– Иуда Искариот был бы рад назвать вас своим сыном, господин президент, – холодно произнесла бывшая министр иностранных дел Литвы. – Поверьте, ваши соотечественники никогда не забудут вашу заботу!
Никто ничего не успел сказать, замешкался и сам президент, и Бируте Варне, переступив порог, чтобы никогда больше не возвращаться обратно, с силой хлопнула дверью, так что присутствующие вздрогнули, точно от грянувшего над ухом выстрела.
– Я сожалею, – промолвил растерянный Буткус. – Сейчас, к сожалению, сложно справиться с чувствами. Не все понимают, что нужно держаться вместе, а не порознь, если мы и впрямь надеемся на светлое будущее, господа.
– Сейчас нужно не ссориться, а вместе думать о том, что делать дальше, – подхватил Гринюс. – Русские, как смертельно раненый зверь, могут нанести удар из последних сил, чувствуя безысходность, и нужно защитить наш народ от этой опасности. А с этим, я полагаю, способна справиться только Армия США.
Посол Юджин Уилкинс кивнул с явным одобрением, а полковник Лоренцо деловито сообщил, торжествующе взглянув на главу Литвы:
– Если вы дадите свое согласие, господин президент, в течение суток на территории Литвы будут развернуты батареи зенитных комплексов "Пэтриот", истребители-перехватчики, летающие радары "Сентри", а также размещены подразделения обеспечения. Мы закроем литовское небо от русских самолетов и ракет!
Президент Буткус и министр Гринюс молча переглянулись, будто о чем-то сказав друг другу без слов, а затем, вновь обратив взгляды на Уликинса и его немногословного спутника, кивнули. Уилкинс и Лоренцо тоже переглянулись, едва сумев скрыть торжествующие улыбки. Они могли возвращаться в посольство с чувством выполненного долга, и почти не сдерживали законную радость – рапортовать об успехах всегда лучше, чем оправдываться в неудачах.
Первый транспортный самолет, громадный С-17А "Глоубмастер", приземлился в Вильнюсе – этой серой громаде едва хватило посадочной полосы – спустя полчаса. Еще через час в столичном аэропорту совершила посадку шестерка истребителей F-15C "Игл", за которыми последовал еще один транспортный "борт", загружены ракетами "воздух-воздух" и запчастями для перехватчиков. Развертывание передовой группировки на новом плацдарме шло все более быстрыми темпами. В Белом Доме могли торжествовать по поводу еще одной важной победы своей дипломатии, но на радость там не было видно и намека – одновременно в других местах происходили и иные события.
За развитием наступления на Санкт-Петербург, первой полномасштабной наземной операцией американской армии за последние пять лет, но несравнимой ни по задействованным силам, ни по целям кампании со всем, что было прежде вплоть до достопамятного сорок четвертого года, пристально, с замиранием сердца, следили не только в Вашингтоне. В кабинетах глав европейских государств, как никто иной отчетливо слышавших отзвуки внезапно начавшейся войны, царило сильнейшее напряжение, понемногу перераставшее в страх, а кое-где – в праведный гнев. И причины для этого были более чем весомыми.
Руки федерального канцлера Германии трясло мелкой дрожью, так что он едва смог с первой попытки опустить телефонную трубку на базу, попав точно в выемки на плоском аппарате, весело подмигивавшем своему хозяину разноцветными огоньками. Больше всего сейчас хотелось схватить телефон и с размаху швырнуть его в стенку, и пусть рассыплется на мелкие куски. Правда, канцлер не был уверен, что это поможет, а сам телефон мог еще пригодиться – новости приходили постоянно, и Краус непременно желал слышать их из первых уст, а не в пересказе своего секретаря.
Этот день, начавшийся раньше чем обычно, не сулили ничего хорошего, и хотелось только дожить до того мига, когда исчезнув за горизонтом на западе, солнце вновь окрасит небосвод на востоке розовым сиянием. Сперва Йохан Краус не хотел верить услышанному, когда из Брюсселя с ним по прямой линии связался немецкий представитель при НАТО, едва досидевший до конца невероятно короткого заседания начальников штабов. Заикаясь и проглатывая слова, генерал сообщил всего лишь о том, что началась третья мировая война.
Это было подобно удару кувалдой по затылку, и грудь вдруг рвануло болью, словно кто-то вонзил острый кинжал в самое сердце. Но шок быстро прошел – любой, кто оказывается в паутине большой политики, невольно становится циником, иначе без этого просто не выжить. Усилие воли, немного валидола – и первое лицо Германии снова в строю, а боль, еще пытаясь перейти в контратаку, медленно угасает, не исчезая совсем, но лишь до поры отступая, чтобы потом напомнить о себе. Но это будет потом. И канцлер начал действовать.
– Герр Мердок, вы не должны были так поступать, – с напором начал Краус, едва президент США ответил на его звонок, всполошивший, наверное, многих по ту сторону Атлантики. – НАТО существует для того, чтобы действовать сообща, а не исполнят ваши приказы, точно цирковая собачка, бегающая по арене на задних лапах. Ваши действия поставили под угрозу безопасность моей страны, безопасность всей Европы, в конце концов, а это сотни миллионов людей, не имеющих к вашей войне ни малейшего отношения. Союзники так не поступают, герр президент!
