антника внимательно наблюдали две пары глаз, смотревших на раненого врага с напряженных лиц, одно из которых было черным, точно шоколад.
– Твою мать, – не смог сдержать самого искреннего удивления Олег. – Негр, чтобы тебя!
– What, – оскалив идеально белые клыки, с явной обидой воскликнул темнокожий солдат, вскидывая свою М16А2 с укрепленным под стволом фонарем, и тонким, точно карандаш, лазерным целеуказателем, укрепленным слева на рифленом цевье. – I' am Nigger? Fucking russian!
Щелкнув затвором, американец коснулся спускового крючка, и только резкий окрик его напарника сдержал обиженного бойца. Несколько секунд враги о чем-то спорили, скальными утесами нависая над Олегом, который ощутил себя беспомощным и слабым. Сержант увидел ствол своего автомата, лежавшего всего в каком-то десятке шагов, и, быть может, не слишком сильно пострадавшего при бомбежке. Все-таки "калашников" – это не изнеженные американские "стволы", которые боятся каждой пылинки. Но вот добежать до оружия было физически невозможно, а добраться ползком… Что ж, тогда обидевшийся не "негра" американец наверняка сможет осуществить свою задумку, и совесть его, да и его товарища тоже, будет спокойна.
– Stand up! – тот из американцев, что имел вполне европейскую внешность, коротко дернул стволом винтовки снизу вверх, подкрепляя свой приказ вполне доступным жестом, не понять который было бы весьма трудно. – Go!
– Ублюдки, – прохрипел, медленно поднимаясь, Олег Бурцев. Мир перед глазами вдруг завертелся в бешеном хороводе, и сержант чуть не упал, с трудом сохранив равновесие. – Суки!
Американцы держались от пленника на почтительном расстоянии, цепко следя за каждым жестом едва живого сержанта. Осмотревшись, Олег понял, что боя, по крайней мере, здесь, кончился отнюдь не победой своих товарищей. Среди трупов и руин, развороченных, не иначе, как прямым попаданием авиабомб среднего калибра, бродили, перебрасываясь фразами на английском, люди в точно таком же камуфляже, с тем же оружием, что было у парочки, конвоировавшей его самого, гвардии старшего сержанта Олега Бурцева.
Медленно шагая, не обращая внимания на болезненные тычки стволов в спину и брань, которой он все равно почти не понимал, Олег не забывал смотреть, запоминая все, что его окружало. На дальнем конце летного поля сержант увидел остовы двух БМП, покрытых копотью. Машины явно сожгли вместе с экипажем, а то еще и с десантниками, и Бурцев едва сдержал слезы, представив, каково было умирать в тесноте бронемашин тем парням, не имевшим ни малейшей возможности спастись, выбираясь из плена брони, дарившей обманчивое чувство безопасности до тех лишь пор, пока вокруг не начинают свистеть пули.
В прочем, досталось не только защитникам города – в стороне Олег увидел уложенные ровными рядами тела в чудом, непривычном обмундировании, и несколько бойцов, на время даже оставивших где-то свое оружие, даже снявших каски, как раз продолжали таскать мертвецов, укладывая их во все новые шеренги. Противник смог закрепиться здесь, предварительно полив эту землю изрядной долей собственной крови.
На сержанта смотрели с неприкрытой злостью и презрением. Каждый, кто попадался на пути, разглядывал пленника, грязного и оборванного, точно нищий, что-то с неприязнью бросая в его лицо и смачно сплевывая под ноги. На это Олег уже не обращал внимания. Никогда прежде он не задумывался над тем, как поступит, окажись в плену, а теперь времени на размышления вдруг просто не осталось.
Сержант видел тех, кто, попав в руки бандитов в горах, находил в себе силы сбежать, порой оставляя за спиной немало трупов своих врагов. Видел он и тех, кого выкупали из плена, обменивали на боевиков после многомесячных переговоров. Эти ничтожные, утерявшие всякое сходство с людьми создания затравленно смотрели на всех, дрожа и хныча.
В такие моменты Олег был уверен – сам он никогда не опустится до подобного состояния, встретив смерть в бою, пусть даже вступив в него без всякого шанса на победу. Но сейчас, когда от раздумий пора было перейти к действиям, сержанта охватил страх. Взгляды в спину поверх стволов лишали воли к борьбе, сковывая ужасом сердце десантника. Всего два человека отделяли его от свободы, только лишь двое, с которыми крепкий, отлично владевший приемами рукопашного боя сержант мог справиться и голыми руками, пожалуй, даже сейчас. Один бросок, которого уверенные в себе враги едва ли ждут от контуженного, обессилевшего, полностью подавленного и физически, и морально пленника – и Олег снова свободен, снова может сражаться за свою жизнь на равных.
Это казалось так просто, всего лишь сбить шаг, сократив расстояние между собой и одним из конвоиров – да хотя бы и тем же негром, зло косившимся на свою добычу – сойтись вплотную, не дав возможности выстрелить, забрать оружие и потом разделаться со вторым американцем, который тоже не решится стрелять, наверняка опасаясь ранить своего напарника. И пока остальные враги, которых вокруг было немало, что-то поймут, можно запросто скрыться среди развороченных ангаров или осыпавшихся грудой каменных осколков казарм, под руинами которых сегодня нашли последний приют многие славные парни.
