рость.
– Ромео-один, маневрируй! Врубай форсаж, – не унимался ведомый, еще не заметивший две ракеты, настигавшие его машину, уходившую прочь от русской колонны. – Сбрасывай ловушки!
Карузо до упора отжал ручку управления двигателем, выводя свой "Пегасус" на максимальную мощность, но все равно "Харриер" едва мог преодолеть звуковой барьер, и ракеты, ушедшие куда-то в заднюю полусферу, но явно не думавшие пропадать, были намного быстрее. Одно касание приборной панели – и установленные у корня хвоста кассеты AN/ALE-39 выстрелили залпом несколько тепловых ловушек, ложных целей, призванных обмануть системы наведения ракет.
– А, черт! Ублюдки!!!
Джованни Карузо рычал сквозь зубы, вонзая свой штурмовик в полное тьмы небо. Одна из ракет ушла в сторону, обманутая ловушкой, и взорвалась на безопасном расстоянии. Сотни стальных стержней, начинка ее пятикилограммовой боеголовки, пронзили пустоту. Но вторая ракета "держала" истинную цель – помеховый канал наведения, дополнявший инфракрасный и оптический каналы, и отличавший ракету 9М333 от ранних модификаций, позволял выделять тепло двигателя на фоне ложных целей, не оставляя атакованному пилоту почти никаких шансов.
Капитан Карузо выжал из "Харриера" все, на что тот был способен, маневрируя на пределе прочности конструкции. Бочка, иммельман, колокол – фигуры высшего пилотажа сменяли одна другую, перед глазами была то земля, то небо, одинаково полные ночной черноты сейчас, тело ныло от перегрузки, как и стрингеры и лонжероны силового набора AV-8B, а турбина ревела от натуги, вот-вот грозя захлебнуться от потока набегавшего воздуха.
Лишь на миг в поле зрения Карузо показался его ведомый, точно так же крутивший каскад маневров, каждый из которых соврали бы шквал оваций на самом престижном авиа-шоу, а теперь зрителями этого великолепия были только русские зенитчики, кипящие холодной яростью. "Харриер", показывая чудеса маневренности, вертелся во все стороны, точно на него вдруг перестала действовать сила земного притяжения, но вся эта череда маневров не мешала мчавшимся следом за ним ракетам "земля-воздух", факелы двигателей которых были отлично видны в ночном небе.
– Ромео-два, осторожнее, – прокричал в эфир Карузо, чувствуя, что его предупреждение безнадежно запаздывает. – Две ракеты у тебя на хвосте! Вижу еще одну по левому борту! Выполняй противозенитный маневр! Уходи от них! Набирай высоту! А-а, дьявол!!!
Капитан видел, как "Харриер" его напарника взмыл свечой в небо, и рядом с ним, как раз возле кабины, сверкнула вспышка взрыва – одна из зенитных ракет сблизилась с самолетом достаточно, чтобы сработал неконтактный взрыватель, превращая стержневую боеголовку в плазменный шар. Стальные иглы пронзили корпус штурмовика, легко пройдя сквозь тело летчика, и "Харриер", клюнув носом вниз, взорвался, воткнувшись в ровную поверхность степи пылающим болидом.
– Чертовы ублюдки! – Бессильная ярость душила Джованни Карузо, но весь его горячий темперамент был бесполезен сейчас.
Ручка управления до упора ушла вперед, и "Харриер" скользнул в крутое пике, чуть-чуть не переходящее в штопор. Могло показаться, что пилот решил совершить самоубийство, врезавшись в вершину невысокого холма, но об этом Карузо и не думал. Зенитная ракета, попавшая в струю раскаленных газов, вырывавшуюся из сопла турбины, сокращала дистанцию, и пилот одним касанием клавиши на четверть опустошил кассеты с ложными целями, разбросав позади себя гроздья тепловых ловушек. Земля стремительно приближалась, все быстрее с каждым мигом, но в последний момент, когда высота составляла футов сорок, а, быть может, и того меньше, пилот рванул штурвал, выходя из пике. Он смог это сделать, и успел увидеть, как ракета, по инерции пролетевшая дальше, врезалась в холм, на секунду рассеяв сумрак вспышкой взрыва.
Издав во весь голос победный вопль – после гибели ведомого никто больше не мог слышать этот крик, полный безумного восторга – Джованни Карузо заставил свой "Харриер" взвиться еще выше, так, чтобы противник оказался далеко внизу, бессильный и уязвимый. Турбореактивный "Пегасус" взревел, толкая короткокрылую машину вверх, в чернильную бездну ночного неба. Внезапно вспышка ударила в лицо пилота, и из той тьмы, что сгустилась над землей, навстречу ему стегнул шквал огня.
Еще несколько часов назад многим, кто служил в рядах Сто восьмой мотострелковой дивизии, могло показаться, что средства противовоздушной обороны безнадежно устарели и едва ли способны защитить бойцов от атаки с неба. Вместо грозных "Тунгусок", уже кое-кем считавшихся устаревающими, службу продолжали комплексы "Стрела-10", всего лишь прошедшие "косметическую" модернизацию, да потрепанные, не раз побывавшие на капремонте "Шилки". Но настал час, и их расчеты показали, на что способно даже не самое новое оружие в умелых руках, которые не дрогнут в нужную секунду.
