– Все с брони, – заорал Кукушкин, первым срываясь вниз. – В укрытие!
Летчик, движимый страхом, не успел толком сгруппироваться, ступив на покалеченную ногу и зашипев, матерясь сквозь зубы. И все же, пытаясь заставить себя забыть о боли, он бросился к обочине, скатываясь в придорожный овраг, и за ним уже следовали остальные бойцы, понявшие, что им грозит.
Сергей Кукушкин ощутил дикий, безотчетный страх. Он, привыкший быть охотником, сильным, неуязвимым, вновь, как и на летном поле грозненского аэродрома, оказался беспомощной и беззащитной жертвой. Страх заставил капитана вжаться в землю, втискиваясь в какую-то канаву, закрывая голову руками, словно так он мог уберечься от обрушившегося с небес огня.
Американский пилот, кажется, опустившись еще ниже, открыл огонь с пары километров, и две управляемые ракеты огненными стрелами пронеслись как раз над укрытием Сергея Кукушкина. Словно метеоры, плюющиеся искрами, они мчались к цели, разом боднув в борт головную бронемашину. Слитный удар двух ракет "Мейверик" оказался кошмарным по своей мощи. Жгуты кумулятивных струй легко, тонкие, словно иглы, точно бумагу, пронзили тонкие борта БМП-2, заполнив пламенем все ее внутренности. З мгновение огонь добрался до боекомплекта, и сильнейший взрыв изнутри буквально разворотил боевую машину, разорвав ее корпус по сварным швам.
– Твою мать! – в который уже раз за этот суматошный день испуганно произнес Кукушкин, когда над его головой, точно кошмарный бумеранг, с воем пролетел кусок кормового бронелиста. Стальная пластина, словно лезвие, срезала несколько молодых деревьев, наполовину вонзившись в землю, будто нож гильотины.
Рискнув выглянуть из своего убежища, летчик увидел только выжженную проплешину на том месте, где ракеты настигли бронемашину. Вокруг были раскиданы искореженные, скомканные листы брони, которая не смогла защитить доверившихся ей людей, экипаж БМП, от гибели. Не сразу Сергей взглядом смог отыскать саму боевую машину – покрытый копотью корпус оказался отброшен на несколько метров в сторону, и теперь лежал на обочине гусеницами кверху.
Колонна, наткнувшись на препятствие, замерла, превратившись в отличную цель. На открытом пространстве, труднопроходимом для техники, но идеальном для наездника стального "дракона", кружившего в нескольких сотнях метров над головами перепуганных и растерянных людей, боевые машины стали простыми мишенями. И пилот американского истребителя был готов показать своим врагам все мастерство, никого не выпустив отсюда живыми.
– Разворачивается, – закричал кто-то рядом с Сергеем, который заворожено смотрел в небо, провожая взглядом широко раскинувшую скошенные крылья железную птицу. – Идет на второй заход!
Самолет – Кукушкин, как более сведущий в этих делах, сразу узнал легкий тактический истребитель F-16 "Файтинг Фалкон" – удалился километров на пять, там выполнив разворот и снова нацелившись на вереницу бронемашин, вокруг которых суетились беззащитные люди. Вот он превратился в едва различимую точку на самом горизонте, и снова начал расти, увеличиваться в размерах, приближаясь к цели. Сергей сжался в ужасе, понимая, что еще несколько мгновений – и здесь, на земле, разверзнется настоящий ад, который поглотит их жизни.
Башня бронетранспортера, стоявшего посреди дороги, замыкая небольшую колонну, плавно развернулась, и увенчанный конусом пламегасителя ствол крупнокалиберного пулемета КПВТ взметнулся навстречу пологи пикирующему истребителю. Кукушкин от неожиданности вздрогнул, когда грянула первая очередь, показавшаяся пилоту необычайно громкой. Искры трассеров ушли к горизонту, слабо мерцая в дневном свете. Стрелок выпустил всю ленту, полсотни патронов калибра четырнадцать целых и пять десятых миллиметра, за считанные секунды, и пулемет умолк, но тотчас в дело вступили орудия других бронемашин.
Разом заговорили автоматические пушки 2А42 боевых машин пехоты, посылая навстречу приближавшемуся врагу шквал тридцатимиллиметровых снарядов, застрекотали, вплетая и свои "голоса" в эту симфонию смерти, спаренные пулеметы ПКТ. Колонна, застигнутая врасплох стремительной атакой, изрыгнула шквал пламени, создав на пути вражеского самолета стену свинца, и пилот "Файтинг Фалкона" не выдержал, отвернув в сторону, уходя из-под обстрела, увертываясь от летевших в него снарядов и пуль. В последний миг из-под крыльев истребителя вырвались еще две ракеты, но прицел сбился, и "Мейверики", промчавшись над шоссе, врезались в землю в стороне от колонны, бесполезно взорвавшись на безопасном расстоянии.
– Огонь, – закричал скатившийся в тот же овраг, где укрывался и Кукушкин, старший прапорщик Серов, когда истребитель с гулом промчался над их головами. – Стреляйте! Огонь из всех стволов!
