Олдред пошел будить нерадивого перевозчика.
Дверь таверны была закрыта, окна прятались за ставнями. На стук никто не откликнулся, поэтому Олдред поднял наружную щеколду на двери и вошел внутрь.
В доме было пусто.
Замерев на пороге, приор озадаченно огляделся. Одеяла сложены стопкой, пол застелен тростником. Бочонки и кувшины с элем, по всей видимости, унесли на пивоварню и закрыли на замок. От погасшего очага пахло остывшим пеплом.
И ни души.
Управлять паромом было некому. Как хочешь, так и выкручивайся.
«Что ж, — сказал себе Олдред, — сами справимся. Мы должны перевезти этих паломников. Монахи будут трудиться по очереди. Да, все получится».
Недоуменно качая головой, приор вышел наружу, снова посмотрел в сторону реки — и лишь тогда заметил, что парома нигде не видно. Не веря собственным глазам, Олдред оглядел реку и с замиранием сердца осознал печальную истину — паром сгинул неизвестно куда.
Судя по всему, Дренг забрал обеих своих жен и рабыню — и уплыл на пароме.
Но что на него вдруг нашло? Дренг ведь старался никуда не ездить, деревню он покидал от силы раз в год, когда отправлялся в Ширинг, а добраться до города по реке было невозможно.
Значит, он уплыл вверх по течению, в сторону Батфорда и Оутенхэма? Или же вниз, в сторону Мьюдфорда и Кума? Ни то, ни другое не имело особого смысла, тем более для путника, обремененного семьей.
Оставалось только гадать, по какой причине Дренг столь спешно снялся с насиженного места.
Вряд ли это совпадение, уныло признал Олдред. Дренг, конечно же, знал об изваянии святого Адольфа и о том, что в Белое воскресенье состоится чествование святого. Знал, подлец, но скрылся в тот самый день, когда Олдред ожидал в церкви сотни паломников. Его отсутствие грозило крахом всем замыслам Олдреда.
Должно быть, он поступил так нарочно…
Едва додумав эту мысль, Олдред сообразил, что из всего случившегося следует простой, но верный вывод.
Дренга подговорил епископ Уинстен.
Их обоих приору хотелось задушить голыми руками.
Он укорил себя за греховные помыслы. Да и, в конце концов, что толку злиться и распалять в себе гнев. Надо понять, что делать дальше.
Ответ пришел сразу. Паром пропал, но у Эдгара есть плот. Обычно этот плот тоже привязывали у таверны, но сейчас речные берега пустовали. Нужно проверить, не исключено, что Эдгар причалил его у дома своих братьев.
Воодушевленный, Олдред быстрым шагом двинулся вверх по склону холма.
Эдгар решил возвести себе дом напротив новой церкви, пускай самой церкви пока не было, и никто не мог сказать, появится ли она хоть когда-нибудь. Стены он уже поставил, но солому на крышу еще не стелил. Несмотря на ранний час, Эдгар сидел на тюке соломы и чертил что-то камешком на большом куске сланца, прикрепленном к деревянной раме. Он явно что-то подсчитывал, то хмурясь, то зажмуриваясь, то цокая языком, — быть может, прикидывал, сколько материала ему понадобится на каменную пристройку в честь святого.
— Где твой плот?! — крикнул Олдред, даже не поздоровавшись.
— На берегу реки, у таверны. А что?
— Его там нет.
— Проклятье! — Эдгар вскочил и ринулся проверять, а Олдред последовал за ним. Со склона берег реки просматривался далеко в обе стороны, и на воде не было заметно ни единого суденышка. — Странно. Плот и лодка никак не могли уплыть по случайности вместе.
— А кто говорит о случайности? Это все подстроено!
— Не понял.
— Дренг исчез. Таверна пуста.
— Выходит, он уплыл на пароме… А мой плот забрал, чтобы мы им не воспользовались.
— Точно. Наверняка он бросил плот в нескольких милях отсюда. Потом скажет, что понятия не имеет, что стряслось. — Олдред понурился, признавая поражение: — Без парома и плота мы не сможем переправить паломников через реку.
Эдгар прищелкнул пальцами:
— У Агаты тоже есть лодка! Совсем крохотная, один на веслах, двое на скамье, если сесть вплотную. Но это все-таки лодка.
Олдред снова приободрился:
— Маленькая лодка — это лучше, чем никакая.
— Я доберусь вплавь до острова о попрошу об одолжении. Думаю, Агата не откажется помочь, особенно когда узнает о происках Дренга и Уинстена.
— Давай ты начнешь перевозить паломников, а через часок я подошлю кого-то из братьев тебя сменить.
— Паломники захотят перекусить в таверне.
— Там никого нет, но мы можем продать им еду из запасов приорства. У нас есть эль, хлеб и рыба. Мы справимся.
Эдгар сбежал с холма к берегу реки, а Олдред заторопился в обитель. Хорошо, что солнце только-только встало: еще достаточно времени наладить переправу через реку и превратить монастырь в таверну.
К счастью, денек выдался погожий. Олдред велел монахам расставить во дворе столы и собрать по деревне кружки и миски, а сам обошел деревенские лавки, выпрашивая бочонки с элем и буханки свежего и даже зачерствевшего хлеба. Брата Годлеова он отправил скупить всю рыбу, которая имелась в наличии у Букки, а потом наказал разжечь огонь и варить свежий улов. В общем, приор сбивался с ног, однако ощущал, что суетится не напрасно.
