У генерала Бурова голова шла кругом от сыпавшихся каждый миг донесений. Казалось, противник одновременно находится повсюду. Не было смысла думать о том, чтобы добить занявших оборону на аэродроме американских десантников – теперь оставалось только думать о том, как бы уцелеть самим. Вертолеты устроили настоящую блокаду терминала аэропорта, точными пусками ракет пресекая всякую попытку прорваться туда. Сергей Буров промедлил совсем немного, не решаясь отдать приказ танкам отступить, и поплатился – десять боевых машин так и остались на летном поле, сожженные противником, а те, кто уцелел, отошли, не дожидаясь приказа, и ругать их за это генерал не имел никакого права.
– Товарищ командующий, противник обнаружен в районе Театральной площади, – сообщил офицер связи, сквозь шквал помех ухитрявшийся принимать радиограммы. – Силами до роты движется на северо-восток!
– Господи, они, что, везде? Как будто янки доставили сюда не бригаду, а целый корпус разом!
Генерал чувствовал, что теряет контроль. Происходило слишком много событий, чтобы обдумывать каждое из них, к тому же Буров просто устал, а рана в бедре добавляла проблем. Чтобы забыть о ней, приходилось вкалывать промедол, шприц за шприцем, и сознание командующего уже опасно замутилось, грозя дать сбой в самый ответственный момент. А противник не мешкал, и бои кипели уже по всему городу, точнее, не бои, а стремительные стычки, чаще заканчивавшиеся победой противника, реже, когда защитники Грозного находились на хороших позициях, и при них имелся хотя бы один танк – разгромом вражеских десантников. А те, будто совсем не считаясь с потерями, тотчас атаковали в другом месте.
– Направить в район Театральной площади находящиеся в этом районе подразделения, – приказал Буров. – Кто там у нас есть? И придайте для усиления танковый взвод! Мы и так пропустили янки за Сунжу, нужно попытаться отбросить их назад, черт возьми!
Офицер, торопливо козырнув, развернулся и сделал два шага к выходу, прежде, чем ворвавшаяся в помещение ударная волна бросила его назад. грохот взрыва ударил по ушам, зазвенели стекла, кто-то закричал, все вокруг наполнилось дымом с кислым запахом сгоревшего пороха, а затем по стенам и потолку с визгом ударили прилетевшие снаружи пули.
Оглушенный генерал, на ноги которому повалилось тело безжизненное его офицера, пытался подняться, неловко орудуя локтями. Он, словно со стороны, видел, как в комнату вбежали двое, один из которых тотчас метнулся к окну, выставив наружу ствол автомата, и открыл огонь куда-то в темноту. Второй солдат торопливо подбежал к командующему, помогая тому встать на ноги.
– Что происходит? Опять бомбежка?
– Американцы, товарищ генерал-полковник, – ответил срывающимся от волнения голосом незнакомый солдат. – Они уже здесь! Они атакуют штаб!
Звуки боя становились все громче, поблизости разом вели огонь из десятков стволов самых разных калибров, хлопали гранаты, звучали крики. Буров, стараясь не ступать на раненую ногу, выбрался из своего "кабинета", опираясь на плечо солдата, а навстречу им уже бежали другие бойцы, на ходу вставлявшие магазины и лязгавшие затворами автоматов.
– Оружие, – потребовал генерал. – Дайте оружие!
Оружия вокруг хватало, смертоносного железа здесь было даже больше, чем тех, кто мог им пользоваться. Кто-то тотчас услужливо протянул командующему компактный АКС-74У. почувствовав в ладони рифленую рукоятку, ощутив тяжесть автомата, Сергей Буров словно протрезвел. Сознание вдруг стало чистым, думалось легко, и нужные решения появлялись практически мгновенно.
Командующий немного позабытым – по долгу службы главным оружием его давно уже стал обычный карандаш – передернул затвор, отжимая вниз флажок предохранителя. Он видел, как солдаты, встав у оконных проемов, стреляют по мелькавшим снаружи едва различимым фигурам, все ближе подбиравшимся к стенам штаба. Они тенями метались во мраке, падали, порой вновь вставали, продолжая движение, порой так и оставались лежать на асфальте, раскинув руки.
– Черт возьми, мы в окружении! Уходим отсюда, – приказал Буров. – Покинуть штаб!
Противник атаковал с неожиданной яростью, рвался вперед, невзирая на потери, и командующий понял, что двух взводов, оставленных для охраны штаба, не хватит для того, чтобы отбить эту атаку. Уже горели, освещая прилегающую к самому штабу территорию, несколько штабных машин и бронетранспортеров, отчасти облегчив задачу защитникам тем, что подсвечивали поле боя, позволяя вести точный огонь.
Окруженный несколькими солдатами и офицерами штаба, зачастую вооруженными только табельными пистолетами ПМ, Буров бежал прочь из превратившегося в западню здания. Генерал видел, как пулеметчик, упирая в подоконник сошки своего ПКМ, увлеченно расстреливал кого-то снаружи, молотя длинными очередями. Солдат стоял уже в целой куче стреляных гильз, со звоном сыпавшихся ему под ноги. За стеной что-то грохнуло, и ворвавшиеся в проем осколки гранаты, чудом не угодившей в окно, впились бойцу в лицо. Пулеметчик отскочил, пронзительно закричав и прижав ладони к глазам.