Старший сержант Бурцев с удивительным спокойствием просчитал каждый шаг, каждое движение, и мог легко осуществить свой замысел – несмотря на то, что выглядел Олег не лучше покойника, сознание десантника оказалось невероятно чистым, точно и не было короткого боя и контузии, после которой парень в беспамятстве провел не один десяток минут. Но что-то останавливало его, мерзкий голос нашептывал на ухо Олегу о том, как важно жить, чтобы позже нанести удар, напав на врага, когда он перестанет этого ожидать. А пока нужно терпеть, демонстрируя покорность и смирение, просто чтобы усыпить бдительность противника. И спорить с этим голосом было превыше сил старшего сержанта.
– Go! Move! – Навинченный на длинный ствол штурмовой винтовки М16А2 пламегаситель ткнулся в спину старшего сержанта, и Олег, потеряв на миг равновесие, неловко взмахнул руками, едва удержавшись на ногах. В спину ему раздалось с презрением и насмешкой: – Bastard!
Все решилось помимо желания Олега Бурцева. Сам случай избавил десантника от необходимости мучительного выбора, указав вдруг единственно правильный путь. Неожиданно вздрогнула земля, и мощный удар тугого, сжатого до твердости камня воздуха, сбил с ног и пленника, и его конвоиров, совершенно не ожидавших чего-то подобного. И тотчас отовсюду долетели сперва испуганные крики, а затем – прерывистый треск выстрелов.
Олег упал лицом вниз, больно оцарапавшись о бетон и отбив себе, наверное, все, что можно было отбить. Но в первые мгновения, пока еще не кончился шок, сержант не ощутил боли в содранных до крови ладонях и груди, точно приняв лошадиную дозу промедола. Олег приподнялся на локтях, и, оглянувшись, увидел, что конвоиры оказались не в лучшем состоянии. Оба тоже лежали на земле, делая неуверенные попытки встать.
Змеей, извиваясь и прижимаясь к самой земле, Бурцев бросился на ближайшего американца, белого, который как раз обернулся к своему товарищу по оружию. Сжав в окровавленной ладони какой-то камень, острые грани которого глубоко впились в плоть, Олег с размаху ударил в лицо американца, лишь успевшего открыть рот, испуганно округляя глаза. удар вбил обратно в грудь противника предостерегающий крик, а секунду спустя сержант уже навалился на второго врага, стискивая пальцами его горло.
Негр, не выпустивший из рук винтовку, попытался оружием оттолкнуть своего пленника, разрывая расстояние, чтобы уже потом можно было открыть огонь, но Олег впился в его шею мертвой хваткой. Не обращая внимания на удары коленом в живот и пах, Бурцев, навалившись на жертву всем своим весом, не то, чтобы очень большим, сдавливал глотку врага, чувствуя, как под пальцами пульсирует – все медленней – жила, по которой струится от сердца горячая кровь.
– Сука, – хрипел Олег, усиливая хватку и с неожиданным наслаждением видя, как закатываются выпученные глаза врага. – Сдохни, тварь! Умри!
Из последних сил американец, выронив винтовку, нашарил рукоять боевого ножа, и, вытянув клинок из ножен, вонзил все десять дюймов стали в бок придавившего его к земле пленника. Но сил в руках уже не оставалось, и потому удар, должный стать смертельным, вышел неловким и неточным. Лезвие скользнуло по ребрам, легко разрезав истрепанный камуфляж, но Бурцев этого уже не замечал, с остервенением вдавливая пальцы в покрывшееся испариной горло. И вот американец судорожно задергался, захрипел, и, наконец, замер, уставившись в небо невидящим взглядом мертвых глаз.
– Ублюдок, – Олег, не удержавшись, харкнул в лицо мертвецу, вымещая в этом плевке весь тот стыд, что заставил его так долго признавать над собой власть этого человека и его товарища.
Очередной взрыв сотряс землю, и от грохота на несколько секунд заложило уши. Что-то просвистело в воздухе, и Олег вжался в землю, ткнувшись лицом в бетон – меньше всего он хотел умереть сейчас, едва успев доказать самому себе, что все же остался мужиком и солдатом. А подняв голову, старший сержант увидел, что из-за стен обрамлявших летное поле казарм выползают, выстраиваясь цепью, танки. Поводя из стороны в сторону длинными стволами, казавшимися непропорционально тонкими, боевые машины неудержимо продвигались к позициям врага, во второй раз за этот день, еще не достигший своей середины, успевшего пожалеть, что непрошенным явился сюда.
Не мешкая, Олег, все так же не рисковавший отрываться от земли, обнаруживая себя для противника, ползком двинулся к еще живому, хотя и лишившемуся сознания американцу. Рывком вытащив из ножен на его бедре широкий тесак, сержант, не чувствуя в этот миг ни тени сомнений, перехватил своему противнику горло стремительным и сильным ударом. И только потом Олег озаботился своей дальнейшей судьбой. Свои были рядом, в каких-то сотнях метров, но до них еще предстояло добраться. Вытащив из-под мертвого тела штурмовую винтовку М16А2, впервые взяв в руки такое оружие, сер