Краус пытался быть сдержанным, более полагаясь на увещевания и уговоры, но его собеседник, давно уже принявший свое решение, оказался не просто глух – еще надменен и беспощаден.
– Германия – член НАТО, по крайней мере, сейчас, и ваш долг сделать все для безопасности остальных участников Альянса, – невозмутимо сообщил Джозеф Мердок, цедя каждое слово сквозь зубы. – Все происходит вполне в рамках устава, и я не понимаю, что вас так тревожит. Мы, Соединенные Штаты, подверглись агрессии, и ваш долг – помочь нам в отражении ее. И все, что нам нужно – ваши аэродромы, мы даже не требуем, чтобы вы рисковали жизнями своих солдат. Все ваши обвинения – чепуха, не более, чем проявление банальной трусости.
Мишень – вот кем ощущал себя канцлер ФРГ после короткого разговора, не имевшего никакого смысла. Мишень, а еще – немощный, ничтожный человечек, о которого запросто вытерли ноги, втоптав в грязь всю словесную шелуху о демократии. А туту еще министр обороны, так и лучившийся от счастья…
– Американцы подняли в воздух всю авиацию, все свои боевые самолеты. Сотни машин в одном вылете, – глаза шефа военного ведомства Федеративной республики Германия сверкнули фанатичным блеском: – Они сокрушат оборону русских за считанные минуты, раздавят их, как гнилой орех, сотрут в пыль их армию! Я не верю, что такой мощи возможно что-то противопоставить, чтоб хотя бы смягчить удар! Внезапность абсолютная, и шансов у русских нет, и не было с самого начала!
Выражение лица министра стало настолько кровожадным, что федеральный канцлер брезгливо поморщился. Перед Йоханом Краусом стоял фанатик, сам, наверное, готовые вскочить в кабину истребителя и умчаться навстречу русским, уничтожая все, что попадется на его пути. В этом человеке, как ни в ком другом, воплотился тевтонский дух, но сейчас эмоции должны были уступить здравому смыслу, ярость – страху.
– Они используют нашу территорию, как плацдарм для наступления, – прервал восторженную речь министра обороны канцлер Германии. – Американцы, не посчитав нужным предупредить нас, согласовать свои безумные действия, поставили всех, всю Европу, перед фактом. Черт возьми, они не оставили нам выбора, и теперь вся Германия, каждый немец могут ответить за это, дорого ответить!
– Господин канцлер, нам нечего опасаться, – упрямо помотал головой глава военного ведомства. – В атаку брошены такие силы, что русские будут уничтожены мгновенно, даже не поняв, что с ними происходит. Американцы все рассчитали, сумели сосредоточить на исходных рубежах огромный флот, лучшие эскадрильи своей боевой авиации, сделав это скрытно для противника. О таком "блицкриге" мечтали наши деды, и вот генералы из Пентагона сумели воплотить его! Россия падет спустя считанные часы. Их солдаты утратят волю к победе, да и как сражаться, если над головой кружат только вражеские самолеты, непрерывно сыплющие бомбами? Все кончится очень скоро, едва успев начаться.
Этот человек знал, о чем говорил, вернее, о чем его устами говорила сейчас банальная зависть. Много лет он сам, пребывая в разных званиях, готовился к войне, каждый день и час ожидая приказа. Но замершие друг против друга посреди Европы армады тогда так и не двинулись с места, а победа была одержана за столом переговоров. Дипломаты врага тогда оказались слабее духом, нежели солдаты и генералы. И вот теперь американцы в одиночку, ни на кого не оглядываясь, и, кажется, всерьез ничего не опасаясь, нанесли удар, сделав то, о чем мечтали военные многих стран – и чего политики прошлого и настоящего боялись превыше всего.
– Sie sind ein Dussel! – внезапно рявкнул Краус, заставив своего собеседника подавиться последними словами: – Русским не нужны часы на то, чтобы придти в себя. Черт возьми, им хватит десяти минут, чтобы нажать кнопки пуска ракет, и тогда, болван, все чертовы авианосцы янки не смогут нас спасти. Schei?e, эти ублюдки, проклятые американцы, сделали нас своим щитом, живым, черт побери, щитом!
Федеральный канцлер вскочил, пытаясь выплеснуть накопившуюся в нем злость и страх в движение, и подскочил к министру обороны. Глава военного ведомства казался настоящим арийцем не только по духу, но и внешне – без малого два метра, грудь колесом, белобрысый ежик на голове и безумный блеск в серо-стальных глазах. Но и министр обороны, почувствовав, какая ярость кипит в душе канцлера, невольно дрогнул, отступив на шаг назад.
– Ответный удар русских придется не только по Соединенным Штатам, но и по нам, немцам, по ничтожным французам, еще Бог весть по кому, а это значит, что самой Америке достанется несравнимо меньше, чем причитается, – торопливо заговорил Краус, выплевывая каждое слово в лицо побледневшему министру. – Мы, вся Европа, поглотим часть той смертоносной мощи, которую обратят русские против своих врагов. Америке будет нанесен страшный удар, но Штаты все же уцелеют, а вот у нас не будет ни единого шанса. Вы что, хотите видеть Берлин, Гамбург или ваш родн