– Торпеды в воде, – немедленно доложил оператор. – Сейчас они вскроют русским брюхо!
– Сигнал слабеет, – почти одновременно произнес его напарник. – Цель погружается. Они уходят, сэр!
– Черта с два теперь уйдут!
Командир экипажа верил в свой успех и оказался прав, хотя даже в случае промаха сам он и его люди ничем не рисковали. Даже для самой мощной и вооруженной субмарины противник, находящийся в воздухе, пока оставался недосягаемым, так что почти игрушечный вертолет, приводимый в движение едва ли не мотоциклетным двигателем и вооруженный единственной торпедой, мог без помех совладать с атомным ракетоносцем в несколько десятков тысяч тонн.
Торпеды, сброшенные кучно, достигли нужной глубины и там разделились. Акустические системы наведения, действуя пока в пассивном режиме, прослушивали доносившиеся из темных глубин океана шумы, безошибочно выбирая именно те, которые обозначали присутствие рядом цели. Торпеды, точно терпеливые хищники в ожидании добычи, описывали широкие круги, устроив странный танец в недоступной солнечному свету пучине. Но кружение длилось недолго.
Гребные винты даже идеальной конструкции, даже на малых оборотах, производили достаточный шум, чтобы на него среагировали головки наведения противолодочных торпед. Начиненные взрывчаткой "рыбины" одновременно изменили курс, будто охватывая цель с двух сторон. От них вперед, в пустоту, устремились импульсы системы наведения, перешедшей в активный режим.
Дробный грохот, прокатившийся по корпусу "Тамбова" от носа до кормы, отозвался болью в сердцах моряков, разом замерших в ожидании самого худшего. Здесь, на глубине, этот звук мог означать только одно – они стали чьей-то мишенью.
– Шум винтов по обоим бортам, – доложил акустик. – Это торпеды! Мы атакованы!
– Какого черта? Американцы нас торпедировали, здесь, в нейтральных водах?
Капитан Климов чувствовал страх и смятение, на миг утратив выдержку. Он был готов принять многое, но чтобы оказаться вдруг в бою без всякой причины, без объявления войны… Нет, это в голове не укладывалось.
– Командир, очнись, – старший помощник встряхнул капитана, и взгляд того вновь стал осмысленным и сотым. – Они пустят нас на дно!
– Торпеды в полутора кабельтовых, – вторил старпому акустик, который больше всех в эти секунды знал об угрозе, но был не в силах что-то сделать, спасая себя и товарищей, только бесстрастно и четко докладывать о том, как долго им всем еще остается жить.
Противник, его "роботы-камикадзе", видели цель, и теперь "Тамбову" не было нужды скрываться. Надежда оставалась лишь на скорость, а ее русская "Щука" имела в избытке.
– Реакторный, максимальная мощность, – принялся сыпать приказами Климов. – Самый полный вперед! Максимальное погружение! Торпедные аппараты три и четыре зарядить самоходными имитаторами подводных целей!
Пламя в ядерной "топке" субмарины вспыхнуло с новой силой, и струя раскаленного пара обрушилась на лопатки турбины. Спаренные винты ускорили бег, с ощутимой яростью врубаясь в толщу ледяной воды. Оставляя за сбой шлейф взметенных ударами воздушных пузырьков, "Тамбов" сорвался с места, разгоняясь за считанные десятки секунд до тридцати с лишним узлов, скорости, которая сделал бы честь любому эсминцу. В прочем, в русском флоте умели ставить рекорды, и капитану второго ранга Климову, тем более, сейчас, когда на хвосте висели вражеские торпеды, казалось, что подлодка едва плетется.
– Докладывает торпедный отсек. Приборы гидроакустического противодействия готовы к пуску.
– Торпедные аппараты три и четыре – пли!
Самоходные имитаторы МГ-74 "Корунд", габаритами схожие с боевыми торпедами, вытолкнуло из торпедных труб, и "обманки", шумевшие изо всех сил, заглушая саму субмарину, тотчас разошлись в разные стороны, отвлекая на себя удар противника. Подчиняясь заложенной программе, имитаторы, привлекая акустические головки наведения торпед, начали энергично маневрировать, удаляясь от истинной цели.
– Ложные цели в воде, – доложил торпедист.
– Поставить газовую завесу! Акустик, где торпеды? Доложить немедленно!
Стена из воздушных пузырьков на несколько мгновений отгородила "Тамбов" от преследовавших подлодку торпед, и системы наведения вновь перешли в пассивный режим, а когда преграда растворилась, умчавшись к поверхности, электронным "мозгам" пришлось решать непростую задачу, обнаружив три цели вместо одной единственной. Имитаторы сделали свое дело, насколько могли, и одна из "Марк-сорок шестых", привлеченная шумами "Корунда", изменила курс, пустившись в погоню за пустотой. Но вторая никуда не делась, напротив, развив скорость, в полтора раза большую, чем можно было выжать из субмарины, торпеда уверенно настигал свою добычу.
– Сорок саженей, прямо по корме! – кричал акустик, в уши которого вонзался вой работавшей на предельных оборотах турбины "Марк-46".
