в быту.
— Это не мешает ему время от времени трахать Инге.
Гита пожала плечами:
— Мужчины не склонны замыкаться на одной женщине. Но Инге для Рагны не опасна. Доведись Уилфу выбирать между ними двоими, он без колебаний выберет Рагну.
— Думаешь обольстить Рагну и заставить ее предать Уилфа?
Гита покачала головой:
— Нет. Знаю, ей по душе тот даровитый мальчуган из Дренгс-Ферри, но нам это не поможет. Он ей не ровня.
Уинстен припомнил юнца-корабела из Кума, того самого, который вместе с семьей перебрался в Дренгс-Ферри. И вправду ничтожество.
— Не годится. — Он ухмыльнулся: — Она должна согрешить с каким-нибудь смазливым горожанином, который заберется ей под юбку, пока Уилф сражается с викингами.
— Сомневаюсь, что эта затея выгорит. Рагна слишком умна для того, чтобы ставить под удар свое положение ради мимолетного увлечения.
— Как ни жаль, вынужден с тобой согласиться.
В дверь снова просунулась голова Винтрит, мокрее прежнего. На лице девчонки играла шальная улыбка.
— Еще мальчик! — выпалила она.
— Близнецы?! — изумилась Гита.
— Второй поменьше и темненький, но тоже крепкий! — Винтрит убежала.
— Дьявол побери их обоих! — прошипел Уинстен.
— Теперь на пути Гарульфа уже трое, а не один. — Гита нахмурилась.
Появление на свет близнецов меняло все привычные расклады. Уинстен некоторое время обдумывал последствия этого события, его мать наверняка занималась тем же самым.
Наконец епископ разочарованно произнес:
— Но должен ведь найтись способ разлучить Уилфа с Рагной. На ней свет клином не сошелся, разрази меня гром!
— Быть может, отыщется другая девица, которой он увлечется. Помоложе Рагны и, не исключено, более похотливая.
— Ты знаешь, где такую взять?
— Надо поискать.
— По-твоему, у нас получится?
— Полагаю, да. Ничего другого мы все равно не придумаем.
— Где ты намерена искать замену Рагне?
— Не знаю. — Гита вдруг встрепенулась: — А если просто купить?
После мирного Рождества Железная Башка напал снова.
Холодным и ясным утром Эдгар выгружал камни с плота на берегу возле дома братьев. Он готовился строить коптильню. Довольно часто в садок попадало больше рыбы, чем семья могла продать, и зимой дом внутри словно превратился в перевернутый лес: тушки угрей свисали со стропил голыми молодыми деревцами. Ничего, в каменной коптильне свободного места будет много, да и опасность пожара не та, что в деревянном доме.
Он все увереннее работал с камнем. Давно закончил укреплять монастырскую церковь, и колокольня уже не грозила упасть. Целых два года Эдгар управлял каменоломней в Оутенхэме, широко торговал камнем и добывал деньги для себя и для Рагны. По зиме спрос, естественно, снижался, и Эдгар воспользовался этой возможностью, чтобы набрать камней для семейного хозяйства.
Появился Эдбальд, кативший пустую бочку по неровной тропинке вдоль берега реки.
— Эль закончился, — сказал он. Теперь на доходы от пруда с рыбой они могли позволить себе многое.
— Погоди, сейчас помогу. — Эдгар спрыгнул с плота. Один человек вполне справлялся с пустой бочкой, но вот полную обычно катали в четыре руки.
Они занесли бочку в таверну, и Бриндл юркнул внутрь следом за ними. Пока они расплачивались с Лив, паром привез двоих путников. Эдгар узнал Одо и Аделаиду, гонцов, недавно прибывших из Шербура. Эти двое, муж и жена, пару недель назад проходили через Дренгс-Ферри, тогда их сопровождали воины, а доставляли они письма и деньги для Рагны.
Эдгар поздоровался:
— Что, домой собрались?
Одо ответил с заметным чужеземным выговором:
— Да, рассчитываем сесть на корабль в Куме.
Высокий и широкоплечий, на вид лет тридцати, он стриг свои светлые волосы по норманнскому обычаю, то есть сбривал до кожи на затылке. На боку у него висел увесистый меч.
На сей раз воинов с гонцами не было, поскольку деньги везти обратно не потребовалось.
Аделаида взволнованно защебетала:
— Мы очень спешим привезти домой отличные новости! Леди Рагна родила двойню! Близнецы, оба мальчики!
Невысокая, тоже светловолосая, как ее муж, она носила подвеску на серебряной нитке — крупинку янтаря. Такая подвеска подошла бы Рагне, мимоходом заметил Эдгар.
Надо же — близнецы! Эдгар довольно усмехнулся. Теперь наследником Уилвульфа точно станет кто-то из отпрысков Рагны, а не сынок Инге Гарульф, жестокий и туповатый.
— Мы рады за даму Рагну.
Дренг, который тоже слышал слова Аделаиды, не упустил случая примазаться:
— Уверен, все захотят выпить за здоровье наших новых владетелей!
Посторонний мог бы подумать, что он предлагает промочить горло за счет заведения, однако Эдгар знал, что это его обычная уловка.
Норманны на нее не попались:
— Мы хотим добраться до Мьюдфорд-Кроссинга до наступления темноты, — сказал Одо, и гонцы отбыли.
Эдгар с Эдбальдом докатили заново наполненную бочку до дома, после чего Эдгар вернулся к разгрузке плота: он обвязывал камни веревкой и таскал их с берега вверх по склону к месту будущей коптильни.
Зимнее солнце стояло высоко, он как раз приготовился сгрузить последний камень, когда с дальнего берега реки донесся крик:
— Эй! Помогите, прошу!
Эдгар обернулся на голос и увидел мужчину с женщиной на руках. Оба были без одежды, женщина не шевелилась. Приглядевшись, Эдгар узнал Одо и Аделаиду.
Он прыгнул на плот и поплыл через реку. Должно быть, на гонцов напали и отняли все, в том числе одежду.
Когда плот достиг дальнего берега, Одо перебрался на суденышко, продолжая бережно держать Аделаиду. Он устало опустился на грубо обтесанную каменную глыбу. На лице кровь, один глаз заплыл, ногу он подволакивал; Аделаида глаз не открывала, ее светлые волосы были запачканы кровью, но женщина дышала.
Эдгар испытывал смешанные чувства — ему остро хотелось помочь этой хрупкой на вид чужестранке, а еще его переполняла ненависть к тем, кто у