Старший прапорщик первым нажал на спуск, вскочив на колено и послав вслед уходившему к ближним холмам самолету короткую очередь. Остальные промедлили несколько секунд, и вот повсюду раздались звуки выстрелов, слившиеся в громкий треск. Сухо кашляли "Калашниковы", ухнул ручной пулемет, раздались короткие, точно удары кнутом, щелчки снайперской винтовки Драгунова. И Сергей Кукушкин, поддавшись охватившему его товарищей порыву, перевернулся на спину, и, не вставая, вскинул свой АКС-74У, отжав до упора спусковой крючок. Автомат дрогнул, словно пытаясь вырваться из рук, отдача ударила в плечо, кругом рассыпались дымящиеся гильзы, и поток малокалиберных пуль умчался куда-то в поднебесье.
– Давай, – кричал Серов, выпуская очередь за очередью. – Так его! Огонь не прекращать! Вали ублюдка!
Мотострелки палили, расстреливая магазин за магазином, пока враг оставался в поле зрения, но раскатистый грохот орудий легко заглушил частый стрекот автоматов. Пушки и пулеметы бронемашин не предназначались для стрельбы по воздушным целям, но создатели оружия предусматривали и такую возможность. Наводчики разворачивали башни, продолжая удерживать в прицелах силуэт чужого истребителя, и пушки, рявкая, выбрасывали в небо раскаленный свинец, волной накрывавший цель.
– Есть, – вдруг закричал кто-то, вскакивая на ноги и размахивая над головой автоматом. – Готов! Мы сбили его!
От "Файтинг Фалкона" и впрямь что-то отвалилось, возможно, куски обшивки, сорванной осколками. Истребитель дрогнул, словно оступившись в небесных просторах, и, оставляя за собой полосу темного дыма, быстро исчез за гребнем холмов.
– Сука, – прохрипел оскалившийся в злой радости Серов, взглянув на Кукушкина. – Получил свое, падла! И остальным тоже достанется!
– Ничего еще не закончилось. Они скоро вернутся, – предупредил Сергей. – И это будет уже не один самолет. От нас не оставят мокрого места!
– Черта с два! Пока сообразят, что к чему, пока прилетят, мы уже будем в городе, под защитой зенитных пушек и ракет нашей дивизии. Пусть только сунутся, сволочи!
Бойцы, подгоняемые приказами и злой руганью сержантов и самого Серова, бегом кинулись к машинам, карабкаясь вновь на броню. Обгоревший остов уничтоженной БМП-2 оттащили в сторону, зацепив тросами, а тела погибших гвардейцев сбросили в овраг, засыпав камнями.
Старший прапорщик, встав над краем братской могилы, сделал три одиночных выстрела в воздух, отдавая последние почести своим павшим товарищам, и тотчас колонна сорвалась с места, продолжая свой путь. Не было времени на долгое прощание и прочувствованные речи, просто каждый унес отсюда в своем сердце имена и лица тех, кто остался лежать, приспанные гравием. Бойцов ждал Грозный, ждал бой, и каждый спешил оказаться там, чтобы делом, а не словами и никчемной тоской отомстить за мертвых, защитив еще живых.
Колонна, сжигая оставшееся еще в баках топливо, мчалась, сколь возможно быстро, к Грозному. И чем меньшее расстояние оставалось до города, тем более оживленным становилось движение на шоссе. В одном направлении ползли вереницы бронемашин, грузовиков, битком набитых солдатами, самоходные орудия и танки. Солдаты, густо облепившие боевые машины, махали руками своим товарищам, что-то кричали вслед, сотрясая над головами оружием.
– Мы их сметем, – решительно воскликнул старший прапорщик Серов, теперь окончательно поняв, что он и его товарищи оказались не одиноки в своем порыве. – Раздавим ублюдков!
Призыв генерала Бурова был услышан многими, и никто не осмелился дать волю своей трусости, даже пытаясь скрыть ее, называя тактическим расчетом или осторожностью. Солдаты и офицеры, те, кто уцелел после первого, самого неожиданного и наиболее сильного удара авиации врага, шли в атаку с твердым намерением отомстить.
Сливаясь в один могучий поток, в город входили целые батальоны, роты, взводы и даже отделения, порой передвигавшиеся на реквизированном – попросту угнанном – у местного населения транспорте, потертых автобусах или сверкавших лакированными бортами импортных внедорожниках. А по обочинам замерли, будто сжавшись перед сокрушительным броском, зенитные самоходки "Шилка", ракетные установки, просто армейские грузовые "Уралы" и "Камазы" со спаренными пушками ЗУ-23-2 в открытых кузовах. Чужие самолеты здесь были готовы встретить шквалом огня, и враг, словно зная это, куда-то исчез. Небо обчистилось, и войска беспрепятственно могли продвигаться к позициям, чтобы уже оттуда начать атаку.
– Они должны висеть над всеми дорогами, – заметил Кукушкин, с опаской глядя в небо. Капитан пребывал в полнейшем недоумении – враг, захватив господство в воздухе, по крайней мере, здесь, над Грозным, никак не пытался использовать этот успех. – Янки наверняка что-то задумали!
– Просто боятся, что мы их собьем! Они горазды воевать со слабым противником, а мы еще вовсе не слабы. Мы вышвырнем отсюда или прикончим всех!
Сергей Кукушкин с сомнением покачал головой. Типичному "топтуну"-пехотинцу Серову полдюжины "Шилок" еще могли показаться надежной защитой от угрозы с воздуха, но только не опытному летчику-штурмовику, который и сам не раз попадал под зенитный огонь. Враг мог сравнять с землей этот город, метая бомбы с высоты в десяток верст, и никакие зенитки, никакие ракеты не достали бы его, не смогли бы согнать с неба.