В этот миг Антон Климов понял всю бессмысленность дальнейших попыток избежать гибели. В этом поединке шансов у подводников уже не осталось, ведь с неба, с борта патрульного самолета в любом случае все их маневры были видны, как на ладони.
– Приготовиться к удару, – успел приказать капитан, сам вцепившись в переборку. – Держитесь!
Неконтактный взрыватель торпеды сработал на оптимальной дистанции от цели, и боеголовка весом сорок три килограмма превратилась в облако раскаленных газов, от которого во все стороны расходилась взрывная волна, тем более разрушительная в плотной среде. Удар сотряс "Тамбов" по всей длине, и близкий взрыв вырвал часть обшивки легкого корпуса. На секунду в отсеках подлодки погасло освещение, но лампы немедленно вспыхнули вновь, заливая тесные помещения своим сиянием.
– Осмотреться в отсеках, – приказал с трудом удержавшийся на ногах Климов. – Доложить о повреждениях.
Оставалось надеяться, что прочный корпус остался непроницаемым, ведь иначе судьба подлодки решена. Здесь, на глубине, в точности как в космическом пространстве, даже мельчайшая сквозная пробоина означала бы гибель.
Державшиеся на поверхности гидроакустические буи исправно передавали на "Орион", описывавший широкие круги над местом боя, информацию обо всем, что происходило на глубине. Там, в холодном мраке, кипела ожесточенная схватка, тогда как внешне океан оставался совершенно спокойным.
– Есть попадание, – радостно произнес оператор. – Мы достали ублюдков!
– Закончим дело! Добьем их! Сбросить торпеды!
Еще две "Марк-46", преодолев три сотни футов, погрузились в океан, спикировав на потерявшую ход цель. На "Тамбове" едва успели придти в себя, когда акустик вновь истошно закричал, но это было большее, что он сумел сделать, что сумел сделать кто-либо из сотни моряков, находившихся на борту российской подлодки.
Две торпеды, погружаясь почти под прямым углом, клюнули субмарину, сильного, но уже получившего смертельное ранение морского хищника, и взрывы, грянувшие почти одновременно, вырвали пятиметровый кусок обшивки сразу за ограждением рубки, и поток воды хлынул в реакторный отсек. Оказавшихся на пути водяной стены моряков сбивало с ног, с такой силой вдавливая в переборки, что кости с хрустом превращались в крошево, и осколки пронзали плоть. В последние секунды своей жизни, прежде чем субмарина, приняв воды намного больше, чем по проекту вмещали балластные цистерны, будучи уже мертвой, коснулась грунта, командир вахты смог дотянуться до рубильника, заглушив реактор. Атомное пламя погасло, и "Тамбов" превратился в безжизненный кусок металла, могилу для своей команды. Но "Тамбов" был в этих водах не одинок.
В воде любой звук распространяется намного дальше, чем на воздухе, и треск переборок, сминаемых, точно легкая фольга, колоссальным давлением ворвавшейся в отсеки "Тамбова" воды, отчетливо слышал акустик "Даниила Московского". Подлодка, не уходя с безопасной глубины, тенью следовала за своим напарником, но сейчас моряки, понимая, что происходит, не могли вмешаться, просто не имея возможности хоть како-то помочь своим товарищам.
– Господи, они все погибли, – потрясенно вымолвил акустик "Даниила Московского", взглянув на замершего у него за спиной с каменным лицом капитана. – Они все мертвы! "Тамбов" пустили ко дну! Как это возможно?
Никто здесь не мог знать точного ответа. Американцы применили оружие без видимой причины, без всякого повода, разом оборвав сотню жизней, отправив в небытие сто молодых, сильных, полных жизни мужчин, которых далеко на берегу все еще ждали их жены и дети. Командир большой атомной подводной лодки "Даниил Московский" не мог ничем помочь своим братьям, принявшим быструю смерть в пучине, но он все еще мог отомстить, взяв за каждого из погибших десятикратно с надменного и безжалостного врага.
– Американцы первыми нанесли удар, – жестко произнес капитан атомарины, чувствуя, как на нем сошлись напряженные взгляды всех моряков, находившихся здесь, на мостике. – С этой секунды они – наш противник, и мы поступим с ними именно так, как и должно с врагом, мы уничтожим все цели, до которых сумеем дотянуться. Объявить боевую тревогу! Мы атакуем авианосец!
Хриплый "голос" ревуна сбросил с коек только успевших прилечь моряков, заставляя их, еще не до конца проснувшихся, спешить на свои места, туда, где каждому из них надлежало находиться во время боя. Еще не понимая, что происходит, подводники ныряли в узость люков, пронзавших герметичные переборки, и их топот отдавался дробным грохотом по всей субмарине, не выходя, в прочем, за ее пределы благодаря весьма эффективной системе звукоизоляции, не устаревшей даже сейчас, спустя годы напряженной службы корабля.
– Боевая тревога, – прокатилось по всем отсекам, по всем закоулкам загроможденной оборудованием субмарины. – Занять посты по боевому расписанию! Это не учения!
Цель, авианосная эскадра противника, была близка. Противолодочная оборона врага почти достигла совершенства, но все же не была идеалом, и тот, кто мог действовать быстро и решительно, переставая хоть на миг ценить собственную жизнь, готовый принести ее в жертву во имя общего дела, мог рассчитывать на успех.