Вскоре от реки начали приходить паломники. Другие тянулись с суши, с противоположной стороны. Монахи начали продавать еду и питье. Те, кто предвкушал угощение мясом и крепким элем, недовольно бурчали, но большинство с радостью принимали монастырскую снедь и от чистого сердца благодарили братию.
Потом пришел Эдгар и сообщил, что очередь на лодку становится все длиннее, а некоторые паломники разворачиваются и расходятся по домам, не желая ждать. Гнев на Дренга в груди Олдреда вспыхнул с новой силой, но приор заставил себя сохранять спокойствие. Уходят — так уходят, тут ничего не поделаешь, сказал он себе и продолжил разливать эль в деревянные кружки.
За час до полудня монахи повели паломников в церковь. Олдред изначально рассчитывал на то, что в церквушке будет не протолкнуться и что службу, может быть, придется повторить дважды, если всем пришедшим не хватит места, но из-за козней Дренга этого не потребовалось.
Усилием воли приор заставил себя отвлечься от управления развернутой на скорую руку монастырской таверной. Знакомые латинские фразы быстро успокоили мятущуюся душу. Как ни странно, они схожим образом подействовали и на прихожан, которые внимали молитвам непривычно тихо.
В завершение Олдред опять поведал историю жизни и мученической гибели святого Адольфа, а затем началось воздвижение изваяния. Многие крестьяне уже видели это зрелище ранее, так что лишь некоторые испугались, а остальные восторженно и благоговейно наблюдали за происходящим.
После службы все пожелали отобедать.
Несколько человек попросили о ночлеге. Олдред предложил им переночевать с монахами в дормитории либо остановиться в таверне: та, конечно, пустовала, но разместиться внутри не возбранялось. Однако там не было ни еды, ни питья.
Люди слушали и хмурились. Для них паломничество было праздником, они с нетерпением ожидали веселого вечера, хотели поболтать с другими паломниками, выпить и закусить, а то и предаться плотским утехам.
В итоге большинство предпочло вернуться домой.
На закате Олдред уселся на землю между церковью и монашеским домом и стал наблюдать, как багровое солнце опускается навстречу своему отражению в воде. Вскоре к приору присоединился Эдгар. Некоторое время они сидели молча, а потом Эдгар спросил:
— Что, не срослось?
— Срослось, но могло быть и лучше. Мысль-то здравая, и если бы не происки кое-кого…
— Будешь пробовать снова?
— Не знаю, честно сказать. Паромом владеет Дренг, мы от него зависим. А ты как считаешь?
— Я кое-что придумал.
Олдред улыбнулся: в этом весь Эдгар — постоянно что-то придумывает, причем обычно что-то полезное.
— Поделись, будь добр.
— Нам не понадобится паром, будь у нас мост.
Олдред пораженно уставился на собеседника:
— Ого! В дерзости тебе не откажешь.
— Ты хочешь, чтобы в твою церковь приходили паломники, так? Река — существенная преграда, особенно если вспомнить, что паром в руках Дренга. Мост сделает монастырь легкодоступным.
Целый день настроение скакало туда и сюда, от взлета к падению и обратно, и сейчас беспросветное уныние Олдреда опять сменилось безумной надеждой.
— А мы сумеем построить мост? — спросил он, весь дрожа от возбуждения.
Эдгар пожал плечами:
— У нас много древесины.
— Верно. Уже излишки складывать некуда. Но знаешь ли ты, как строятся мосты?
— Я думал об этом. Самое трудное — установить столбы в русле реки.
— Как-то же их ставят, мостов вокруг полным-полно.
— Да. Насколько мне известно, основание столбов закрепляют в больших емкостях с камнями на дне реки. Эти емкости должны иметь острые углы, смотрящие вверх и вниз по течению, а еще их нужно надежно врыть в дно, чтобы не снесло водой.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я приглядывался к тем мостам, которые видел раньше.
— То есть ты давно думал об этом?
— Ну да. Чем еще мне заниматься? У меня же нет жены, которая отвлекала бы от раздумий.
— Мы должны построить мост! — воскликнул Олдред, но сразу спохватился: — Правда, я не смогу оплатить твой труд.
— До сих пор ты ни за что мне не платил. Будешь и дальше меня учить.
— Сколько времени займет строительство?
— Выдели мне в помощь двоих сильных братьев, и я справлюсь, полагаю, за полгода или год.
— То есть срок — до следующего Белого воскресенья?
— Ага, — подтвердил Эдгар.
Сотенный суд в следующую субботу чуть было не перерос в бунт.
Паломники оказались не единственными, кому причинило немалые неудобства исчезновение Дренга. Пастух Сэм пытался переправить через реку стадо годовалых овец, которых предполагал продать на рынке в Ширинге, но вынужден был развернуться и уйти восвояси. Кроме того, еще несколько местных жителей с противоположного берега тоже поневоле остались дома, хотя собирались на рынок. Те, кто пользовался паромом Дренга по особым случаям, в праздники, ворчали и того громче. Словом, все считали, что их бессовестно подвел человек, на которого люди привыкли полагаться. Старосты окрестных деревень дружно ругали Дренга.