Плоская широкая башня зенитной установки ЗСУ-23-4 "Шилка" развернулась, провожая "взглядами" четырех связанных воедино стволов промчавшийся над степью самолет, упорно взбиравшийся все выше и выше, уходя из опасной зоны. Исторгнутые "тарелкой" антенны локатора импульсы дробились о фюзеляж "Харриера", указывая его положение наводчику, и, как только самолет оказался в перекрестье прицела, командир орудия коротко, на глубоком выдохе, рявкнул:
– Огонь!
Грохот отдельных выстрелов слился в звучный треск, и поток трассеров вспорол ночное небо. Полсотни выстрелов в секунду, полсотни снарядов весом сто девяносто граммов, частью – бронебойно-зажигательных, а частью – осколочно-фугасных, полсотни разогнанных до тысячи метров в секунду кусков раскаленного металла, создавших стальной занавес на пути американского штурмовика.
"Харриер" метался в конусе луча радиолокационного прицела, точно попавшая в паутину муха. Мерцающие росчерки трассирующих снарядов, намного опережавших скорость звука, мчались к цели, а та немыслимым маневром ускользала из-под огня.
– Сука, – злобно прорычал командир орудия, когда вражеский самолет исчез с экрана локатора, заставив наводчика от досады разразиться потоком брани. – Падла драная!
Им не удалось открыть боевой счет – противник, вынужденный прекратить атаку, оставался еще "на крыле", а значит, мог вернуться в любой миг, проявив очередной раз большую осторожность.
От перегрузки глаза едва не вылетели из орбит, конструкция "Харриера" чудом выдержала воздействие колоссальных сил, жгутом скручивавших самолет, но маневр увенчался успехом – огненные нити протянулись над самой кабиной штурмовика. Зенитные снаряды, вспыхивая, взрывались, когда срабатывал самоликвидатор, и осколки бессильно хлестали пустоту.
– Ублюдки, – рассмеялся Джованни Карузо, с трудом выталкивая воздух из легких – казалось, на грудь опустили наковальню, так что ребра едва выдерживали, чудом на превратившись в мелкое крошево. – Черта с два, не достанете!
Полностью послушные воле и каждому движении рук своего пилота "Харриер", скатившись к самой земле, почти вертикально встал на хвост, вновь набирая высоту. Турбина издала победный рев, и сам летчик был готов кричать от восторга – сейчас, кода смерть прошла буквально в считанных футах, жизнь показалась прекрасной штукой, несмотря на случавшиеся неприятные мелочи, и вдруг остро захотелось сохранить ее как можно дольше.
Цифра на альтиметре стремительно росла, земля удалялась, а вместе с ней все более призрачной становилась и опасность, исходившая от врага. Ночь надежно хранила капитана Карузо от любой угрозы, и потому, когда тьма под брюхом AV-8B вспыхнула, и сотни сверкающих светлячков ринулись к самолету, захлестывая его стальной волной, для пилота это оказалось полнейшей неожиданностью. Джованни Карузо к чести своей замешкался всего лишь на пару секунд – он был опытным летчиком, – но это промедление оказалось решающим.
Ярость душила полковника Басова, на глазах которого американские пилоты, чувствуя себя совершенно безнаказанными в чуждом небе, сократили боевую мощь батальона на одну десятую, сократили его шансы, как и шансы всего полка, на победу, когда они все же отыщут врага. Противник, теперь полностью овладевший русским небом, был волен делать все, что пожелает, и те, кто оставался прикованным к земле, почти не могли помешать ему.
– Янки прямо по курсу! – сообщил наводчик, прослушивавший диапазон зенитного дивизиона.
– Батальон, открыть заградительный огонь!
Алексей Басов стиснул рукоятки наведения зенитного пулемета "Утес", прильнув к окуляру прицела. Дистанционно управляемая установка позволяла вести огонь, оставаясь под броней, и полковник, задрав увенчанный конической насадкой пламегасителя ствол вверх до предела, вдавил кнопку электроспуска, заставив оружие судорожно содрогнуться, выплевывая сгустки раскаленного свинца.
Американский штурмовик находился еще слишком низко, чтобы крупнокалиберные пули перестали представляя опасность для лишенной броневой защиты машины. Три десятка стволов разом открыли огонь, выбрасывая в небо десятки килограммов свинца. Тяжелые "Утесы", производившие восемьсот выстрелов в секунду, расстреляли снаряженную полусотней патронов ленту за считанные мгновения, замолкая один за другим, и для того, чтобы продолжить стрельбу, требовалось все-таки покинуть боевое отделение танка, заправляя новую ленту и взводя оружие, но это уже не потребовалось.
Ночная тьма наполнилась мерцанием сотен искорок, взмывших от земли в зенит. "Харриер" на предельной скорости врезался в рой крупнокалиберных пуль, и Джованни Карузо почувствовал, как штурмовик содрогнулся, затрясся в конвульсии, когда разъяренные свинцовые "осы" впились в обшивку фюзеляжа.
– Господи, – пилот рванул штурвал, ввинчивая свой AV-8B в серую мглу небосклона, пытаясь оторваться от пуль. – Нет!!!
Штурмовик вертикального взлета и посадки "Харриер" создавался, как универсальная машина, призванная не только поддерживать огнем морскую пехоту, высадившуюся на чужое побережье, но также и защищать свои корабли от воздушных ударов противника. замысел отчасти удался, но став хорошим в разных ипостасях, самолет не смог быть лучшим в чем-то одном. Лишенный бронирования, в отличие от того же "Тандерболта", AV-8B оказался чудовищно уязвимым от огня даже не самого мощного оружия, и его пилоту не на что было рассчитывать, кроме большой