– Бегом, прочь отсюда, – торопил Буров, вокруг которого уже собралось человек двадцать.
Они выскочили на крыльцо в тот миг, когда с грохотом взорвался танк, самая большая надежда, последний, и наиболее весомый козырь генерала, долго сомневавшегося, прежде чем оставил боевую машину при штабе. И теперь Т-62М, развороченный изнутри взрывом боекомплекта, ярко горел, и в отсветах пламени были видны фигуры людей, замыкавших кольцо вокруг штаба.
– А, черт! – Оглушенный взрывом Буров мотал головой, словно пытаясь стряхнуть что-то.
Генерала ухватили за рукав, куда-то потащили – он не сразу понял, что они движутся к стоявшему в отдалении БТР-80, кажется, целому и невредимому. Но наперерез им уже двигалась группа вражеских солдат. Ударили пулеметы, сухо затрещали штурмовые винтовки, и люди вокруг Бурова стали падать, словно тюки с зерном. Кто-то стрелял в ответ, другие рванули к бронетранспортеру – его спаренные пулеметы могли уравнять шансы при столкновении хоть с целой ротой американцев.
Сергей Буров, крепок прижав к плечу приклад автомата, нажал на спуск, дав длинную, в полмагазина, очередь, а потом, справившись с волнением, охватившим его, взяв себя в руки, добавил еще две коротких, по четыре-пять патронов. Кто-то рядом тоже выстрелил, срезав сразу двух вражеских солдат, и тотчас вскрикнул, падая на асфальт – пулеметная очередь наискось прошила грудь, пробив титановые пластины бронежилета. Буров тоже выстрелил, метя туда, откуда тянулся пунктир трассеров, и в этот миг увидел стоявшего напротив него американца, а тот уже вскинул винтовку, целясь, кажется, точно в лицо генералу.
– Вот сука! – как-то растерянно выдохнул командующий, рванув спусковой крючок, и услышав лишь щелчок ударника вместо треска выстрелов, от которого уже заложило уши – магазин оказался пуст.
Звуки боя затихали. Вокруг Бурова уже не осталось живых солдат – последних из них, тех, что пытались забраться в бронетранспортер, с покатого борта "смахнула" пулеметная очередь. Генерал, отбросив бесполезный автомат, схватился за кобуру, пытаясь достать свой "Макаров". Штатная армейская кобура отлично защищала табельное оружие офицеров от внешнего воздействия, влаги, мусора, но в вопросах быстрого извлечения она была явно не тем, что нужно. Широкий клапан не слушался, Буров дергал его обеими руками, пока в лицо ему не ударил резкий окрик на ломаном русском:
– Бросьте оружие! Сдавайтесь, и останетесь жить!
Трое американцев стояли в двух шагах от генерала, нацелив на него свои М16А2, хорошо различимые по круглому в сечении пластиковому цевью. Один из них, тот, у кого на винтовке был установлен подствольный гранатомет, прибавлявший оружию массивности, приблизился вплотную, опуская оружие и требовательно протягивая руку:
– Ваш пистолет! Отдайте его мне! Не делайте глупостей!
Сергей Буров послушно извлек свой ПМ, так и не послуживший владельцу в бою, протянув его американскому десантнику рукояткой вперед.
– Кто вы, – спросил генерал, с трудом вспомнив английскую речь. – Кому я сдаюсь?
– Сержант Джеймс Салливан, – четко доложил американец, сверкнув пронзительно-голубыми глазами из-под каски. – Сто первая воздушно-штурмовая дивизия Армии США. Ваше имя и звание?
– Генерал-полковник Буров, Российская Армия.
Американские десантники переглянулись – командующий отвечал по-английски, и они поняли каждое слово. Сейчас этим простым парням покорился офицер высшего ранга, тот, кто мог командовать дивизиями и корпусами, десятками тысяч бойцов, но сдался всего трем обычным солдатам. В этот миг сержант Салливан отчетливо понял, что они все же вырвали эту победу.
Рассвет застиг головные колонны Десятой легкой пехотной дивизии в пригородах Грозного. Рота, первой вошедшая в город, немедленно направилась к аэродрому, месту самых ожесточенных боев за время всей кампании. Вереница "Хаммеров", разрисованных зелено-коричневыми кляксами камуфляжной окраски, мчалась по улицам, погрузившимся в тишину, взрывая настороженное молчание ревом мощных моторов.
– Капрал, к пулемету, – не оборачиваясь назад, приказал сидевший рядом с водителем, напряженно вцепившимся в "баранку", командир роты, невольно крепче сжавший свой карабин М4А1, лежавший у него на коленях. – Предельное внимание и полная готовность! Смотри в оба, солдат!
Пехотинец, сидевший на заднем сидении, поднялся, распахивая люк в крыше и почти по пояс высунувшись наружу. Вцепившись в рукоятки трехствольного пулемета GAU-19/A пятидесятого калибра, установленного на турели, он развернул оружие, направив его на группу стоявших у обочины людей в русской военной форме, безразлично глядевших по сторонам. Солдаты, десятка полтора, большинство из которых было без оружия, хмуро смотрели исподлобья на колонну внедорожников, сплевывая себе под ноги. Казалось, они не замечали ни направленные на них стволы пулемета, способного, выпуская в секунду более тридцати пуль калибром 12,7 миллиметра, смести разом всех их, ни чужих машин, потоком движущихся по улицам затихшего после бурной ночи города.